Краткое изъяснение
В сей трагедии изображается стихотворческим вымыслом позорная погибель гордого Мамая царя Татарского, о котором из российской истории известно, что он, будучи побежден храбростию московского государя, великого князя Димитрия Иоанновича на Дону, убежал с четырьмя князьми своими в Крым, в город Кафу, и там убит от своих. В дополнение сего представляется здесь, что в нашествие Мамаево на Россию Мумет царь Крымский, обещав дочь свою Тамиру в супружество Мамаю, послал сына своего Нарсима с некоторым числом войска на вспоможенне оному. В его отсутствие Селим, царевич Багдатский, по повелению отца своего перешед через Натолию, посадил войско на суда, чтобы очистить Черное море от крымских морских разбойников, грабивших багдатское купечество. Сие учинив, приступил под Кафу, в которой Мумет, будучи осажен и не имея довольныя силы к сопротивлению, выпросил у Селима на некоторое время перемирия, в том намерении, чтобы между тем дождаться обратно с войском сына своего Нарсима. После сего перемирия в перьвый день следующее происходит в Кафе, знатнейшем приморском городе крымском, в царском доме.
Действующие лица
Мумет, царь Крымский.
Мамай, царь Татарский.
Тамира, царевна Крымская, дочь Муметова.
Селим, царевич Багдатский.
Нарсим, царевич Крымский, брат Тамирин.
Надир, брат Муметов.
Заисан, визир Муметов.
Клеона, мамка Тамирина.
Два Вестника.
Воины.
Действие первое
Явление первое
Тамира и Клеона.
Тамира
Настал ужасной день, и солнце на восходе,
Кровавы пропустив сквозь пар густой лучи,
Дает печальной знак к военной непогоде,
Любезна тишина минула в сей ночи.
Отец мой воинству готовиться к отпору
И на стенах стоять уже вчера велел.
Селим полки свои возвел на ближню гору,
Чтоб прямо устремить на город тучу стрел.
На гору как орел всходя он возносился,
Которой с высоты на агньца хочет пасть;
И быстрой конь под ним, как бурной вихрь, крутился,
Селимово казал проворство тем и власть.
Он ездил по полкам, пока тень мрачной ночи
Закрыла от меня поля, его и строй.
Потом и томные хотя сомкнулись очи,
Однако видела его перед собой;
Во сне ли было то, или то было в яве:
Смущался мысльми сон, смущались мысли сном;
Селим казался мне великолепен в славе,
Таков осанкою, Клеона, и лицом,
Как в перемирны дни скакал перед стенами,
Искусством всех других и взором превышал,
И стрелы пущенны уже под облаками
Направленными вслед стрелами рассекал.
Клеона
Багдатско воинство умножилось без счота!
При всходе светлыя я видела луны,
Что мосты, и пути, и городски ворота
Противных силою везде осажены.
Ночно молчание боязнь усугубляло,
И слезы по лицу бледнеющих лились.
Тамира
Теперь сражение конечно уж настало;
Клеона, посмотри и скоро возвратись.
Явление второе
Тамира
(одна)
О как смущен мой дух! я знаю и заочно,
Селим противу стен стоит напереди.
Боюсь, чтоб кто его не ранил ненарочно
И не вонзил стрелы от нас в его груди!
Я ей не чаю быть такого кровопивца,
Кто б с умыслу хотел направить лук в него!
О небо, отврати свирепого убивца
И сокрушить не дай тем сердца моего!
Ах, что я делаю? что в мысли я имею?
Я тем родителя и бога прогневлю,
Что общего врага отечеству жалею!
Никак, Селимом я пленилась и люблю?
Однак и без любви ему ль желать мне року?
Тот злою львицею в пустых горах рожден,
Кто, видя с младостью природу в нем высоку,
К жалению по нем не будет побужден.
Что он противу нас вооружился в поле,
Сыновняя любовь и должности велят.
И как родительской не согласиться воле?
Отец его, отец, не он нам сопостат.
Он счастлив, что ему есть в старости замена.
Благополучна мать, что в свет произвела!
И ежель есть сестра, то коль она блаженна,
Что с лет младенческих с ним купно возросла!
Но коль родилась та на свет благополучно,
Которой щедрая устроила судьба,
Чтобы с Селимом жить до смерти неразлучно!
О как волнуюсь я! какая внутрь борьба!
Теперь я признаю, что некотора сила
Неосторожной дух уже взяла во власть
И сердце нежное к Селиму преклонила:
К нему я чувствую в себе любовну страсть!
Любовь меня влечет его смотреть на стены.
Куда? и как? или на стрелы устремлюсь,
Что ныне против нас шумят как град сгущенный?
Но я уязвлена и стрел уж не боюсь.
Ах, что терзаюсь я, бессчастная, не зная;
Селиму, может быть, в отечестве своем
Любима и любви залог взяла иная;
О чем крушуся я, не рассудя о чем?
Суровая война, тобою учинилось,
Что тот противник наш, которого люблю!
Однако где бы мне видать его случилось?
Я время суетным мечтанием гублю.
Не лучше ли просить от верныя совету
И способов скоряй к отраде мне искать?
Однако ждать могу ль утешного ответу?
И как осмелюсь я Клеоне всё сказать?
Явление третие
Тамира и Клеона.
Клеона
Престань себя смущать, дражайшая царевна.
Какие вижу я премены на лице!
Оставь боязнь: в сей час минет судьбина гневна;
Весь страх мне кажется при самом быть конце.
Тамира
Никак, уж ворвались к нам в город сопостаты,
И превратился страх в отчаянну печаль?
Клеона
Теперь всходила я в высокие палаты
И на багдатские полки смотрела вдаль.
Тамира
Ты видела полки? ты видела Селима?
Клеона
Я видела, что он отшел уже от стен,
И кажется, что прочь совсем идет от Крыма,
Неведомо какой причиной побужден;
Я чаю, утомясь, не хочет больше бою.
Тамира
Никак, ему какой предатель изменил;
Иль отец объят нечаянно войною
И требует себе его на помочь сил.
Я чаяла конца, и по паденьи мнимом,
Оплакав кровь граждан и стен оставший прах,
Мне будет следовать во узах за Селимом
И при Евфратских жить невольницей брегах.
Клеона
Тот ужас миновал: военные снаряды
Противники всходя на корабли несут,
Кафа избавилась от грозныя осады,
Что слезы по лицу, дражайшая, текут?
Никак, от радости? однако воздыханья
И твой прискорбной взор иное кажут мне.
Или ужасные и грозные мечтанья
Обеспокоили младую мысль во сне?
Или враги в ночном призраке победили?
Никак, представилось падение сих стен?
Что крымски городы и села пусты были,
Что царь и дом его был взят в поносной плен?
Тамира
Ах, если б то был сон, то б с мраком разрушился!
Однако бы и сон такой меня пленил!
Клеона
Или твой нежной дух любовью уязвился?
Но кто же бы тебя в любовь нынь уловил?
Скажи, царевна, мне; или тому быть можно,
Чтоб тайны мне твоей не должно было знать?
Тамира
Что хочешь слышать ты, то странно и безбожно,
Нигде не слыхано и ужасно сказать!
Клеона
Для сих ослабших рук, которыми носила
Тебя в младенчестве, смущенье отложи,
И вспомнив, как тебе я искренне служила,
Не обинуясь мне тоску свою скажи.
Чем долее она в закрытии таится,
Тем дух терзается сильняе от нея;
Но если объявишь, то может утолиться
Иль быть умеренна потом печаль твоя.
Тамира
Любезная моя и верная Клеона,
Коль тяжко мучусь я!
Клеона
О небо!
Тамира
Ах, Селим!
Противница отцу, преступница закона!
Врагом отечества и, может быть, своим…
Клеона
О боже мой! никак, ты тайно согласилась
И хочешь для любви отечество предать!
Тамира
То, небо, отврати! довольно, что прельстилась
Преступно и любви противничей желать.
Я бодрость и лице, Клеона, представляя,
Горю, и пламень мой гашением растет.
Не знаю, что начать! скажи мне, дорогая,
Что делать мне теперь, когда он прочь идет?
Уже все мысли с ним на берег обратились;
Я с ним, я с ним среди морских валов плыву,
И горы крымские от нас из виду скрылись.
Какой объемлет хлад и мрак мою главу!
Уедет о моей любови неизвестен
И слез моих себе не будет представлять!
Затем ли ты, Селим, казался мне прелестен,
Чтоб вечно по тебе без пользы воздыхать?
Клеона
Царевна, ты тоску напрасно умножаешь.
Последуй моему совету и забудь
Пусты мечтания, чем мысль отягощаешь,
И кровь кипящую к спокойствию принудь.
Селим, я слышала, о нежности не знает,
Он в поле только жить и на стану привык,
За полное свое блаженство почитает,
Когда оружной треск и в войске слышит крик,
Как стены падают и городы дымятся,
Когда мечи блестят, течет по копьям кровь.
Ты сердцу дай покой, и полно сокрушаться:
Не могут вместе быть свирепство и любовь.
Тамира
За ним бы следовать ни горы мне высоки,
Ни конским топотом смущенный в поле прах,
Ни копья, ни мечи, ниже кровавы токи,
Ниже какой иной не возбранил бы страх.
Любовию горят нередко и герои;
От ней избавиться не можно никому.
Кому любезнее сражения и бои
И жить всегда в шатрах, как брату моему?
Однако ныне он последуя Мамаю,
Хотя в Российской край пошел вооружен,
Но мысли все свои, Клеона, верно знаю,
Все мысли клонит к той, которой уязвлен.
Возлюбленный мой брат! когда б ты здесь был ныне,
То я б в отчаяньи толиком не была;
Ты сделал бы конец жестокой сей судьбине,
Или б не допустил сего в начале зла.
Ты дал бы способ мне увидеться с Селимом;
Или бы к сим его не допустил стенам;
И я бы не была в мученьи нестерпимом,
Не показав такой приятности очам.
Теперь послушен ты неистовому зверю,
В котором варварство и гордость мне гнусна,
Кичливому ни в чем Мамаю я не верю,
Ему вселенная к владению тесна.
Подумав о своем возлюбленном Нарсиме,
Боюсь, чтоб не постиг такой его конец,
Что плач бы произвел и нестроенье в Крыме.
Клеона
Царевна, вот идет дражайший твой отец.
Явление четвертое
Мумет, Тамира и Клеона.
Мумет
Прошла военная гроза и неустройство,
Желанной мир настал, возлюбленная дочь,
И утверждается надежное спокойство:
В союз со мной вступив, Селим отходит прочь.
Поставленный сей мир мне больше тем приятен,
Что выгоды он мне нечаянны принес.
Сначала случай сей едва мне был понятен,
Что радость нам пришла внезапно вместо слез.
Однако ныне я причину вижу ясно,
Зачем спешит в союз со мной вступить Селим,
Ему прибытие Нарсимово ужасно,
Что скоро с воинством назад придет моим.
К Селиму, как ко мне, конечно, уповаю,
Пришла, мне радостна, ему печальна, весть,
Что Росская страна подверглась вся Мамаю
И сын мой поспешит полки сюда привесть.
Сегодня лишь заря нам свет предвозвестила,
С поспешностью гонец прибег с Донских полей
И весть принес, что вся Ордынска к бою сила
Противу россов шла, и россы против ней.
Но Ольг Резанский князь и князь Олгерд Литовский
Свои к Мамаевым поставили полки,
И с малым воинством Димитрий князь Московский
Противу стать дерзнул, оставшись близ реки.
Как буря шумная поднявшись после зною,
С свирепой яростью в зажженный дует лес,
Дым, пепел, пламень, жар восхитив за собою
И в вихрь крутой завив, возносит до небес
И нивы на полях окрестных поядает,
И села, и круг них растущие плоды;
Надежды селянин лишившись оставляет
Ревущему огню вселетные труды.
Подобно так Мамай единым вдруг ударом
Против Димитрия ордам лететь велел,
И в мужестве стремясь на полк противный яром,
Скакал с мечем своим чрез бледны кучи тел.
Российские в крови повержены знамена,
И князь Московский был отвсюду окружен,
И сила войск его слабела утесненна:
Сомненья нет, что он Мамаем побежден.
Тамира
Мне равно как тебе, родитель мой, приятно,
Что радостная весть пришла в спасенный град;
Однако будет мне утешнее стократно,
Когда приедет здрав возлюбленный мой брат.
Ах, небо, помоги желанного достигнуть
И поспеши к концу намерений моих!
Мумет
Я к большей радости могу тебя подвигнуть,
Возлюбленная дочь: Мамай тебе жених.
Тамира
Мамай! о боже мой!
Мумет
Востока обладатель
И победитель всех полночных ныне стран,
Союзник искренней и верной мне приятель
Судьбой и мной тебе в супружество избран.
Имея многие под областью народы,
Тамира, будет он тобою жить пленен
И станет оной плен дороже чтить свободы,
Хотя ему восток и север покорен.
Возлюбленная дочь, что очи потупляешь?
Я стыд девической в тебе весьма хвалю,
И что вздыхаючи ты брата ожидаешь,
Природную к нему любовь твою люблю;
Однако ныне ты похвальную стыдливость
И мысли смутные о брате отложи,
И, на отеческу смотря нетерпеливость,
Согласна ли, ты мне немедленно скажи.
Тамира
Что я с младенчества родительскую волю
Привыкла исполнять, довольно знаешь сам;
Своею почитать не отрицаюсь долю,
Которую мне дать угодно небесам.
Однако рассуди мои младые лета
И в возраст мне прийти в дому твоем позволь.
Я буду почитать, что я живу вне света.
Как если без тебя я буду жить средь поль!
И как подумать мне, что я мила Мамаю?
И как могу сказать, чтобы он мне был мил,
Когда лица его и нравов я не знаю?
И как его мой взор заочно бы пленил?
Мумет
Оставь о сем ты мне, Тамира, попеченье
И верь, что будет толь меж вас крепка любовь,
Что лишь твое со мной минует разлученье,
То будет к одному кипеть Мамаю кровь.
Ты долженствуешь мой в востоке род восставить
И дружбу чрез родство с Мамаем утвердить,
Умножить нашу мочь и с ним себя прославить;
Мне польза, честь тебе велит его любить.
Явление пятое
Тамира и Клеона.
Тамира
Война и мир против моей любви воюет!
Противилась моим желаниям война;
Но нынь, Клеона, мир свирепее враждует;
Меня сильняе бурь колеблет тишина!
Сугубым бременем за что отягощаюсь?
В супружество дают тому, кто мне постыл!
Довольно ль, что того, кого люблю, лишаюсь?
О небо, не нашли мне казни выше сил!
Когда б еще война поныне продолжалась,
То мучил бы меня один лишь только страх,
Мне лучше, если б я Селиму в плен досталась,
Как славно царствовать в Мамаевых странах.
