Стихи Павловой Веры

Снег. Над балконом флаги пеленок. Первый, блин, комом в горле ребенок. Санки возила по редколесью.

Я не вру, а слово врет, фразы складываются косо. Говорю, как будто рот не опомнился от наркоза, под которым

Положена солнцем на обе лопатки, на обе босые чумазые пятки, на обе напрягшиеся ягодицы, на обе ладони

Реку берега берегут, а она их не бережёт. Реку берега стерегут, да кто ж такую устережёт. А они под ручки

Буквы буквальны не менее цифр, не менее к формулам склонны. Книга стихов, если врубишься в шифр, становится

Зачатая за Полярным кругом, выношенная полярной ночью назло черным вьюгам, рвущим дыханье в клочья, я

синий экран неба курсор твоего боинга если б тебя не было я бы придумала Бога

Ждать награды, считать удары, сжимать в кармане в часы тревог ключ от рая — такой старый, что страшно

Исследуй причуды почерка огненных букв на стене разглядывай пятна Роршаха на девичьей простыне гадай

Одной любовью жива, другие напрочь забыв, одни и те же слова пою на разный мотив — то баховский, то блатной.

Сны в дневнике — воспоминанья, в стихах воспоминанья — сны. Во сне сомнительны признанья, во сне соития

Любовь — тенор-альтино* Ты понял меня, скотина? ______________ * Мужской альтовый голос.

Они влюблены и счастливы. Он: — Когда тебя нет, мне кажется — ты просто вышла в соседнюю комнату.

Пером летучей мыши: Я слышу, слышу, слышу! Перышком из подушки: Закладывает ушки. Паркером-пеликаном

Буду писать тебе письма, в которых не будет ни слова кокетства, игры, бравады, лести, неправды, фальши

Эту книгу читает вслух ангел, склонясь над кроваткой. Из этой книги диктует дух насмешливый, с дикцией гадкой.

Века закроются как веки, сомкнутся веки как века, и реки слез, и крови реки свои затопят берега.

Быть собой — не втягивать живот, не таить обиду и тревогу, думать — жизнь прошла, и слава богу, верить

Ребенком, в середине мая, стрекозьи роды принимая, природа, я тебя читала на языке оригинала.

Показанья выслушивай, не скрывая улыбки, баю-байковый, сплюшевый медвежонок из зыбки. Для чего мне секретное

Заплетала косички, в музыкалку вела. Прививала привычки. Упрямство привила. Бах, Клементи и Черни, приходите

Поцелуи прячу за щеку — про запас, на случай голода. С милым рай в почтовом ящике. Ящик пуст.

вижу сырую землю — и хочется играть в ножички вижу сухой асфальт — и хочется играть в классики вижу проточную

Давай друг друга трогать, пока у нас есть руки, ладонь, предплечье, локоть, давай любить за муки, давай

Тонула. За соломинку в глазу чужом хваталась — утешение тонуть вдвоем. А если бы заметила бревно в своем

Поколенье, лишённое почерка и походки, не голос — синхронный закадровый перевод, тебе провожать меня

Сражаться с прошлым — вдвойне нелепое донкихотство: во-первых, на его стороне численное превосходство

Попытка не пытка. Не пытка вторая попытка. А третья попытка изрядно похожа на пытку. Четвертая — пытка.

разговаривать с великими примеряя их вериги переписываться с книгами переписывая книги редактировать

Ласка через порог сна. Во сне? В полусне? Что такое порок, я не знаю, зане льнут, вслепую сплетясь, друг

Ты рыбачил, я сочиняла — line — и строка, и леска — леска запутывалась, я ныряла, дёргала слишком резко

Трудолюбив напарник, крови богата руда. Сердце мое, ударник сизифова кап. труда, иррационализатор, автор

Утро вечера мудренее, дочка — матери. На какую же ахинею время тратили — спорили, можно ли в снег — без

Как у того осла морковь, перед лицом — зеркало. Долго, к себе питая любовь, я за собой бегала.

Один умножить на один равняется один Отсюда вывод, что вдвоем ты все равно один Отсюда вывод, что вдвоем

О чем? — О выживанье после смерти за счет инстинкта самосохраненья, о мягкости, о снисхожденье тверди

Заснула со строкой во рту. Проснулась — нету, проглотила. Потом весь день болел живот.

Всю зиму ждала весны, и вот — снег начал таять, и так его стало жалко! Как в день развода — поедем к

Удобряю ресницы снами. Гуще некуда. Нет длинней. Я-то знаю, что будет с нами. Но судьбе все равно видней

Дадим собаке кличку, а кошке псевдоним, окликнем птичку: “Птичка!”, с травой поговорим, язык покажем

Научиться смотреть мимо. Научиться прощаться первой. Одиночество нерастворимо ни слезой, ни слюной, ни спермой.

Испуганное, слепое не вспомнится, не приснится юности средневековье, ее костры и темницы, ее чердаки

Довольно уже тревог, довольно уже разлук! Сердце моё — коробок, в котором скребётся жук. Кормила его

Услышав небрежное помер, почувствовав стенки аорты, записываю новый номер в телефонную книгу мертвых

Сняла глаза, как потные очки, и, подышав, подолом их протерла, походкой удлинила каблуки и ласками прополоскала

Твоя хладность — как грелка аппендициту. Твоя страстность — как холециститу лёд. Твоё сердце, даже когда

Я устала тебя провожать, Слезы лить перед дальней дорогой, За тебя постоянно дрожать И терзать свое сердце тревогой.

Трогающему грудь: Знаешь, какою она была? Обнимающему за талию: Знаешь, какою она была? Ложащемуся сверху

О жизни будущаго века — на языке веков минувших… О паюсная абевега столетий, плавником блеснувших, о

Позирую. Облик держу на весу. Любимые взгляды цитирую взглядом. Неприватизированную красу Володя Сулягин