Стихи Джорджа Байрона

В порыве жаркого лобзанья К твоим губам хочу припасть; Но я смирю свои желанья, Свою кощунственную страсть!

О, да, я признаюсь, мы с вами близки были; Связь мимолетная для детских лет — вечна; Нам чувства братские

Кто убил Джона Китса? — Я, — ответил свирепый журнал, Выходящий однажды в квартал. — Я могу поручиться

Прямо с Эльбы в Лион! Города забирая, Подошел он, гуляя, к парижским стенам — Перед дамами вежливо шляпу

Как одинокая гробница Вниманье путника зовет, Так эта бледная страница Пусть милый взор твой привлечет.

Ньюстед! Ветром пронизана замка ограда, Анслейские холмы! Бушуя, вас одел косматой тенью холод Бунтующей зимы.

О дева! Знай, я сохраню Прощальное лобзанье И губ моих не оскверню До нового свиданья. Твой лучезарный

Река! Твой путь — к далекой стороне, Туда, где за старинными стенами Любимая живет — и обо мне Ей тихо

Пою дитя любви, вождя войны кровавой, Кем бриттов отдана Нормандии земля, Кто в роде царственном своем

Кто драться не может за волю свою, Чужую отстаивать может. За греков и римлян в далеком краю Он буйную

Когда надменный герцог или граф Вернется в землю, славы не стяжав, Зовут ваятеля с его резцом И ставят

Царь на троне сидит; Перед ним и за ним С раболепством немым Ряд сатрапов стоит. Драгоценный чертог И

Не вспоминай тех чудных дней Что вечно сердцу будут милы, — Тех дней, когда любили мы. Они живут в душе моей.

Не зарыта Брауншвейга умершая дочь, Не свершен еще скорбный обряд похорон, А Георг уже мчится ирландцам

От смерти когтей не избавлен, Под камнем холодным он тлеет; Он ложью в палате прославлен, Он ложе в аббатстве имеет.

Когда торжественно тщеславный кесарь Рима, Пред кем склонялась чернь с враждой непримиримой, Открыл перед

I О Ватерлоо! Мы не клянем Тебя, хоть на поле твоем Свобода кровью истекла: Та кровь исчезнуть не могла.

Пора! Прибоя слышен гул, Корабль ветрила развернул, И свежий ветер мачту гнет, И громко свищет, и поет;

Не бродить нам вечер целый Под луной вдвоем, Хоть любовь не оскудела И в полях светло, как днем.

Должно бы сердце стать глухим И чувства прежние забыть, Но, пусть никем я не любим, Хочу любить!

Рифм написал я семь томов Для Джона Меррея столбцов. Немного было переводов Для галльских и других народов;

Клятвопреступники нашли здесь отдых вечный: Безглавый Карл и Генрих бессердечный. В их мрачном склепе

Прости! Коль могут к небесам Взлетать молитвы о других. Моя молитва будет там, И даже улетит за них!

I Все кончено! Вчера венчанный Владыка, страх царей земных, Ты нынче — облик безымянный! Так низко пасть

Твоей красы здесь отблеск смутный, — Хотя художник мастер был, — Из сердца гонит страх минутный, Велит

I О Кэстелри, ты истый патриот. Герой Катон погиб за свой народ, А ты отчизну спас не подвигом, не битвой

Песнь первая Кто знает край далекий и прекрасный, Где кипарис и томный мирт цветут И где они как призраки

Твои, Том Пейн, он вырыл кости, Но, бедный дух, имей в виду: К нему ты здесь явился в гости, Он навестит

Плачь, дочь несчастных королей, Бог покарал твою страну! И если бы слезой своей Могла ты смыть отца вину!

Как грешник, изгнанный из рая, На свой грядущий темный путь Глядел, от страха замирая, И жаждал прошлое вернуть.

Лорд Эльдон, прекрасно! Лорд Райдер, чудесно! Британия с вами как раз процветет. Врачуйте ее, управляя

Не блеском мил мне сердолик! Один лишь раз сверкал он, ярок, И рдеет скромно, словно лик Того, кто мне

Царица снов и детской сказки, Ребяческих веселий мать, Привыкшая в воздушной пляске Детей послушных увлекать!

Встревожен мертвых сон, — могу ли спать? Тираны давят мир, — я ль уступлю? Созрела жатва, — мне ли медлить жать?

Пусть прелесть матери с умом отца В нем навсегда соединится, Чтоб жил он в добром здравьи до конца С

В кипенье нежности сердечной Ты «жизнью» друга назвала: Привет бесценный, если б вечно Живая молодость цвела!

Не бойся: я — простая кость; Не думай о душе угасшей. Живых голов ни дурь, ни злость Не изойдут из этой чаши.

I Жизнь наша двойственна; есть область Сна, Грань между тем, что ложно называют Смертью и жизнью;

Что ты, Мэрион, так грустна? Или жизнью смущена? Гнев нахмуренных бровей Не к лицу красе твоей.

Серинф жестокий! Ты ль неверным сердцем рад Мученьям без числа, что грудь мою язвят? Увы! Стремилась

Дети Сули! Киньтесь в битву, Долг творите, как молитву! Через рвы, через ворота: Бауа, бауа, сулиоты!

Стрэхен, Линто былых времен, Владыка рифм и муз патрон, Ты бардов шлешь на Геликон, О, друг Меррей!

У вод вавилонских, печалью томимы, В слезах мы сидели, тот день вспоминая, Как враг разъяренный по стогнам

Места родимые! Здесь ветви вздохов полны, С безоблачных небес струятся ветра волны: Я мыслю, одинок

Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо, Готов его сразить иль пасть с тобой в крови, И если б пробил

Конец! Все было только сном. Нет света в будущем моем. Где счастье, где очарованье? Дрожу под ветром

I Известен всем (невежд мы обойдем) Веселый католический обычай Гулять вовсю перед святым постом, Рискуя

1 Титан! На наш земной удел, На нашу скорбную юдоль, На человеческую боль Ты без презрения глядел;

Гайдэ, о моя дорогая, В твой сад я вхожу по утрам, Прекрасную Флору встречая Меж роз в твоем образе там.

Джон Адамс здесь лежит, Саутвеллского прихода Носильщик; он носил ко рту стаканчик свой Так часто, что