Ах, если б было то и я бы верно знала,
Что равным пламенем Селим ко мне горит,
То, слез поток пролив, отцу бы всё сказала,
Что дух мой и язык с тобою говорит.
Он, видя искренность, на плач бы преклонился
И нашу, может быть, любовь бы утвердил.
Или б и мой живот с надеждой прекратился,
В спокойстве, что уже Селим меня любил.
Но ныне ненависть в одну страну склоняет,
В другу отчаянье несчастную влечет.
Как на море корабль то буря похищает,
То вод стремление против нее несет;
Так я, противными страстями вдруг борима,
Не чая одолеть, должна против стоять.
Отчаявшись иметь в супружестве Селима,
Отчаявшись любить Мамая, что начать?
Клеона
Ах, лучше то избрать, что подлинно известно,
Как оного желать, чему не можно быгь.
Хотя Селимово лице тебе прелестно,
Но, праву следуя, старайся позабыть.
Тамира
Довольно и того, что права и законы,
Во обуздании любовну страсть крепят;
Довольно от стыда любовникам препоны,
Когда взаимной жар друг в друге знать хотят.
Но развращенной век насильства умножает;
Отеческа гроза, богатство, род и честь
Коль многих в вечное несчастье погружает,
Любви желающих достатки предпочесть.
Какая польза в том, что златом испещренный
И каменьем драгим в глазах блестит чертог,
Когда мой будет дух, от оных отвращенный,
К тому всегда вперен, чего иметь не мог.
Дабы на мало лет восстановить союзы,
Родители дают свою залогом кровь,
На детские сердца кладут несносны узы:
В какой неволе ты, дражайшая любовь!
Я вам завидую, которы отдаленно
От гордых сих палат живете в тишине:
У вас веселие равно и непременно,
И прямо счастливы лишь только вы одне,
У вас вольна от уз живет любовь святая;
У вас не для отцов, но любят для себя,
Союзов никаких ни выгод не считая,
Но склонность лишь своих сердец употребя.
Коль счастлива была б, коль счастлива Тамира!
Когда б с ней был Селим в одном лугу пастух:
Не злато, не венцы, не царская порфира,
Но верная б любовь соединила двух.
Клеона
Одно тебе еще прибежище осталось.
Ты дяде мысль сию, царевна, объяви;
Спеши, пойдем, пока совсем не основалось
Супружество твоей противное любви.
Действие второе
Явление первое
Селим и Надир.
Надир
Мне радостен сей мир; но на тебя взирая,
Сугубо чувствую веселие в себе.
Таков его был взор и бодрость в нем такая,
И именем и всем подобен был тебе,
Селим, которого любовь и добродетель
К Нарсиму и ко мне коль искренна была,
Тому прекрасный брег Геонских вод свидетель.
Селим
Седины вижу те и те черты чела!
Теперь мне небеса надежду укрепляют!
Возлюбленный Надир, тебя здесь вижу я,
Которого понынь места воспоминают,
Где праведна еще цветет хвала твоя,
Хотя и никому твой царской род незнаем,
Которой и друзьям твоим был потаен?
Но где твой сын, мой друг?
Надир
На брань пошел с Мамаем.
Однако он царем, не мной, на свет рожден.
Родившись от одной с Муметом я утробы,
Нарсима сыном звал, он звал меня отцом;
И не хотя, как ты, открыть своей особы,
Высочество таил в названии простом.
Селим
О щедрая судьба! Нарсим! он брат Тамире!
Приятель искренней! когда бы здесь он был,
То, может быть, при сем возобновленном мире
В желании моем мне промысл споспешил.
Надир
Его обратно царь всечасно ожидает.
Селим
Однако и твоя поможет мне приязнь.
Позволь мне объявить, чего мой дух желает;
Узнаешь нынешних от прежних мыслей разнь.
Тебе все склонности и жизнь моя известна,
Как был я в Индии с Нарсимом и с тобой;
Бывала ль красота очам моим прелестна?
Бывал ли нарушен любовью мой покой?
Всегда исполнен тем, что мудрые брамины {*}
{* Индейские философы.}
С младенчества в моей оставили крови,
Напасти презирать, без страху ждать кончины,
Иметь недвижим дух и бегать от любви;
Я больше как рабов имел себя во власти,
Мой нрав был завсегда уму порабощен,
Преодоленны я имел под игом страсти
И мраку их не знал, наукой просвещен.
Других волнения смотрел всегда со брегу.
Но нынь под общей я подвержен стал закон
И мыслей быстрого сдержать несилен бегу,
Я им последую и отдаюсь в полон.
Не ради слабых сил оставил я осаду,
Любовь исторгнула из рук военных меч;
Тамира, не полки, была защита граду,
Она мне шлем с главы, броню сложила с плеч.
Надир
Что слышу я? и как?
Селим
Сквозь самы тверды стены,
Меж копей, меж щитов любви свободен путь.
Я в перемирны дни на град сей утесненный,
Приближившись ко рву, едва успел взглянуть,
Прекрасны очи грудь пронзили из бойницы.
Смущен и изумлен спросил, как ехал прочь:
Мне пленник объявил, что смотрят тут девицы
И что Муметова в средине оных дочь.
С того часа война в крови моей восстала;
Я вам спокойство дав, с собою брань имел:
Любовь поставить мнр, честь к бою побуждала.
Вчера любовну страсть мой разум одолел.
Я в руки принял меч; но сердце вопияло:
Селим, на то ли ты дерзаешь устремлен,
Чтоб око нежное на кровь граждан взирало,
Которое меня в приятной взяло плен,
И чтоб в слезах лице Тамирино прекрасно
От падающих стен покрыл сгущенный прах.
Я сим движениям противился напрасно
И удержать не мог оружия в руках.
Дражайший мой Надир, познав причину мира
И дружбу вспомянув, потщись мне пособить.
Царю напомяни, что может лишь Тамира
Триумф мой и сих стен мне целость заплатить.
Надир
Твои заслуги мзды толикия достойны,
Достойны качества и славный царский род;
Ты мысли между тем имей, Селим, спокойны,
Когда твой объявлю царю сюда приход.
Явление второе
Тамира, Селим и Клеона.
Тамира
Отраду, может быть, в моей печали крайной
Второй мне даст отец… кого я вижу здесь?
Клеона, ах! куда?
Клеона
О случай невзначайной!
Селим
О радостной восторг! я цепенею весь!
Драгая, не мятись сим взором необычным,
Но слуху своего глас слезный удостой
И красоте твоей воззрением приличным
Трепещущую кровь и сердце успокой.
Хотя учтивость мне и скромность возбраняет
Продерзостную мысль нечаянно открыть;
Но время краткое отнюдь не позволяет,
И сердце не дает движения таить.
(Становится на колена.)
Ты видишь пред собой, прекрасная царевна,
Тобой плененного презрителя любви;
Тобой мне будет жизнь блаженна иль плачевна.
Коль хочешь, оживи, коль хочешь, умертви.
Тамира
Каким смущаюсь я внезапно разговором!
Тебя, Селим, тебя могу я умертвить?
Коль странна речь!
(Поднимает его.)
Селим
Твоим пронзенно сердце взором
Бунтующей душе велит твоею быть.
Вотще против тебя, против себя воюю:
У стен, в полках, в полях твою сретаю тень,
И в трубный шум твое я в мысли имя чую,
Тебя мне мрак ночной и ясность кажет в день.
