Стихи Ольги Седаковой

В час молчания птиц и печали бессловесных растений и рыб различается зыбки качанье и веревок раскачанных скрип.

Ты сад, ты сад патрицианский, ты мрамор, к сердцу привитой, шумишь над снящейся водой, над юностью медитерранской

1. Женщина у зеркала Не снизу, а как из-за некоей двери, полурастворенной в святящийся зал, из верных

I Где высота сама себя играет на маленьком органе деревенском и на глазах лазурь изображает, но голосом

1 Существованье – смутное стекло. Военный марш или роман Лакло, или трактат о фауне озер – мне все равно.

Пруд говорит: были бы у меня руки и голос, как бы я любил тебя, как лелеял. Люди, знаешь, жадны и всегда

1 Старец из пустыни Сенаарской в дом приходит царский: он и врач, он и перекупщик самоцветов.

Когда они умирают или приближаются к смерти, мои споры с ними кончаются, и теперь я на их стороне.

Ночью к нам в гости – башни китайские: кремлевские бойницы на прищур остры. Отряхнули на соборы яблочки

Бабушке Ты гулюшки над старой люлькой, где дети нянчили детей, яйцо с наклёванной скорлупкой, и дух и

О прошедшем ни слова. Но, сердце, куда мы пойдем из гостей запоздалых, из темной целебной теплицы?

Триптих из баллады, канцоны и баллады I. Проводы Памяти Михаила Хинского Из тайных слез, из их копилки

I Когда, прекрасный кот, ты пробуешь в окне пространства опытность и силу, внутри как свет зажгут и размахнут

На востоке души, где-то возле блаженных Аравий, в турмалиновых гнездах, откуда птенцов воровали, и летающих

1 Поэт есть тот, кто хочет то, что все хотят хотеть: допустим, на шоссе винтообразный вихрь и черный

Падая, не падают, окунаются в воду и не мокнут длинные рукава деревьев. Деревья мои старые – пагоды, дороги!

– С детских лет, – писала Хильдегарда, – а теперь мне семьдесят, отец, и должно быть, легкими шагами

Кто говорит, щурится, лепечет, мигает за этой невыносимой сиренью, полоумной от красоты, а ночью включит

В двух шагах от притворенной двери в детскую, за щель шепчут стайкой оперенной в крыльях высохших плащей.

Неужели, Мария, только рамы скрипят, только стекла болят и трепещут? Если это не сад – разреши мне назад

Однажды, когда я умру до конца и белый день опадет с лица, услышу я, как спросонок: по тонким дранкам

О жизни линялой, о блюдце разбитом, о лестнице шаткой… А там, говорит, темнота, но она не мешает, она

То в теплом золоте, в широких переплетах, а то в отрепье дорогом ты глаз кормилица, как ласточка, крылатых

Ветер прощанья подходит и судит. Видит едва ли и слышит едва. И, как не знавшие грамоте люди, мы повторяем

ПОСВЯЩЕНИЕ Помни, говорю я, помни, помни, говорю и плачу: все покинет, все переменится и сама надежда убивает.

1 Для кого приходит радость, для кого приходит горе – ни тому и ни другому мы не будем удивляться и завидовать не будем.

Там, на горе, у которой в коленях последняя хижина, а выше никто не хаживал; лба которой не видывали

Боковые башни, вежи, шпили, каменная темнота. Все труды, которые любили или замышляли на века – никель

«Не так даю, как мир дает», не так: всё, и сразу, и без размышлений, без требований благодарности или

Непонятные дети, и холод, и пряжа, конский след и неведомый снег говорили: у вас – мы не знаем, у нас

Дом в метели, или огонь в степи, или село на груди у косматой горы, или хибара на краю океана, который

Душа воспитала шиповник, как братьев его – чернозем. Когда вас никто не упомнит, шиповник помянет добром.

Спи, а мы поговорим. Три восточные царя водят пальцем по бумаге и, губами шевеля, слог приклеивают к

Так мы и ехали: то ли в слезах, то ли больно от белого света. Я поглядела кругом, чтоб увидеть, как видимо это.

В ореховых зарослях много пустых колыбелей. Умершие стали детьми и хотят, чтобы с ними сидели, чтоб их

Поэзия земли не умирает. И здесь, на Севере, когда повалит снег, кузнечик замолчит. А вьюга заиграет

1 Есть некий дар, не больший из даров; как бы расположение шаров, почти бильярд – но если сразу сто

Знаете ли вы, карликовые сосны, плакучие ивы? Отвязанная лодка не долго тычется в берег – и ни радость

Птицы, вылетевшей из ржи, с вечером согласованье. Добрый вечер, милая, свяжи что с чем хочешь, покажи

С нежностью и глубиной – ибо только нежность глубока, только глубина обладает нежностью, – в тысяче лиц

1 – Пойдем, пойдем, моя радость, пойдем с тобой по нашему саду, поглядим, что сделалось на свете!

…И в эту погоду, когда, как вину, мы рады тому, что ни слуху, ни глазу нельзя погрузиться в одну глубину

Где победитель ляжет без вести, упав, как маленький, ничком в пласты сбивающейся извести, на напряженное

Вот она, строгая жизнь, посмотри, на прорехе прореха, зеркало около губ, эхо, глядящее в эхо.

I Мне снилось, как будто настало прощанье и встало над нашей смущенной водой. И зренье мешалось, как

Сюита пейзажей 1. Родник И первую – тем, кто толпится у входа, из внутренних глаз улыбаясь тебе, и пьет

Уж звездное небо уносит на запад и Кассиопеи бледнеет орлица – вот-вот пропадет, но, как вышивки раппорт

Поэт есть тот, кто хочет то, что все хотят хотеть. Как белка в колесе, он крутит свой вообразимый рок.

Только увижу путника в одежде светлой, белой – что нам делать, куда деваться? Только увижу белую одежду

1 В неизвестной высоте небесной, там, где некого искать, звезды движутся шеренгой тесной, продолжая вовлекать