Стихи Петра Вяземского

Картузов другом просвещенья В листках провозгласил себя. О времена! О превращенья! Вот каковы в наш век друзья!

Куда летишь? К каким пристанешь берегам, Корабль, несущий по волнам Судьбы великого народа?

Между Харибдою и Сциллой Немилосердный рок Россию волновал. Погибшую ждал плен унылый, Спасенную — Мизинцев

1 Подлец, вертлявый по природе, Модницкий, глядя по погоде, То ходит в красном колпаке, То в рясах, в

Она — прекрасная минувших дней медаль. Довольно б, кажется, с нее и славы этой; Но ей на старости проказ

С Олимпа изгнаны богами, Веселость с Истиной святой Шатались по свету друзьями, Людьми довольны и собой;

Перед судом ума сколь, Каченовский! жалок Талантов низкий враг, завистливый зоил. Как оный вечный огнь

Недоумением напрасно ты смущен: Гостиная — одно, другое есть салон. Гостиную найдешь в порядочном трактире

Твой список послужной и оды, Хвостов! доказывают нам, Что ты на перекор природы Причелся к графам и певцам.

Свинья в театр когда-то затесалась И хрюкает себе — кому хвалу, Кому хулу. Не за свое взялась, хавронья;

Иной по Липецкому тракту Доехать к Талии хотел. Но с первого он сбился акту, В ухаб попался и — засел.

Простоволосая головка, Улыбчивость лазурных глаз, И своенравная уловка, И блажь затейливых проказ — Все

Моя вечерняя звезда, Моя последняя любовь! На потемневшие года Приветный луч пролей ты вновь!

Альбом, как жизнь, противоречий смесь, Смесь доброго, худого, пустословья: Здесь дружбы дань, тут светского

Булгарин, убедись, что брань его не жалит, Переменил теперь и тактику и речь: Чтоб Грибоедова упечь

Воли не давай рукам! — Говорили наши предки; Изменяли тем словам Лишь тогда, как стрелы метки Посылали

Радость, жизни гость случайный, Промелькнет — и замер след, Горе, — налицо, иль тайный, А всегда наш домосед.

(Застольная песня) Посмотрите, как полна Златоликая луна! Словно чаша круговая Посреди ночных огней

Живи здоров, не знай забот, ни скуки И веселись, и розы рви одне, И не бери во век Хвостова в руки.

Мудрец Гораций воспевал Свою посредственность златую: Он в ней и мудрость полагал И к счастию стезю прямую.

Что делает в деревне дальной Совсем не сельская вдова? Какие головы кружит в глуши печальной, Хоть, может

Нет спора, что Бибрис богов яз_ы_ком пел: Из смертных бо никто его не разумел.

Клеврет журнальный, аноним, Помощник презренный ничтожного бессилья, Хвалю тебя за то, что под враньем

Когда в груди твоей — созвучий Забьет таинственный родник И на чело твое из тучи Снисходит огненный язык;

На взяточников гром всё с каждым днем сильней Теперь гремит со всех журнальных батарей. Прекрасно!

«Намъ кое-что еще темно въ натуре; «Но съ нравственныхъ наукъ ужъ снятъ покровъ «И въ обличительной литературе

И в осени своя есть прелесть. Блещет день. Прозрачны небеса и воздух. Рощи сень Роскошно залита и пурпуром и златом;

Небрежностью людей иль прихотью судьбы В один и тот же час, и рядом, От свечки вспыхнули обои здесь;

Поклон любви с желаньем блага, В знак соучастья и родства, Со много шлет тебе, о Прага, Первопрестольная Москва.

Рожденный мирты рвать и спящий на соломе, В отечестве поэт, кондитор в барском доме! Другой вельможам

Того-сего пленительную смесь Всегда люблю, везде желаю; Однообразием скучаю, И за столом прошу и здесь

(Песня) Сердца томная забота, Безыменная печаль! Я невольно жду чего-то, Мне чего-то смутно жаль.

Онъ въ разныхъ видахъ мной замеченъ, Противуречій много въ немъ: Онъ скрытенъ сердцемъ, но умомъ Ужъ

В воспоминаниях ищу я вдохновенья, Одною памятью живу я наизусть, И радости мои не чужды сожаленья, И

Южные звезды! Черные очи! Неба чужого огни! Вас ли встречают взоры мои На небе хладном бледной полночи?

Люблю вас, баденские тени, Когда чуть явится весна И, мать сердечных снов и лени, Еще в вас дремлет тишина;

Сошел на Брайтон мир глубокий, И, утомившись битвой дня, Спят люди, нужды и пороки, И только моря гул

Во имя хартии, свободы, Всего, чего у нас nie ma, {*} {* Нет (польск.). — Ред.} Что у людей одной породы

(Дорогою) Морского берега стена сторожевая, Дающая отбой бушующим волнам, В лазурной глубине подошву

Дивлюсь всегда тому счастливцу, Который, чуждый всех забот, Как подобает горделивцу, Самоуверенно живет.

Жизнь наша в старости — изношенный халат: И совестно носить его, и жаль оставить; Мы с ним давно сжились

Прекрасен здесь вид Эльбы величавой, Роскошной жизнью берега цветут, По ребрам гор дубрава за дубравой

Гонители моей невинной лени, Ко мне и льстивые, и строгие друзья! Благодарю за похвалы и пени, — Но не

От шума, от раздоров, Гостинных сплетен, споров, От важных дураков, Забавников докучных И вечных болтунов

Когда беседчикам Державин пред концом, Жилища своего не завещал в наследство, Он знал их твердые права

Сознаться должен я, что наши хрестоматы Насчет моих стихов не очень тороваты. Бывал и я в чести;

У Каченовского в лакейской Он храбро петушится вслух: Быть так! Но если он петух, То верно уж петух индейской.

Наш век нас освещает газом Так, что и в солнце нужды нет: Парами нас развозит разом Из края в край чрез

(Гомбург. Октябрь) Кокетничает осень с нами! Красавица на западе своем Последней ласкою, последними дарами

Поздравить с пасхой вас спешу я, И, вместо красного яйца, Портрет курносого слепца Я к вашим ножкам