Стихи Павла Когана

Из романа в стихах Есть в наших днях такая точность, Что мальчики иных веков, Наверно, будут плакать

Старый город над рекой дремучей В древности своей, Над той рекой, По которой проплывают тучи Далеко

Не додумав малой толики И строки не дочитав, Засыпает та, что только Горьковатая мечта. Месяц кружит

Снова осень проходит скверами, Клены старые золотя, Снова мне, ни во что не веруя, По чужим проходить путям.

Тебе опять совсем не надо Ни слов, ни дружбы. Ты одна. Шесть сотен верст до Ленинграда Заснежены, как тишина.

У земли весенняя обнова, только мне идти по ноябрю. Кто меня полюбит горевого, я тому туманы подарю.

Девушка взяла в ладони море, Море испарилось на руках. Только соль осталась, но на север Медленные плыли облака.

Ты снова, комнатка моя, Плывешь сквозь захмелевший вечер. И снова шорохи таят Надежду о далекой встрече…

Ветер, что устал по свету рыскать, Под стеной ложится на покой. Я мечтаю о далеком Фриско И о том, как

Поговорим о счастье. Вечер. Стихи. Окурки. Абажур. Зеленый свет. Не им ли мечен, В тоску, как в комнату, вхожу.

Листок, покрытый рябью строк, Искусство, тронутое болью, Любовь, тоска, надежда, рок, Единственность

В этих строках все: и что мечталось И что плакалось и снилось мне, Голубая майская усталость, Ласковые

Снова месяц висит ятаганом, На ветру догорает лист. Утром рано из Зурбагана Корабли отплывают в Лисс.

Песня Надоело говорить и спорить, И любить усталые глаза… В флибустьерском дальнем море Бригантина подымает

Мой приятель, мой дружище, Мой товарищ дорогой, Ты видал ли эти тыщи Синих звезд над головой?

Капитан непостроенных бригов, атаман несозданных вольниц, это я говорю — довольно! Без истерик.

Ну скажи мне ласковое что-нибудь, Девушка хорошая моя. Розовеют облака и по небу Уплывают в дальние края.

Опять походкой воровскою проходит ветер по Тверской… И полночь вновь летит тоскою, полынной древнею тоской.

Разрыв-травой, травою-повиликой Мы прорастем по горькой, по великой, По нашей кровью политой земле…

Как Парис в старину, ухожу за своею Еленой… Осень бродит по скверам, по надеждам моим, по пескам… На

Ночь пройдет по улицам До нездешниx улиц. Как она сутулится — Кофточка на стуле. Стали тени прочными

Нам лечь, где лечь, И там не встать, где лечь. __________________ И, задохнувшись «Интернационалом»

Неустойчивый мартовский лед Пешеходами изувечен. Неожиданно вечер придет, До усталости милый вечер.

Люди не замечают, когда кончается детство, Им грустно, когда кончается юность, Тоскливо, когда наступает

Мы кончены. Мы отступили. Пересчитаем раны и трофеи. Мы пили водку, пили «ерофеич», Но настоящего вина не пили.

И тишина густеет, И бродят ломкие тени, И в комнате чуть-чуть дымно От трубок — твоей и моей… И я достаю

Вот и мы дожили, Вот и мы получаем весточки В изжеванных конвертах с треугольными штемпелями, Где сквозь

Косым, стремительным углом И ветром, режущим глаза, Переломившейся ветлой На землю падала гроза.

Иней. Снег. Декабрь. Тишина. Тишина не бывает тише. Малярийная бродит луна Рыжей кошкой по черным крышам.

Ромбическая лепка мускула И бронза — дьявол или идол, И глаза острого и узкого Неповторимая обида.

Ну, как же это мне сказать, Когда звенит трамвай, И первая звенит гроза, И первая трава, И на бульварах

Светлая моя звезда. Боль моя старинная. Гарь приносят поезда Дальнюю, полынную. От чужих твоих степей

Эта ночь раскидала огни, Неожиданная, как беда. Так ли падает птица вниз, Крылья острые раскидав?

И немножко жутко, И немножко странно, Что казалось шуткой, Оказалось раной. Что казалось раной, Оказалось

На кого ты, девушка, похожа? Не на ту ль, которую забыл В те года, когда смелей и строже И, наверно

Мы сами не заметили, как сразу Сукном армейским начинался год, Как на лету обугливалась фраза И черствая

Подымем по чарочке, Улыбнемся весело («Весело ли, милый мой, Взаправду ли весел?»). Не надо, не спрашивай

Весь город вечер высинил, И фонари разлучились, Чуть-чуть глаза зажмуришь — И стукнутся в зрачки.

Я открываю окна в полночь. И, полнясь древней синевой И четкостью граненой полнясь, Ночь проплывает предо мной.

Быть может, мы с тобой грубы. Быть может, это детский пыл… Я понимал — нельзя забыть, И, видишь, все-таки забыл.

Весна разлилась по лужицам, Воробей по-весеннему кружится, Сосулька слезливо сосулится, Гудит по-весеннему улица.

У каждой ночи привкус новый, Но так же вдребезги храпят И спят, откушав, Ивановы, В белье, как в пошлости, до пят.

Я, наверно, родился поздно Или рано. Мне — не понять. Эти слишком домашние звезды Не тревожат меня, не манят.

Весна моя! Ты снова плещешь в лужах, И вновь Москва расцвечена Тобою в желть мимоз! И я, как каждый год