Стихи Брюсова Валерия

Жизнь кончена, я это сознаю, Нет больше целей, нет надежд свободных, Пора пересказать всю жизнь свою

Леандр Геро, слушай! слышишь, Геро! Рядом в лад стучат сердца. Геро Милый, нет! у башни серой Ярость

Голубое, голубое Око сумрачной страны! Каждый день ты вновь иное: Грезишь, пламенное, в зное, В непогоду

Дальний шум фонтана, Листьев тихий шум… Сладок миг обмана, Миг туманных дум. Я молюсь кому-то, Я дышу

Собирай свои цветочки, Заплетай свои веночки, Развлекайся как-нибудь, По лугу беспечно бегай!

(Армянские народные песни) 1 Белый конь! Тебе ль подкова! — Роза моя, джан! джан! Родинка что чернобровой?

Вышел Леший, сел на пень, Чует запах деревень, Палку новую кремнем обтесывает, Порой бороду почесывает

Если мне суждено умереть, Не окончив начатых созданий, Я о планах не стану жалеть: Их свершит грядущий

Над водой поникли ивы, Гор лесистые извивы Тайну прошлого хранят, Луг и дали — молчаливы. Луг и дали

Под навесом темной ели, На ковре из мягкой хвои, Оба друга рядом сели — И теперь их в мире двое.

I Я год провел в старинном и суровом, Безвестном Городе. От мира оградясь, Он не хотел дышать ничем живым и новым.

Лежу в земле, и сон мой смутен… В открытом поле надо мной Гуляет, волен а беспутен, Январский ветер ледяной

И небо и серое море Уходят в немую безбрежность. Так в сердце и радость и горе Сливаются в тихую нежность.

1 Ты не в гробнице лежишь, под украшенным лирою камнем: Шумного моря простор — твой вечнозыблемый гроб.

1 Сокрылась давно Селена, Сокрылись Плеяды. Ночи Средина. Часы проходят. А я все одна на ложе.

Твой детски женственный анализ Любви, «пронзившей метко» грудь, Мечте стиха дает, Адалис, Забытым ветром

Нет, не тебя так рабски я ласкаю! В тебе я женщину покорно чту, Земной души заветную мечту, За ней влекусь

Вечно вольный, вечно юный, Ты как ветер, как волна, Речь твоя поет, как струны, Входит в души, как весна.

Снова сумрак леса зелен, Солнце жгуче, ветер чист; В яме, вдоль ее расселин, Тянут травы тонкий лист.

Как всякий, кто Любви застенок ведал, Где Страсть пытает, ласковый палач, — Освобожден, я дух бесстрастью

«Умирают с голода, Поедают трупы, Ловят людей, чтоб их съесть, на аркан!» Этого страшного голоса Не перекричат

Тайны мрака побледнели; Неземные акварели Прояснились на востоке; Но, таинственно-далеки, Звезды ночи

Сладострастные тени на темной постели окружили, легли, притаились, манят, Наклоняются груди, сгибаются

(Риторнель) Серо Море в тумане, и реет в нем рея ли, крест ли; Лодка уходит, которой я ждал с такой верой!

У друга на груди забылася она В каюте, убранной коврами и цветами, И первый сон ее баюкала волна Созвучными струями.

Свищет вполголоса арии, Блеском и шумом пьяна, Здесь, на ночном тротуаре, Вольная птица она!

Ночным дождем повалена, Вся в серебре трава; Но в облаках проталина — Живая синева. Шагам песок промоченный

Бред ночных путей, хмельные кубки. Город — море, волны темных стен. Спи, моряк, впивай, дремля на рубке

Часы прошли, как сон изменчивый, О вечер! наступай и ты, И встречей длительной увенчивай Весь день томившие мечты!

Шестой! да, шестой! вновь за черными красные цифры, Кричит календарь — межевать вдохновенье но дням

Это — не надежда и не вера, Не мечтой одетая любовь: Это — знанье, что за жизнью серой, В жизни новой

Я действительности нашей не вижу, Я не знаю нашего века, Родину я ненавижу, — Я люблю идеал человека.

Und mein Stamm sind jene Asra, Welche sterben, wenn sie lieben. H. Heine[1] Я помню легкие пиластры Закатных

Яростные птицы с огненными перьями Пронеслись над белыми райскими преддверьями, Огненные отблески вспыхнули

Кипит встревоженное море, Мятутся волны, как в плену; Померк маяк на Ай-Тодоре, Вся ночь приветствует луну.

Девочка далекая, Спи, мечта моя! Песня одинокая Над тобой — как я. Песня колыбельная, Сложенная мной

Роет норы крот угрюмый; Под землей чуть слышны шумы С травяных лугов земли: Шорох, шелест, треск и щебет…

Я вас благословляю, рощи, Где под завесой из ветвей Мне было легче, было проще Шептать о радости своей!

Люблю я линий верность, Люблю в мечтах предел. Меня страшит безмерность И чудо божьих дел. Люблю дома, не скалы.

От ранних детских лет, как свет среди теней, Люблю я этот день, наш праздник, вечно жданный.

Мерный шум колес, Поле, ряд берез, Много мутных грез; Мчимся, мчимся, мчимся… Мерный шум и шум, Свод

Пророк, чей грозный нимб ваятель Рогами поднял над челом, Вождь, полубог, законодатель, — Всё страшно

Мы бродили, вдвоем и печальны, Между тонких высоких стволов, Беспощадные, жадные тайны Нас томили, томили без слов.

На горячем песке, пред ленивым прибоем, Ты легла; ты одна; ты обласкана зноем. Над тобой небеса от лучей

Маленькая девочка На песке, на лесенке Камешки бросала. Дети пели песенки, Их семья играла.

На церковной крыше, У самого золотого креста (Уже восхода полоски наметились), Как две летучих мыши

Шумя, Европу обняла война, Глася: «Мир хижинам и гибель тронам!» Пусть эта брань потом Наполеоном, В

Не так же ль годы, годы прежде Бродил я на закате дня, Не так же ль ветер, слабый, нежный, Предупреждал

И бездна нам обнажена, С своими страхами и мглами… Вот отчего нам ночь страшна. Ф. Тютчев Как золото

Облеченные в одежды Длинно-тяжкие, — не мы К красоте откроем вежды, Мы — в темницах серой тьмы.