Такахама Кёси: Хокку
Навещаю погост. О, как малы и невзрачны могилы предков!..
О, какая тишь! Дождь весенний в саду поливает нераскрывшиеся цветы…
Первый зимний дождь — в сердце моем надолго останется он…
Приятно смотреть на огонь, в котором печется горка сладких бататов!
Сколько столетий пережил столп соляной — окаменевший ствол!..
Старый квартал — лабиринт переулков. Всюду сушат каштаны…
Бурый мох на крыше дзэнского храма клюет пичуга…
В узеньком переулке примостились с обеих сторон лавки торговцев рассадой…
Возле хижины хлев покосился под тяжестью снега — мычит корова…
Выхожу из корчмы — а мне вдогонку несется тихая песня…
И вдруг предо мной город в праздничной суматохе — Восточные горы…
Кончик трости моей осеннее поле измерил — измеряет другое…
Навещая больного, каждый раз все отчетливей вижу: поздняя осень…
О, хаги цветы, тому, кто любуется вами, что-нибудь нашепчите!..
Перед шумной толпой закрыты ворота храма — вишни цветут в тиши…
Предпоследний в году, назван месяц «малой весною» — по-весеннему воздух чист…
Сизый след прочертив, по капле роса стекает с листа банана…
Ставлю вещи на свет и смотрю, как рождаются тени в полдень осенний…
Подле храма в саду вечно будет стоять на закате камень Закатное солнце…
В небесную высь, под тяжестью снега склоняясь, упрямо рвутся деревья…
Вот и не стало цветов, что с ветвей облетали, не познав увяданья…
Грудью встречая студеный, порывистый ветер, забываю на время старость…
Золотая осень! Смотрит вдаль из-под руки юная островитянка…
Крики чаек морских — снова встречаю сумерки в хижине на берегу…
Наконец-то весна иву старую преобразила в нашем горном селенье.
О, как ночь коротка! Сторожка близ росного поля — ночлег мой в пути…
Печально поникнув, о годах вспоминаю былых, сокрытых мглою…
Пролетела на юг птица с добычей в клюве — ягода, наверно?
Сколько весен еще прошумит над старым курганом! Камелии куст…
Так же, как храм, и деревню назвали — Хорюдзи… Сеют пшеницу.
Храмовый гонг на луне отдается эхом. Гора Курама…
В сгустившейся мгле стволы оголенных деревьев так массивны и тяжелы…
Вот и померкло сиянье луны на дороге под уступом горным…
О алая слива! Как мил твой весенний наряд мне, пришедшему издалека!
Играют в волан — слух ласкает мягкий, как масло, столичный говор…
Купил я к столу моллюсков «Весенний месяц» — и в небо взглянул…
Нагнулся взглянуть на увядший цветок хризантемы — и овод тут как тут!
Облака по весне — будто огромная груда драгоценных камней…
Печеных бататов заказал я на десять сэн — оказалось так много!..
Прошлый год, этот год — будто годы на шест нанизали один к одному…
Скорбеть о весне — о жизни своей быстротечной безнадежно скорбеть…
Там, вдалеке, подросших саженцев листья шелестят на ветвях…
Цветочный базар. Роса горных тропок — мне тоже скоро по ним бродить…
Волн осенних разбег не увидит — но пусть хоть услышит мой слепой собеседник!..
Вот так и застынь, как стала сейчас — под сенью сливы в алом цвету!
Грущу о былом — в обрамленье ирисов алых журчащий ручей…
Передо мною огромный раскинулся порт, зеленью окаймлен…
Любовью объят, иду напрямик через поле, раздвигая ромашки…
Наконец превратился снегопад весенний — и вот рассеялась белая мгла.
Олений призыв в отдаленье звучит, затихая, — все печальней, печальней…