Стихи Пушкина Александра

С своей пылающей душой, С своими бурными страстями, О жены Севера, меж вами Она является порой И мимо

Была пора: наш праздник молодой Сиял, шумел и розами венчался, И с песнями бокалов звон мешался, И тесною

Сцена I Комната. Сальери Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше. Для меня Так это ясно

Мартын. Послушай, Франц: в последний раз говорю тебе как отец: я долго терпел твои проказы;

Царица голосом и взором Свой пышный оживляла пир, Все, Клеопатру славя хором, В ней признавая свой кумир

Простите, верные дубравы! Прости, беспечный мир полей, И легкокрылые забавы Столь быстро улетевших дней!

Мой друг! неславный я поэт, Хоть христианин православный, Душа бессмертна, слова нет, Моим стихам удел

Кубок янтарный Полон давно — Пеной угарной Блещет вино. Света дороже Сердцу оно; Но за кого же Выпыо вино?

Эльвина, милый друг, приди, подай мне руку, Я вяну, прекрати тяжелый жизни сон; Скажи… увижу ли, на долгую

Кто с минуту переможет Хладным разумом любовь, Бремя тягостных оков Ей на крылья не возложит, Пусть не

Я сам в себе уверен, Я умник из глупцов, Я маленький Каверин, Лицейский Молоствов [1]. _____________

Внук Тредьяковского [1] Клит гекзаметром песенки пишет, Противу ямба, хорея злобой ужасною дышет;

Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог.

Беги, сокройся от очей, Цитеры слабая царица! Где ты, где ты, гроза царей, Свободы гордая певица?

Когда погаснут дни мечтанья И позовет нас шумный свет, Кто вспомнит братские свиданья И дружество минувших лет?

Над Невою резво вьются Флаги пестрые судов; Звучно с лодок раздаются Песни дружные гребцов;

Кремлевские палаты (1598 года, 20 февраля) Князья Шуйский и Воротынский. Воротынский Наряжены мы вместе

Отцы пустынники и жены непорочны, Чтоб сердцем возлетать во области заочны, Чтоб укреплять его средь

I. На Испанию родную Призвал мавра Юлиан. Граф за личную обиду Мстить решился королю. Дочь его Родрик

Он между нами жил Средь племени ему чужого; злобы В душе своей к нам не питал, и мы Его любили.

I И дале мы пошли — и страх обнял меня. Бесенок, под себя поджав свое копыто, Крутил ростовщика у адского огня.

Here’s a health to thee, Mary. Пью за здравие Мери, Милой Мери моей. Тихо запер я двери И один без гостей

Дробясь о мрачные скалы, Шумят и пенятся валы, И надо мной кричат орлы, И ропщет бор, И блещут средь

Надеясь на мое презренье, Седой зоил меня ругал, И, потеряв уже терпенье, Я эпиграммой отвечал.

Журналами обиженный жестоко, Зоил Пахом печалился глубоко; На цензора вот подал он донос; Но цензор прав

Душа моя Павел, Держись моих правил: Люби то-то, то-то, Не делай того-то. Кажись, это ясно.

Как! жив еще Курилка журналист? — Живехонек! все так же сух и скучен, И груб, и глуп, и завистью размучен

Ты обещал о романтизме, О сем парнасском афеизме, Потолковать еще со мной, Полтавских муз поведать тайны

Полу-фанатик, полу-плут; Ему орудием духовным Проклятье, меч, и крест, и кнут. Пошли нам, господи, греховным

Придет ужасный час… твои небесны очи Покроются, мой друг, туманом вечной ночи, Молчанье вечное твои сомкнет

Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице, Венчанный лаврами, в блестящей багрянице, Спесиво развалясь

Добра чужого не желать Ты, боже, мне повелеваешь; Но меру сил моих ты знаешь — Мне ль нежным чувством

Красноречивый забияка, Повеса, пламенный поэт

Султан ярится. Кровь Эллады И peзвocкачет, и кипит. Открылись грекам древни клады, Трепещет в Стиксе

Вчера был день разлуки шумной, Вчера был Вакха буйный пир, При кликах юности безумной, При громе чаш

Первый вариант (без цензуры) В нем пунша и войны кипит всегдашний жар, На Марсовых полях он грозный был

Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной Ты на казнь осуждена?

Напрасно, милый друг, я мыслил утаить Обманутой души холодное волненье. Ты поняла меня — проходит упоенье

Позволь душе моей открыться пред тобою И в дружбе сладостной отраду почерпнуть. Скучая жизнию, томимый

Не стая воронов слеталась На груды тлеющих костей, За Волгой, ночью, вкруг огней Удалых шайка собиралась.

С тобой мне вновь считаться довелось, Певец любви то резвый, то унылый; Играешь ты на лире очень мило

Твое соседство нам опасно, Хоть мило, может быть, оно — Так утверждаю не напрасно И доказать не мудрено.

Полу-милорд, полу-купец, Полу-мудрец, полу-невежда, Полу-подлец, но есть надежда, Что будет полным наконец.

Овидий, я живу близ тихих берегов, Которым изгнанных отеческих богов Ты некогда принес и пепел свой оставил.

О дева-роза, я в оковах; Но не стыжусь твоих оков: Так соловей в кустах лавровых, Пернатый царь лесных

Альфонс садится на коня; Ему хозяин держит стремя. «Сеньор, послушайтесь меня: Пускаться в путь теперь

Меж тем, как изумленный мир На урну Байрона взирает, И хору европейских лир Близ Данте тень его внимает

Там звезда зари взошла, Пышно роза процвела. Это время нас, бывало, Друг ко другу призывало.

Я Лилу слушал у клавира; Ее прелестный, томный глас Волшебной грустью нежит нас, Как ночью веянье зефира.

Так и мне узнать случилось, Что за птица Купидон; Сердце страстное пленилось; Признаюсь — и я влюблен!