Приятностей твоих везде мне блеск сияет;
Тобой исполнен я и в яве и во сне.
Недвижимый мой дух и крепость оставляет,
Я больше уж себя не нахожу во мне.
На горькое смотря, дражайшая, мученье,
Поверь, что мой живот в любезной сей руке.
Тамира
Какое дать могу тебе я облегченье,
В лютейшей будучи погружена тоске?
Селим
Дражайшая, какой свирепости возможно
Тебе малейшую противность учинить?
Какое сердце есть на свете толь безбожно,
Которое тебя дерзает оскорбить?
Тебя, пред коею жар бранный погасает
И падают из рук и копья и щиты,
Геройских мыслей бег насильный утихает,
Удержан силою толикой красоты!
Но если ты меня, драгая, удостоишь
Причину твоего смущения узнать,
То свой ты через то и мой дух успокоишь:
Во всем любовь моя возможет помощь дать.
На все любовь моя готова устремиться,
Готова все беды и смерть в ничто вменить;
Лишь только бы твоей отрадой веселиться
И чтоб любовь твою взаимно заслужить.
Тамира
Ах, тщетны все слова! напрасны обещанья!
Гонимой от своих поможет ли чужой?
Одне остались мне со плачем воздыханья:
Не множь их, и себя от глаз моих укрой.
Меня судьба зовет и должность понуждает
Оставить здешний град и в дальный край спешить,
Престань того желать, что небо запрещает,
Так промысл положил, и нельзя пременить.
Селим
Поспешно твоему отшествию иль косно,
Чрез море должно быть или пространством поль;
То, ежели тебе мое присутство сносно,
Дражайшая, себе последовать позволь.
И удостой меня взирать слезящим оком
На знаки нежные возлюбленных следов.
Но ежель не дано тебе предела роком,
Где должно странствовать, оставя дом отцов,
Последуй мне в луга багдатские прекрасны,
Где в сретенье тебе Евфрат прольет себя,
Где вешние всегда господствуют дни ясны,
Приятность воздуха, достойная тебя.
Царицу воспринять великую стекаясь,
Богинею почтит чудящийся народ,
И красоте твоей родитель удивляясь
Превыше всех торжеств поставит твой приход.
Тамира
Хотя таких, Селим, даров не презираю,
Но выше в них твоим достоинством цена.
Ах, что прельщаюсь тем, чья быть не уповаю?
Как сердце я отдам, в котором невольна?
Велика держит внутрь мой робкой голос сила;
Но большая тоя от сердца гонит вон!
Когда против твоей я воли возлюбила,
О небо! то скончай ударом громным стон!
Уж долее таить мой дух не позволяет,
И толь великих бурь не может грудь вместить.
Селим, любовь моя равно к тебе пылает,
Которую судьба стремится погасить.
Отеческая власть желаниям противна
Иному отдает тобою полну грудь,
И с коим жизнь моя была бы неразрывна,
Едва я на того дерзаю и взглянуть.
Селим
О радостные вдруг минуты и плачевны!
Я вознесен до звезд и в бездну погружен!
Начто соединил сердца, о промысл гневный,
Когда союз их ввек тобой не утвержден?
Но ныне о твоей любови я уверен,
Дражайшая, против судьбы вооружусь.
Мой дух так напряжен, коль пламень мой безмерен;
Умру, или с тобой в триумфе возвращусь.
Тамира
Я сердце уж тебе, любезный, поручаю
И верность данную пребуду век храня.
К неистовому я не преклонюсь Мамаю.
Пусть весь свет победит, не победит меня.
Явление третие
Селим
(один)
Мамай! Тиран во плен толику добродетель,
Чудовище влечет толику красоту?
О солнце, ты сего возможешь быть свидетель
И света не лишишь такую срамоту!
Я коль великим то и славным почитаю,
Чтоб век Тамириной любовию гореть;
Толь напротив того позорно быть вменяю
Такого варвара соперником иметь.
Явление четвертое
Мумет, Селим, Надир и Заисан.
Селим
Спокойством пользуясь я ныне безопасным
Тебя пришел почтить и видеть, государь,
И договором мир возобновить согласным,
К чему мне дал всю власть меня родивший царь.
По воле я его Таврийскую вершину
Прешел и воинством наполнил корабли,
От страху свободил Эвксинскую пучину,
Что ваши подданны разбоем навели.
Отмстив купечества грабеж, я мир дал граду,
Имея гром в руке, ударить не хотел:
За дом, за Крым, за жизнь желанну дай награду,
Которой я свою победу предпочел.
Мумет
Причину твой отец имел вооружиться,
Какую завсегда к войне легко сыскать.
Котора может власть на свете похвалиться,
Чтоб так всех подданных могла она держать,
Как мирны требуют от оных договоры,
И многи б тысящи имели мысль одну?
И кто угодит тем, что будто б рушить ссоры,
Наносят для хвалы неправедну войну?
Хоть наша жизнь кратка и оныя прибавить
Чрез храбрые дела героям долг велит,
Но меру праведну желаниям поставить,
В том больше похвала чрез целой свет гремит.
Тебе довольно быть, Селим, я уповаю,
Когда повинным казнь достойну наложу.
Селим
Спокойство утвердив, я больше не желаю,
Но токмо дружество взаимно предложу.
На светлое лице взирая, восхищаюсь,
Что в оном начертан любезный мой Нарсим,
И та, которою пылаю и терзаюсь,
Пленяет красота воззрением твоим.
Союза нашего залог и совершенство
И вечная печать быть может дочь твоя.
Тамира даст одна и сохранит блаженство,
Которого вовек лишуся без нея.
Как если данный мир земли твоей полезен,
За тое надлежит воздать моей любви.
И буде, государь, твой сын тебе любезен,
То друга ты его себе усынови.
Мумет
Что сын мой друг тебе, то мне весьма приятно.
Он, так же как и я, за счастие почтет,
Что в город сей пришед с победою обратно,
Тебя союзником, а не врагом найдет.
При нем нам небеса помогут всё устроить,
Его к отраде я по вся минуты жду.
Селим
Надеясь чрез него я сердце успокоить
На Понтски берега с веселием пойду,
И прежде дружнего потщусь сюда приходу
Всё воинство свое на корабли вместить.
Мумет, Надир и Заисан.
Мумет
Взирая на любовь, особу и породу,
Не в силе мыслей я своих соединить.
Приметив ненависть Нарсимову к Мамаю,
Союз к супружеству с Тамирою таил.
Но ныне большие препятствия сретаю:
Нарсим Селиму друг, а ей Мамай постыл.
Не должно царское царю быть слово ложно;
Но как я кровь свою тиранствовать могу?
Заисан
Того уж, государь, переменить не можно:
Кто другом был, тому открыто всё врагу.
Когда кто сильному, что должен, отрицает,
Тот будет принужден, что и не должен, дать.
И долг к отечеству царям повелевает
Блаженство оного родству предпочитать.
Помысли, государь, коль будет дерзновенно
Вооруженного Мамая раздражить;
И коль полезно вам, похвально, несравненно
Владение таким союзом укрепить.
Надир
Что меру превзошло, стоит над стремниною,
Чтоб гордости пример паденьем звучным дать.
Безумна власть падет своею тяготою;
Что срамно приобресть, срамнее потерять.
Видал я быстрые уже иссохши реки,
Засыпанны песком, что рвали с берегов.
Так царства, что цвели во славе многи веки,
Упали тягостью поверженных врагов.
Нарочно бог во тьме грядущее скрывает,
Чтоб смертных гордые советы разорить.
Мамай поля свои людьми опустошает,
Дабы их трупами Российский край покрыть.
Насильна власть стоять не может долговечно.
Кто гонит одного, тот всякому грозит.
Россию варварство его бесчеловечно
Из многих областей в одну совокупит.
На плач, на шум, на дым со всех сторон стекутся;
Рассыпанных враждой сберет последний страх.
Какою силою в единстве облекутся,
Владимир нам пример и храбрый Мономах.
Сей вредные своей земли отмстив набеги,
Лавровым верьх венцем и царским увенчал,
А оный, здешние покрыв полками бреги,
Супругу в сих стенах и веру восприял.
Заисан
Мамаю следует везде с победой слава;
Он с нею к нам спешит, Россией овладев.
Великостию сил военны мерят права
Великие цари и областию гнев.
Надир
Великодушный лев жар тотчас утоляет,
Коль скоро видит он, что враг его лежит;
Но хищной волк пота противника терзает,
Пока последняя в нем кровь еще кипит.
Явление шестое
Вестник и прежние.
Вестник
С придонских, государь, полей я от Нарсима
К тебе приятную несу поспешно весть,
Что к радости твоей и к утешенью Крыма
Велику заслужил он храбростию честь.
Побитых кровию Непрядвы ток сгустился,
И грабят росской стан херсонские полки,
И, ранами покрыт, от бою уклонился
Димитрий, бегая Нарсимовой руки.
Одно несчастие Мамая сокрушает,
Что сильный Челубей пронзен в крови лежит,
Лежит и поля часть велику покрывает!
Но нам последуя победа уж гремит.
Оставшим россам путь пресечен к бегу Доном,
Или в бою падут, или дадутся в плен.
Мамаю малым толь людей своих уроном
Пространный север весь под область покорен.
Мумет
Мамаю небеса Тамиру поручают,
И слово данное сама судьба крепит.
Хоть нравы разные с Нарсимом разделяют,
Но обще счастье их в любовь соединит.
Ты, верный Заисан, и ты, мой брат любезный,
Подумав меж собой, придите в мой чертог
Союзы утвердить и дать совет полезный,
Дабы доволен быть Селим отказом мог.
Действие третие
Явление первое
Мамай
(один)
Еще великий страх меня не оставляет!
Кще я слышу крик врагов, гонящих вслед!
И бледных лиц меня мечтание смущает!
Здесь с паром кровь из мурз рассеченных течет.
Здесь тень Нарсимова, последуя за мною,
Уже в глазах моих отмщением грозит!
Крепись, мой дух, крепись, беду скрывай бедою
И в горести кажи на мне геройской вид.
От россов побежден, хотя я ужасаюсь
В отечестве свой стыд и слабость показать,
Но с войском погубив Нарсима, утешаюсь,
Что не остался, кто б здесь мог о том сказать,
Мамай, ты будь себе и в пагубе подобен,
Мумета ложною победою уверь.
На деле испытай, коль к умыслам способен,
И ков составленной напастью ныне мерь.
Тамиру дав в жену, мне даст Мумет и войско.
Я орды по степям рассыпанны сберу;
Искусство покажу коварством сим геройско,
Внезапно набежав, Москву в ногах попру.
На плач там пременю я торжество спокойно
И покажу врагам, каков мой гнев и власть.
Вконец отчаяться Мамая недостойно;
Безумно, всех путей не испытав, пропасть.
Явление второе
Мамай, Мумет, Надир и Заисан.
Мумет
Какое счастие мне небо посылает,
Великий государь, пришествием твоим!
Нечаянной твой взор тем больше восхищает,
Чем больше нужен он смятениям моим.
Я радуюсь твоей победе в свете звучной
И скорому дивлюсь приезду твоему.
Мамай
Не может торжества Мамай благополучной
Себе к веселию оставить одному;
Но хочет оного иметь и ту причастну,
Которую к сему блаженству ты родил.
Имея всю страну Российскую подвластну,
Я радость сообщить из уст своих спешил.
Сугубым торжеством украсить ускоряю
И славою мой въезд в великую орду.
Но славнее я быть Тамирою желаю,
Как тем что Дмитрия в оковах приведу.
Уже всё воинство со плеском ожидает
С прекрасною меня царицею к себе.
Мумет
Победа мужество геройское венчает;
Любовь и дружество Тамиру даст тебе.
Нарсим, помощник твой, в сем граде вожделенный
Украсит брачный день, со славой возвратясь
И храбрым воинством херсонским окруженный…
Мамай
Он ныне на полях российских веселясь
Сокровища себе с побитых собирает,
С которыми тогда обратно придет в дом,
Как данным от меня он краем завладает,
Лугами тучными меж Доном и Днепром.
Заисан
О счастливый успех! о коль места прекрасны!
(К Надиру)
Не мне ли в честь конец прияла наша пря?
Надир
Но сердца моего с сим чувства несогласны!
Мумет
Достоин дар таков великого царя!
Мамай
Любезный государь! Нарсима оставляя,
Я слышал в радостных из уст его слезах,
Что в сердце ненависть искоренилась злая
И общим счастием вражды развеян прах.
«Прости, -сказал он мне, -я ныне признаваюсь,
Что злобой я тебя не рассудя гневил.
Я храбрости твоей и духу удивляюсь,
Чем ты Димитрия и гнев свой победил.
Геройства твоего я бывши сам свидетель
Завистников твоих отвергнул клеветы».
Заисан
Превыше зависти восходит добродетель
И презирает ту спокойна с высоты!
Мамай
Услышав таково Нарсимово приятство,
Немедля брачной я союз ему открыл.
Он в радости сказал: «О коль любезно братство,
В котором промысл мне с героем быть судил!
Благополучен Крым, и счастлива Тамира,
Тобой возвышенны, прославленны тобой!
Но ты, подобяся дыханию зефира,
Поспешно в Крым пришед, Мумета успокой.
Скажи ему, коль мне с тобою быть полезно;
И будущей твоей царице объяви,
Что мне толикое супружество любезно;
И о моей к тебе уверь ее любви.
Величество свое и неисчетны орды
Тамире покажи, со славой возвратясь;
И торжествуй, ступив врагам на выи горды,
Что будут ниц лежать, пред нею преклонись».
Явление третие
Тамира, Клеона и прежние.
Тамира
Ужель возлюбленный Нарсим к нам возвратился?
Дражайший мой отец!
Мумет
Ты видишь здесь его,
Пред коим север весь пространный преклонился;
Мамая почитай за сына моего.
Тамира
О строги небеса!
Мамай
Ты видишь братня друга,
Которой хочет век к тебе одной гореть.
Мумет
Имеешь жениха; а скоро и супруга
В нем будешь отческим рачением иметь.
(К Мамаю)
Любовь и я даю тебе рожденну мною,
С тобою царствовать и искренне любить.
Мамай
Вторым я нынь отцем рожден на свет тобою,
Когда ты предприял меня усыновить.
Мумет
(к Тамире)
Нарсима и меня люби ты в нем едином
И царствуй счастливо в обширной толь стране.
Блистая на земли пресветлым царским чином,
Ему послушна будь, как нынь послушна мне.
Тамира
Ты волен, государь! законы и природа
Велят тебе иметь в Тамире полну власть.
Как спорить я могу? коль не дана свобода
По воле избирать пристойну в жизни часть.
