это — остаются. боль, как нота
высящаяся… поверх любви
высящаяся… женою Лота
насыпью застывшие столбы
(М. Цветаева)
в такие дни нас двое
и кто то обязательно должен быть сильнее.
но так получилось…
мы оба не умеем играть.
и, наверное, поэтому у обоих на глазах слезы.
слишком много слез на глазах и внутри.
слишком много, чтоб улыбаться и говорить, что все будет хорошо.
и это прекрасно, когда плачем вместе…
когда уже скучаем друг по другу.
еще обнимаемся, а уже скучаем…
оба не умеем играть.
я знаю, если я скажу…не уезжай, останься — ты пропустишь поезд, выкинешь билет
и мы пойдем смотреть на заснеженное море.
но мы не смотрим друг другу в глаза
боимся обжечься..
хотя. я однажды посмотрел в них…
они уставшие.
и вот ты уходишь, точнее уезжаешь
а точнее — садишься в поезд и он уезжает
не ты уезжаешь, а поезд
но какая разница, кто уезжает
ты или поезд
ведь, ты далеко….теперь
ты хорошая
ты любимая
ты единственная
ты далеко
ты далеко. и словам и чувствам внутри теперь некуда деться
совсем некуда деться.
поезд уехал, а я остался, как один из фонарей стоять на перроне
и всего один раз в жизни бывает так больно
у тебя, наверняка, верхняя боковая полка
ты сидишь, пока что, на нижней, положив руки на столик,
который скоро станет кроватью
для этой толстой и доброй женщины
та улыбалась тебе
и всячески пыталась завести разговор.
но ты смотреда в окно
а за окном шел снег.
такое ощущенье, что он шел только за твоим окном.
сегодня снег не мог не пойти.
он засыпал твой поезд.
теперь ты едишь на белом поезде, если смотреть сверху
интересно, понимаешь ли ты это
и я, ведь тоже, когда то был пасажиром такого поезда
не в смысле заснеженного
а в смысле увозившего с собой.всё
был печален. ехал. только не было снега. были руки берез
которые как то по кадрово мелькали за моим окном.
а до этого были слезы, обещания, прислонения ладонью к стеклу.
и кто то оставался на перроне одиноким фонарем.
а деревья менялись с какими то полям, а иногда дормами
и поезд был синий или зеленый
и чай в нем со вкусом хлорки.
и белье влажное. все время.
но ведь деревья то не в поезде, поэтому они прекрасны.
говорят от перемен слогаемых сумма не меняется
еще как меняется…
так я в поезде. мне тепло и грустно
мне было тяжело уезжать, но я уехал, ведь так надо
и я еду. там куда я еду, меня ктото ждет
необязательно на вокзале. просто ждет.
а так меня оставили. да еще и зимой.
и я один. и жизнь одна. и вокзал один
и любовь, наверное, одна.
я сел в маршрутку. в самый конец. сбоку.
маршрутка переполнена. а мне одиноко.
и так хочется что то сказать ей, той, которая в белом поезде, но я еду
и в голове играет то ли саксофон, то ли еще что,
точнее не играет, а плачет. навзрыд.
и руки замерзли. и хочется курить. а додому еще так далеко.
и я встану. передам за проезд. мое место тут же займут
я выйду и закурю.
до дома далеко. скорее всего сегодня маршрутки тут больше не пройдут.
никого рядом нет, то есть люди
но, ведь, если тебя рядом нет, то никого рядом нет
есть только сигарета. и я иду и вдыхаю гнилью промышленного района.
иду вообщем то домой.
и тут понимаю, что город. куда ты едишь и мой дом в разных направлениях
и я осознанно отдаляюсь от тебя.
и от этой мысли на душе ноябрь
самый мерзопакостный месяц года.
а ты уже. наверное, спишь на своей привычной верхней боковой.
под одеялом, которое дал неприятный молодой и немного пьяный проводник,
а люди напротив играют в карты
и девушка положила свои ноги на колене мужчине, выражая так свою любовь
а ты спишь, или как всегда мечтаешь перед сном.
и белый поезд уносит тебя в твой город, где сердце у людей бьется быстрее
и проезд в маршрутках дороже.
сколько раз я уезжал, но это было, как то не так.
я шел вперед, как ковбой на диком западе.
вперед. вперед. вперед.
оставались сердца..там..на перроне
а сейчас, ты уехала, а я остался
писать тебе сообщения в оффлайн
и рисовать свой сны на складках бархатной,
проженной в нескольких местах шторы
кто то должен быть
сильнее
кто то должен забыть
ахинею
и лишь снег падал.
и проводник пил коньяк
ведь. скоро новый год…