Стихи Полозковой Веры
Из лета как из котла протекла, пробилась из-под завала. А тут все палят дотла, и колокола. Сначала не
Эльвира Павловна, столица не изменяется в лице. И день, растягиваясь, длится, так ровно, как при мертвеце
Сайде – на чай Свиться струйкой водопроводной – Двинуть к морю до холодов. Я хочу быть такой свободной
Все топлюсь вроде в перспективах каких-то муторных — Но всегда упираюсь лбом в тебя, как слепыш.
Лето в городе, пыль столбом. Надо денег бы и грозу бы. Дни – как атомные грибы: Сил, накопленных для
– мама, правда, что игрушки оживают по ночам? кофе пьют, едят ватрушки? – нет, никто не замечал. – говорят?
И тут он приваливается к оградке, грудь ходуном. Ему кажется, что весь мир стоит кверху дном, А он, растопырив
И пока он вскакивает с кровати, еще нетрезвый, Борется в кухне с кофейной джезвой, В темной ванной одним
Помолчи меня, полечи меня, поотмаливай. Пролей на меня прохладный свой взор эмалевый. Умой меня, замотай
В Баие нынче закат, и пена Шипит как пунш в океаньей пасти. И та, высокая, вдохновенна И в волосах ее
Никогда не тревожь того, кто лежит на дне. Я песок, и большое море лежит на мне, Мерно дышит во сне
Свой лик запрятавши в истуканий, Я буду биться и побеждать, Вытравливая из мягких тканей Свою плебейскую
Жаль, в моих смс-архивах программы нету, Что стирала бы слой отмерший в режиме «авто». Я читаю «ну я
Что-то клинит в одной из схем. Происходит программный сбой. И не хочется жить ни с кем, И в особенности с собой.
мы с мамой стояли и молча смотрели как снег опоздал и западал в апреле. и папа сердился: – ну это уж слишком!
На пляже «Ривьера» лежак стоит сорок гривен. У солнышка взгляд спокоен и неотрывен, Как у судмедэксперта
Это последний раз, когда ты попался В текст, и сидишь смеешься тут между строк. Сколько тебя высасывает
Суть не в том, чтоб не лезть под поезд или знак «Не влезай – убьет». Просто ты ведь не Нео – то есть
Я обещала курить к октябрю – и вот Ночь мокрым носом тычется мне в живот, Смотрит глазами, влажными от
Это Гордон Марвел, похмельем дьявольским не щадимый. Он живет один, он съедает в сутки по лошадиной Дозе
Я не то чтобы много требую – сыр Дор Блю Будет ужином; секс – любовью; а больно – съёжься. Я не ведаю
С ним внутри я так быстро стану себе тесна, Что и ртами начнем смыкаться совсем как ранами.
Прежде, чем заклеймить меня злой и слабой, — Вспомнив уже потом, по пути домой – Просто представь себе
В освещении лунном мутненьком, Проникающем сквозь окно, Небольшим орбитальным спутником Бог снимает про нас кино.
– боже, где вы столько времени бегали? – космолет мы собирали с коллегами. – отчего же рукава-то все черные?
Старый Хью жил недалеко от того утеса, на Котором маяк – как звездочка на плече. И лицо его было словно
Меня любят толстые юноши около сорока, У которых пуста постель и весьма тяжела рука, Или бледные мальчики
Милый Майкл, ты так светел; но безумие заразно. Не щадит и тех немногих, что казались так мудры.
Никто из нас не хорош, и никто не плох. Но цунами как ты всегда застают врасплох, А районы как я нищи
Давай будет так: нас просто разъединят, Вот как при междугородних переговорах – И я перестану знать
осень опять надевается с рукавов, электризует волосы — ворот узок. мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров
Я могу быть грубой – и неземной, Чтобы дни – горячечны, ночи – кратки; Чтобы провоцировать беспорядки;
Декабрь – и вдруг апрелем щекочет ворот, Мол, дернешься – полосну. С окраин свезли да вывернули на город
И триединый святой спецназ Подпевает мне, чуть фальшивя. Все, что не убивает нас, Просто делает Нас Большими.
парамонов берендей не любил худых детей. и насчет проблемы этой у него был ряд идей. он ловил их, вереща
Ну и что, у Борис Борисыча тоже много похожих песен. И от этого он нисколько не потерял. Он не стал от
Разве я враг тебе, чтоб молчать со мной, как динамик в пустом аэропорту. Целовать на прощанье так, что
Живет моя отрада в высоком терему, А в терем тот высокий нет хода никому. Тебя не пустят – здесь все
Друг друговы вотчины – с реками и лесами, Долинами, взгорьями, взлетными полосами; Давай будем без туристов
Да, я дом теперь, пожилая пятиэтажка. Пыль, панельные перекрытия, провода. Ты не хочешь здесь жить, и
мало ли кто приезжает к тебе в ночи, стаскивает через голову кожуру, доверяет тебе костяные зёрнышки
Без всяких брошенных невзначай Линялых прощальных фраз: Давай, хороший мой, не скучай, Звони хоть в недельку раз.
любовь и надежда ходят поодиночке, как будто они не одной мамы дочки, как будто не сёстры вере, и в каждой
Октябрь таков, что хочется лечь звездой Трамваю на круп, пока контролер за мздой Крадется; сражен твоей
В трубке грохот дороги, смех, «Я соскучился», Бьорк, метель. Я немного умнее тех, С кем он делит свою постель.
над водою тишина легче пуха и пшена. утки, как же нам такая красота разрешена? на закате над рекой синий
Нет, мы борзые больно — не в Южный Гоа, так под арест. Впрочем, кажется, нас минует и эта участь — Я
И сердце моё горячо, и уста медовы, А все-таки не заплачут обо мне мои вдовы. Барышни, имейте в виду
Девочка – черный комикс, ну Птица Феникс, ну вся прижизненный анекдот. Девочка – черный оникс, поганый
Перевяжи эти дни тесемкой, вскрой, когда сделаешься стара: Калашник кормит блинами с семгой и пьет с