Но если смею я…
Мумет
Младые не радеют
О том, чрез что бы им ко счастию дойти;
Затем родители рожденными владеют,
Дабы поставить их на истинном пути.
Любовью будешь звать, что нынь зовешь грозою,
И станешь строгости моей благодарить.
Ты следуй в мой чертог, любезный брат, за мною,
Дабы мне скорой брак с тобой расположить.
Явление четвертое
Тамира, Мамай, Заисан и Клеона.
Мамай
Несносной горестью смятенный примечаю,
Что всуе таковым я пламенем горю!
Тамира, ненависть имеешь ты к Мамаю?
И смеешь согрубить великому царю?
Однако принужду свои к спокойству мысли
И младости твою противность припишу.
Царевна, истинным своим блаженством числи,
Что сердце я свое тебе в дар приношу.
Цари с концев земных сродства со мной желают;
И кажда красоту приносит мне страна.
Коль многие по мне царевны воздыхают!
Ты можешь получить желанья всех одна.
Ты можешь получить великого героя,
Которой мужеством вселенну удивил,
Превысил славою Чингиса и Хозроя
И прадеда в себе Батыя воскресил.
Представь мой славной род и кто Мамаю деды,
От коих он тебе к супружеству рожден.
Россия не мои, но уж твои победы,
Когда я красотой твоей сам побежден.
Толиким государь народам покоренным,
Не обинуюсь быть просителем твоим.
Я счастие свое почел бы несравненным,
Когда бы оное считала ты своим.
Тамира
Когда ты многие привел под власть народы,
Ты славы, государь, толикой не теряй,
И слабый женский пол лишив драгой свободы,
Великих дел своих чрез то не помрачай.
Мамай
Тебя свободы я могу лишить, Тамира?
Котору возвести с собой на трон спешу,
Поставить госпожой мне подданного мира,
И будучи царем, быть пленником ищу?
Тамира
Среди довольствий всех, среди великой славы,
Сидя на царского престола высоте,
Что пользы, если в нас различны будут нравы?
Я всё равно почту последней нищете!
Какая польза в том, что, рок свой проклиная,
Не браком буду брак, но пленом называть
И, на оковы толь несносные взирая,
Тебе последовать, а о ином вздыхать!
Явление пятое
Мамай, Клеона, Заисан.
Мамай
(Клеоне)
Что слышу я еще! любовница иному
Тамира может быть, и мне притом жена?
И кто, Мамаева не устрашаясь грому,
Дерзнул взглянуть на ту, что мне обручена?
Тебе все склонности и нрав ее известен,
Ты можешь ныне честь и милость заслужить.
Скажи, скажи, кто есть Тамире толь прелестен,
Кого бы мне она хотела предпочтить?
Когда открытием смущение прогонишь,
Дабы соперника узнать и отвратить,
Когда Тамирин дух ко мне в любовь преклонишь,
Какую мзду за то ты можешь получить!
Ты знаешь власть мою и отческую волю:
Старайся обязать великих двух царей.
Я царску честь тебе давать своим позволю
И матери равно тебя почту своей.
Клеона
Я знаю, государь, коль власть твоя велика
И коль должна царю послушна быть раба!
Но помощи подать не может мзда толика,
Когда имеет брань с любовию судьба.
Не может воинство с концев всея вселенны
Противу твоего стать гневного лица;
Но силой покорять пристойно крепки стены,
А нежны ласкою девически сердца.
Чем больше ты к любви Тамиру принуждаешь,
Тем больше будешь ей противен и постыл.
Заисан
Великому царю толь дерзко отвечаешь?
Мамай
О как напрасно я к ней щедр и ласков был!
Оковы, муки, глад и вечная темница,
И смерть сама легка таку змею карать.
Клеона
Тамире было б то уже живой гробница,
Селиму сердце дав, Мамаю присягать.
Явление шестое
Мамай и Заисан.
Мамай
Селим! и кто?
Заисан
Селим! О счастлив недостойно!
О общая печаль! о страсти слепота!
Селим, что не хотя в Багдате жить спокойно,
Разбоем утеснял пред градом сим места.
Но страхом сил твоих смятен, склонился к миру,
И в город сей вошед, Мумету предлагал,
Дабы он дал ему в супружество Тамиру;
Однако царь на то ответ несклонной дал.
К Селимовой любви царевна согласиться…
Мамай
И предпочесть меня разбойнику могла?
О горесть! о удар! о как мой дух стремится!
Не может больше быть на свете мне хула,
Как чтоб соперник мне царевич был Багдатской!
Хотя дерзнул сего он суетно искать,
Не может, возвратясь, сказать в стране Евфратской,
Что он того же мог, чего и я, желать.
Теряет цену всю, что ни было велико,
Как если тое он надеется иметь;
Ему хвала, а мне презрение колико,
Что тем же пламенем со мною мог гореть!
Но ах, что мышлю я и что я здесь коснею?
Уже похитил он, что должно быть мое!
Любезный Заисан, спеши отмстить злодею;
Пойдем…
Заисан
Смягчи теперь волнение свое.
Ты будешь, государь, иметь свою невесту,
И примет за сие достойну казнь Селим,
Как воины твои к сему приспеют месту;
Он погубит себя желанием своим.
Муметова себе ответа ожидая,
Умедлит здесь, пока ты в силе будешь сам
Его пленить, от нас способства не желая,
Что ради мира нынь чинить не должно нам.
Мамай
Поехавшие вслед со мною разлучились
И скорости моей сравниться не могли.
Надеюсь, в разные дороги устремились
И ездят по степям рассыпанны в дали.
И если ускорят, не могут, утомленны,
Покоя не имев, Селиму отомстить.
Но я, продерзостью такою огорченный,
Могу ль минуту дать Селиму живу быть?
Сия рука моя, умывшись кровью мерзкой,
Воздаст весь долг моей озлобленной любви.
Погибнет пусть злодей и сопостат продерзкой.
А ты любовь свою и ревность мне яви,
Скажи, где он?
Заисан
Храни особу ты высоку
И рук не простирай…
Мамай
Доколе мне страдать?
Спеши со мной отмстить обиду толь жестоку,
Чтоб мерзку кровь его Тамире показать!
Явление седьмое
Тамира и Клеона.
Клеона
Какою лютостью к Селиму он пылает!
Какой приходит к нам от слов тиранских слух!
Какой, драгая, жар в очах твоих блистает!
О как колеблется озлобленный твой дух!
Мне сердце движется и говорит всечасно,
Что скоро лютая постигнет нас напасть!
Тамира
Теперь мне более ничто уж не ужасно,
Ни варварска гроза, ни отческая власть!
Клеона
Царевна, на кого ты можешь положиться?
Кто может свободить от сильных рук?
Тамира
Любовь!
Поди и посмотри, куда Мамай стремится?
(Вслед Клеоне)
На все напасти жизнь несчастную готовь.
Явление восьмое
Тамира
(одна)
Беги отсель, беги, Тамира, и спасайся,
Пока тиранских ты не чувствуешь оков,
Беги насильных рук, на град не озирайся:
Селим принять тебя на корабли готов.
Он с берегу очей минуты не спускает,
И плаватели все направилися в путь;
И небо искренней любови поспешает:
Уже нам и борей способной начал дуть.
В одном Селиме я надежду всю имею,
Когда слезами я отца не умягчу.
Но в страхе трепещу, смущаюсь, цепенею!
Ах! что, продерзкая, ах, что начать хочу?
Уйду, отечество, родителя оставив,
И брата, и сей дом, и стыд свой позабыв,
И царской род во всей вселенной обесславив,
И кровного родства законы преступив?
