Стихи Полозковой Веры

попробуй съесть хоть одно яблоко без вот этого своего вздоха о современном обществе, больном наглухо

Что еще тебе рассказать? Надо жить у моря, мама, надо делать, что нравится, и по возможности ничего не

Чего они все хотят от тебя, присяжные с мониторами вместо лиц? Чего-то такого экстренного и важного

И он говорит ей: «С чего мне начать, ответь, — я куплю нам хлеба, сниму нам клеть, не бросай меня одного

С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще; она смотрит

И катись бутылкой по автостраде, Оглушенной, пластиковой, простой. Посидели час, разошлись не глядя

ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком лучше вот о том, как в подвальном

лучше йогурта по утрам только водка и гренадин. обещай себе жить без драм — и живи один. все слова переврутся

Стиснув до белизны кулаки, Я не чувствую боли. Я играю лишь главные роли — Пусть они не всегда велики

Мне бы только хотелось, чтобы (Я банальность скажу, прости) Солнце самой высокой пробы Озаряло твои пути.

Надо было поостеречься. Надо было предвидеть сбой. Просто Отче хотел развлечься И проверить меня тобой.

В свежих ранах крупинки соли. Ночью снятся колосья ржи. Никогда не боялась боли — Только лжи.

История болезни Голос – патокой жирной… Солоно… Снова снилось его лицо. Символ адова круга нового – Утро.

Пусто. Ни противостоянья, Ни истерик,ни кастаньет. Послевкусие расставанья. Состояние Расстоянья — Было

Губы плавя в такой ухмылке, Что на зависть и королю, Он наколет на кончик вилки Мое трепетное «люблю».

— Уходить от него. Динамить. Вся природа ж у них – дрянная. — У меня к нему, знаешь, память – Очень древняя, нутряная.

Он вышел и дышит воздухом, просто ради Бездомного ноября, что уткнулся где-то В колени ему, и девочек

Хвалю тебя, говорит, родная, за быстрый ум и веселый нрав. За то, что ни разу не помянула, где был неправ.

И я не знаю, что у тебя там – У нас тут солнышко партизанит, Лежит на крыше и целит в глаз. Заедешь?

Из лета как из котла протекла, пробилась из-под завала. А тут все палят дотла, и колокола. Сначала не

Эльвира Павловна, столица не изменяется в лице. И день, растягиваясь, длится, так ровно, как при мертвеце

Сайде – на чай Свиться струйкой водопроводной – Двинуть к морю до холодов. Я хочу быть такой свободной

Все топлюсь вроде в перспективах каких-то муторных — Но всегда упираюсь лбом в тебя, как слепыш.

Лето в городе, пыль столбом. Надо денег бы и грозу бы. Дни – как атомные грибы: Сил, накопленных для

– мама, правда, что игрушки оживают по ночам? кофе пьют, едят ватрушки? – нет, никто не замечал. – говорят?

И тут он приваливается к оградке, грудь ходуном. Ему кажется, что весь мир стоит кверху дном, А он, растопырив

И пока он вскакивает с кровати, еще нетрезвый, Борется в кухне с кофейной джезвой, В темной ванной одним

Помолчи меня, полечи меня, поотмаливай. Пролей на меня прохладный свой взор эмалевый. Умой меня, замотай

В Баие нынче закат, и пена Шипит как пунш в океаньей пасти. И та, высокая, вдохновенна И в волосах ее

Никогда не тревожь того, кто лежит на дне. Я песок, и большое море лежит на мне, Мерно дышит во сне

Свой лик запрятавши в истуканий, Я буду биться и побеждать, Вытравливая из мягких тканей Свою плебейскую

Жаль, в моих смс-архивах программы нету, Что стирала бы слой отмерший в режиме «авто». Я читаю «ну я

Что-то клинит в одной из схем. Происходит программный сбой. И не хочется жить ни с кем, И в особенности с собой.

мы с мамой стояли и молча смотрели как снег опоздал и западал в апреле. и папа сердился: – ну это уж слишком!

На пляже «Ривьера» лежак стоит сорок гривен. У солнышка взгляд спокоен и неотрывен, Как у судмедэксперта

Это последний раз, когда ты попался В текст, и сидишь смеешься тут между строк. Сколько тебя высасывает

Суть не в том, чтоб не лезть под поезд или знак «Не влезай – убьет». Просто ты ведь не Нео – то есть

Я обещала курить к октябрю – и вот Ночь мокрым носом тычется мне в живот, Смотрит глазами, влажными от

Это Гордон Марвел, похмельем дьявольским не щадимый. Он живет один, он съедает в сутки по лошадиной Дозе

Я не то чтобы много требую – сыр Дор Блю Будет ужином; секс – любовью; а больно – съёжься. Я не ведаю

С ним внутри я так быстро стану себе тесна, Что и ртами начнем смыкаться совсем как ранами.

Прежде, чем заклеймить меня злой и слабой, — Вспомнив уже потом, по пути домой – Просто представь себе

В освещении лунном мутненьком, Проникающем сквозь окно, Небольшим орбитальным спутником Бог снимает про нас кино.

– боже, где вы столько времени бегали? – космолет мы собирали с коллегами. – отчего же рукава-то все черные?

Старый Хью жил недалеко от того утеса, на Котором маяк – как звездочка на плече. И лицо его было словно

Меня любят толстые юноши около сорока, У которых пуста постель и весьма тяжела рука, Или бледные мальчики

Милый Майкл, ты так светел; но безумие заразно. Не щадит и тех немногих, что казались так мудры.

Никто из нас не хорош, и никто не плох. Но цунами как ты всегда застают врасплох, А районы как я нищи

Давай будет так: нас просто разъединят, Вот как при междугородних переговорах – И я перестану знать

осень опять надевается с рукавов, электризует волосы — ворот узок. мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров