Осип Мандельштам — Стихи о любви

Я наравне с другими Хочу тебе служить, От ревности сухими Губами ворожить. Не утоляет слово Мне пересохших

Нежнее нежного Лицо твоё, Белее белого Твоя рука, От мира целого Ты далека, И все твое — От неизбежного.

О свободе небывалой Сладко думать у свечи. — Ты побудь со мной сначала,— Верность плакала в ночи,— Только

Она еще не родилась, Она и музыка и слово, И потому всего живого Ненарушаемая связь. Спокойно дышат моря

Жизнь упала, как зарница, Как в стакан воды — ресница. Изолгавшись на корню, Никого я не виню.

За то, что я руки твои не сумел удержать, За то, что я предал соленые нежные губы, Я должен рассвета

Возьми на радость из моих ладоней Немного солнца и немного меда, Как нам велели пчелы Персефоны.

Я не искал в цветущие мгновенья Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз, Но в декабре торжественного

Невыразимая печаль Открыла два огромных глаза, Цветочная проснулась ваза И выплеснула свой хрусталь.

Золотистого меда струя из бутылки текла Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела: Здесь, в печальной

Я ненавижу свет Однообразных звезд. Здравствуй, мой давний бред,- Башни стрельчатый рост! Кружевом, камень

Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд

— Как этих покрывал и этого убора Мне пышность тяжела средь моего позора! — Будет в каменной Трезене

Твоё чудесное произношенье — Горячий посвист хищных птиц; Скажу ль: живое впечатленье Каких-то шелковых зарниц.

И поныне на Афоне Древо чудное растет, На крутом зеленом склоне Имя божие поет. В каждой радуются келье

Холодок щекочет темя, И нельзя признаться вдруг, — И меня срезает время, Как скосило твой каблук.

Твоим узким плечам под бичами краснеть, Под бичами краснеть, на морозе гореть. Твоим детским рукам утюги

Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок, Спокойной тяжестью,—

Из полутёмной залы, вдруг, Ты выскользнула в лёгкой шали — Мы никому не помешали, Мы не будили спящих

Я изучил науку расставанья В простоволосых жалобах ночных. Жуют волы, и длится ожиданье, Последний час

Образ твой, мучительный и зыбкий, Я не мог в тумане осязать. «Господи!»- сказал я по ошибке, Сам того

Не спрашивай: ты знаешь, Что нежность безотчетна И как ты называешь Мой трепет — все равно;

Чуть мерцает призрачная сцена, Хоры слабые теней, Захлестнула шелком Мельпомена Окна храмины своей.

Мне жалко, что теперь зима И комаров не слышно в доме Но ты напомнила сама О легкомысленной соломе.

Я буду метаться по табору улицы темной За веткой черемухи в черной рессорной карете, За капором снега

Мастерица виноватых взоров, Маленьких держательница плеч! Усмирен мужской опасный норов, Не звучит утопленница-речь.

Я в хоровод теней, топтавших нежный луг, С певучим именем вмешался, Но всё растаяло, и только слабый

Есть целомудренные чары — Высокий лад, глубокий мир, Далеко от эфирных лир Мной установленные лары.