Но каждо место мне отечество с Селимом;
Селим мне будет брат, отец и всё родство.
Оставить всех и быть в житьи неразделимом
С супругами велит закон и естество.
Супружеством назвать неистовство дерзаешь
И налагать страстям закона имена?
Несчастная, кому себя ты поручаешь?
Или тебе в любви неверность не страшна?
Представь себе, представь прельщенную Медею,
Оставльшую отца и честь на сем брегу!
Я место то ж и страсть подобную имею:
Или я лучшия ждать верности могу?
Несноснее беды мне может быть защита,
Как если мне Селим другую предпочтит.
И на чужой стране кем буду я покрыта?
Отцу и брату гнев и дальность возбранит.
От року бегая, на явной рок дерзаю.
Мне пагубой земля, вода грозит бедой.
Непостоянное я море представляю,
И бури хищные ревут передо мной.
Тамира, в бедствие сугубо не вдавайся,
Блюдись сугубой ты неверности, блюдись.
Однако укрепись, мой дух, и не смущайся,
На слово, данное Селимом, положись.
Не тот в нем блещет дух, не та его порода,
С любовию кипит геройская в нем кровь.
И коя устрашит при нем меня погода?
Не движется в волнах нелестная любовь.
Спеши, спеши от мест, Мамаем зараженных,
Спеши за Понт, за Тигр, за Нил, за Океан.
И как уж будешь ты в странах толь удаленных,
И там покажется, что близко сей тиран!
О промысл! о судьба! слезами умягчитесь!
О небо! о земля! о ветры! о моря!
На жалость, на тоску, на вопль мой преклонитесь,
Покройте от руки свирепого царя.
А вы, места, где мы любовию пленились,
Затмитесь, чтоб отцу на память привести,
Что строгостью его Тамиры вы лишились!
Прости, дражайшее отечество, прости!
Действие четвертое
Явление первое
Надир и Заисан.
Заисан
Какие, государь, услышишь ныне вести!
О тяжкая беда! о вечна срамота!
Тамира, стыд забыв, своей не помня чести,
Бежать намерилась отсель в чужи места!
И, безрассудною любовию палима,
К багдатским шла одна, закрыв себя, судам,
Надежду положив на льстивого Селима,
Что был недавно враг отеческим стенам!
Надир
О жалость горестна! о лютое мученье!
О строгость отческа, к чему ты привела?
Заисан
По счастью, я открыл такое дерзновенье:
Тамира во вратах уже градских была!
Я общей за стены пошел смотреть отрады,
Ужель Селим полки поставил на суда;
И видя, что на них всё войско и снаряды,
Я путь свой обратил с веселием сюда.
Увидел, что спешит там женский пол ко брегу,
Смотря во все страны сквозь тонкой свой покров.
Я, робкому дивясь и скорому толь бегу,
Навстречу прямо шел, проведать, кто таков.
Как странник на пути от зверя убегая,
Спешит чрез терние, чрез камни и бугры,
Но вдруг увидев, что тут стремнина крутая
И должно в мрачну хлябь стремглав упасть с горы,
Оцепенев стоит, противится размаху,
Трепещут члены все, мутится свет очей;
Меня увидев вдруг, Тамира так от страху
Смутилась, обмерла в продерзости своей.
Укрыться от меня во все страны металась;
Везде был заперт путь боязнью и стыдом.
Когда толикими волнами колебалась,
Я изумленную в отеческой ввел дом.
Что ныне мне начать? как я царю открою?
Дай в помощь, государь, премудрой твой совет.
Надир
Внезапно не срази печалию такою:
Представь себе, как сим подвигнется Мумет!
Я лучше думаю сию скрыть вовсе тайну,
Дабы в спокойствии отцов оставить дух.
Заисан
Но я могу попасть в беду чрез тое крайну,
Когда кроме меня к царю достигнет слух.
То видели раби и воины со мною
И могут всё ему подробно донести.
Надир
Хотя смягчи удар приятностью какою;
Между веселых слов печаль сию вмести.
Явление второе
Надир
(один)
Несытая алчба имения и власти,
К какой ты крайности род смертных привела?
Которой ты в сердцах не возбудила страсти?
И коего на нас не устремила зла?
С тобою возросли и зависть и коварство;
Твое исчадие кровавая война!
Которое от ней не стонет государство?
Которая от ней не потряслась страна?
Где были созданы всходящи к небу храмы
И стены, труд веков и многих тысяч пот,
Там видны лишь одни развалины и ямы,
При коих тучную имеет паству скот.
О коль мучительна родителям разлука,
Когда дают детей, чтобы пролить их кровь!
О коль разительна и нестерпима мука,
Когда военный шум смущает двух любовь!
Лишь только зазвучит ужасна брань трубою,
Мятутся городы, и села, и леса,
Любовнического исполненные вою
И жалоб на удар жестокого часа.
Что может быть сего несноснее во свете,
Когда двоих любовь и младость сопрягла,
Однако в самом дней младых прекрасном цвете
Густая жадности мрачит их пламень мгла,
Когда родители обманчивой корысти
На жертву отдают и совесть и детей.
О небо, преклонись, вселенную очисти
От пагубы такой, от скверной язвы сей!
Коль дало красоту и младость человеку
И нежны искры в нем любовные зажгло,
Чтоб в радости прожить дражайшую часть веку,
То долго ль на земли сие попустишь зло?
На то ль Тамире ты приятность влило в очи,
На то ли нежную в нее вложило страсть,
Чтобы, подверженна тиранской сильно мочи,
Оплакивала жизнь и горестную часть.
Явление третие
Надир и Клеона.
Клеона
Тамира! Ах, печаль! Тамира дорогая
Поиманна, в слезах отчаявшись сидит!
Селима в жизнь свою увидеть уж не чая,
Лишь мысльми на него в отсутствии глядит
И имя сладкое едва с плачевным стоном
Дерзает в горести последней помянуть.
Озлобленна судьбы жестоким толь законом,
Руками томными терзает нежну грудь.
Бледнеет цвет лица, и все трепещут члены,
Холодной страх, тоска, отчаянье и стыд
Являются в ее очах изображенны.
Надир
Что сделал бы Селим, таков представив вид!
Клеона
Что сделал бы, когда увидел, что руками
Кровавыми Мамай любезную влечет,
Которая, стремясь на небеса очами,
Потоки слезные, рыдая горько, льет?
Ах, сжалься, государь, не дай беде сей сбыться,
Всю мысль свою к ее спасению впери.
Надир
Не можно от сего царевне свободиться:
Воюют против ней великие цари.
Клеона
Так пойдет агница за волком вслед Тамира,
На кровь, на смерть людей, на трупы их смотреть,
И радости лишась в супружестве и мира,
Мученье внутрь себя тяжчайшее иметь?
Надир
Не знаю, что мое внутрь сердце предвещает
И смутному уму всечасно говорит:
Мамай царя и всех злой хитростью прельщает,
И около нас сеть коварств его стоит.
Зачем один прибег? зачем спешит он браком
И что за ним не шлет известия Нарснм?
Сии окрестности считаю я признаком
Для нас, и для него, и для Тамиры злым.
Клеона
Для толь поспешного Мамаева прихода
Слух в городе прошел, что он совсем побит!
Надир
Всегда есть божий глас — глас целого народа;
Устами оного всевышний говорит.
Но пусть Мамай над всей вселенной торжествует;
Однако счастлив быть не может брак такой,
Когда сама любовь против него враждует.
