Стихи Полозковой Веры
P.S. И не то чтоб прямо играла кровь Или в пальцах затвердевал свинец, Но она дугой выгибает бровь И
Я. Ниспадающая. Ничья. Беспрекословная, как знаменье. Вздорная. Волосы в три ручья. Он — гримаска девчоночья
Где твое счастье, что рисует себе в блокноте в порядке бреда? Какого слушает Ллойда Уэббера, Дэйва Мэтьюса
Мой добрый Бузин, хуже нет, Когда перестают смеяться: Так мы комический дуэт Из дурочки и тунеядца, Передвижное
Очень спокойно, мелочью не гремя, Выйти навстречу, пальчиками тремя Тронув курок, поближе стрелять к
это не прихоть, это не блажь: это неделю мы строим шалаш. стульчик, сундук и над входом подкова.
Он глядит на нее, скребет на щеке щетину, покуда несут соте. «Ангел, не обжившийся в собственной красоте.
Поднимается утром, берет халат, садится перед трюмо. Подставляет шею под бриллиантовое ярмо.
Да, тут не без пощёчин и зуботычин, Впрочем, легчайших, так что не кличь врачей. Сколько б ты ни был
Летит с ветвей ажурный лист Приходит осень. Зябко ёжась, Садится юный журналист Искать фуллтаймовую должность.
Ты умело сбиваешь спесь – Но я справлюсь, куда деваться; Ночью хочется напиваться, Утром хочется быть не здесь.
мой великий кардиотерапевт, тот, кто ставил мне этот софт, научи меня быть сильнее, чем лара крофт, недоступней
Усталая серость разлита по свежим холстам. Я верила в солнце, гулявшее по небу гордо, Но город пронизан
На страдание мне не осталось времени никакого. Надо говорить толково, писать толково Про Турецкого, Гороховского
И когда она говорит себе, что полгода живет без драм, Что худеет в неделю на килограмм, Что много бегает
я в вовкину руку вцепился как клещ в тот день накануне каникул: он очень сказал мне обидную вещь и трижды
И если летом она казалась царевна Лыбедь, То к осени оказалась царевна-блядь — И дни эти вот, как зубы
А и все тебе пьется-воется, но не плачется, хоть убей. Твои мальчики – божье воинство, а ты выскочка и плебей;
Ну вот так и сиди, из пальца тоску высасывая, чтоб оправдывать лень, апатией зарастать. И такая клокочет
Вечер душен, мохито сладок, любовь навек. Пахнет йодом, асфальтом мокрым и мятной Wrigley. Милый мальчик
Мир это диск, как некогда Терри Пратчетт Верно подметил; в трещинах и пиратский. Каждую ночь приходится
Строки стынут кроподтеками На губах, что огнем иссушены. Люди, пряча глаза за стеклами, Напряженно меня
Да, я верю, что ты ее должен драть, а еще ее должен греть и хранить от бед. И не должен особо врать
В этой мгле ничего кромешного нет – Лишь подлей в нее молока. В чашке неба Господь размешивает Капучинные облака.
квокка, выхухоль, тупайя с пряниками в рюкзаках в лес вошли, легко ступая, и пошли смотреть закат.