Совместно ль варварству с толь нежной красотой?
Возможно ль в сей тоске Тамире укрепиться
И сердца своего движенья утолить?
Клеона
На страсть ее смотря, и небо возгорится
И не умедлит зла толикого отметить.
Надир
Горами потрясет, и воспалит пожары,
Или опустошит поветрием луга,
Или от глубины возвысив волны яры,
Потопом скверные очистит берега.
Клеона
Народную молву приумножают знаки;
Везде уж говорят, что близ дверей беда!
Мне кажутся во сне ужасные призраки,
И вранов, как на труп, слетаются стада.
Надир
Хоть радостен Мумет, но войска не имеет;
Что будет, как Селим к стенам приступит вновь?
Погибнем, ежели, не рассудя, посмеет
Озлобить меч в руке держащую любовь.
Мамая гордый дух чем больше возвышает,
Тем может рок его скорее поразить.
На пыщны гор верьхи гром чаще ударяет,
Беги высот, когда безбедно хочешь жить.
Цветут спокойные, не зная бурь, долины,
Где редко молнии возможно досягать.
Никто на свете так не обязал судьбины,
Кто б завтрешне себе мог счастье обещать.
На лживость оного никто не полагайся:
Что утром возросло, то вечером падет.
Никто в несчастии спасенья не отчайся:
Что вечер низложил, то утро вознесет.
Неутолимый рок всё колом обращает.
С Мамаем рушиться внезапно может Крым.
Когда кто с высоты великой упадает,
И тех с собой влечет, что с низу шли за ним.
Но сим смущаются лишь только подлы души,
Которы на морской волнами шумный путь
Смотря, колеблются с недвижимыя суши
И чают на брегу высоком потонуть.
Едина видит то с презорством добродетель;
Среди громов и бурь недвижимо стоит;
Сама себе хвала, сама себе свидетель;
Хоть мир обрушится, бесстрашну поразит.
Явление четвертое
Селим и прежние.
Селим
Любовникам долга единая минута!
Возможно ль, государь, Селиму ныне знать,
Еще ль Тамира здесь?
Клеона
О скорбь!
Надир
О горесть люта!
Ах, что дерзнули вы, несчастные, начать!
Селим
Мужайся, скорбный дух, и стой против удара,
Который на меня свирепый рок занес.
Надир
Ах, если б гневного отцова силу жара
Тамира утолить могла потоком слез!
Поимана в пути для бегства предприятом,
Терзается…
Селим
Какой вступает в жилы хлад!
Когда не помогло ты в деле мне начатом,
О небо! не косни, живого свергни в ад!
Мамай любовию моею поругаться,
И пламень мой презреть намерился Мумет?
Тамира не моя? мне с нею не видаться?
И больше никакой уже надежды нет?
Я вижу, что Мумет меня еще не знает,
Еще в осаде он моих не сведал сил.
Мамаю дочь отдав, меня отвергнуть чает?
Надежду на песке он зыбком положил!
Забыл он, что моим люблением спасенный
Стоит сей град? и в нем того лишит меня,
Чем я надеялся, в сей жизни одаренный,
С ним в дружестве прожить, свой род соединя?
Забыл любовь мою и дружество с Нарсимом?
Забыл, что жизнь его была в моих руках?
Я свижусь, покажу, каков союз с Селимом
И что вражда его возможет в сих стенах!
Я снова на брегу противном мне поставлю
И обращу на град евфратские полки;
От лютости такой любезную избавлю
И от Мамаевой мучительской руки.
Ударит женский стон здесь вместо песней брачных
И вместо праздничных огней пожар сих стен.
Мумет увидит смерть, бегущу в вихрях мрачных,
И кровию чертог Мамаев обагрен.
Надир
Я сам бы, уклонясь отеческого града,
В пустой степи и жизнь и скорбь свою закрыл;
Не видя срамоты и мерзостного взгляда,
Я счастлив бы весьма в несчастии том был.
Однако ж, государь, воспомянув Нарсима
И зная, что сие отечество его,
Меча не возноси к опроверженью Крыма
И данного держись ты слова своего.
Селим
Не я, но сам Мумет стен будет разоритель:
Презрением своим на то мне право дал.
Нарсима в оных нет, но лютый в них мучитель;
Он купно бы со мной против него восстал.
Сугуба страсть меня на то вооружает,
То жалость горестна, то искрення любовь;
Одна во мне стремит, другая дух терзает,
Одна снедает грудь, друга волнует кровь;
Одна велит от зла невинную избавить,
Другая ввек себе любезну получить;
Одна всеобщий долг естественный исправить,
Другая данную присягу сохранить.
Или бесчувствен я таков кажусь Мумету,
Чтобы недвижно мог стоять, когда Мамай,
Похитив силою, что мне дороже свету,
Ликуя поведет из глаз в далекий край?
Возможно ли стерпеть его советы мерзки!
О сердце, не мягчись, но разруши вконец,
Мумета низложи. Куда, Селим продерзкий?
Подумай, что Мумет любезныя отец!
И свято место мне, Тамира где родилась;
Пусть в целости стоит, и пусть погибнет тот,
От коего моя надежда разрушилась.
Мамаю отниму Тамиру и живот.
Надир
Приятель, укроти в себе волненья гневны
И жизни не давай в опасность такову.
Клеона
В сугубой горести не погрузи царевны,
От пагубы храни любезную главу.
Надир
Когда на сей ты град восстать не должен войском,
То должен ли один? что хочешь?
Селим
Умереть!
Или торжествовать и в мужестве геройском
Награду верности прекрасную иметь.
И правды и любви непобедима сила
Против насилия со мной на брань пойдет.
Или моя рука, что крымску кровь щадила,
Свою, но прежде той Мамаеву прольет.
И если мужество победой не прославит,
Любовь и честь велит: довольно; я умру?
Пускай хоть тем меня от муки рок избавит,
В любовном жизнь моя погибнет пусть жару.
Я лучше с похвалой оставить ту желаю,
Как тяжек быть себе, и небу, и земли
И смерти ждать, в посмех отдав себя Мамаю,
До старости не знать отрады николи.
Владеет наших дней всевышний сам пределом;
Но славу каждому в свою он отдал власть.
Коль близко ходит рок при робком и при смелом,
То лучше мне избрать себе похвальну часть?
Какая польза тем, что в старости глубокой
И в тьме бесславия кончают долгой век!
Добротами всходить на верьх хвалы высокой
И славно умереть родился человек.
Превыше смертного я жребия поставлю
Участие свое и славой вознесусь,
Когда Тамиру я от лютости избавлю,
Вменяя ни во что; умру или спасусь!
Пускай отец ее свирепой постыдится,
Мою за дочь свою текущу видя кровь;
Узнает злость свою, но поздно научится,
Что может предприять озлобленна любовь!
Надир
Какую принесешь ты в старости утеху
Родителям своим, когда услышат весть,
Что вместо в сей войне желанного успеху
Дерзнул, забыв об них, себя на рок привесть!
Они во сретенье давно к тебе взирают,
И простирают мысль чрез горы и валы,
И в нетерпении минуты все считают,
Твоей насытиться желая похвалы.
Возобнови свои премудрые уставы,
Которым преж сего себя ты покорял;
И вспомни прежние свои на сей час нравы,
Которых мерностью ты старых удивлял.
Селим
Любви велика власть всю крепость низлагает
И мной господствует. Уж я не тот Селим…
Клеона
Какую небо казнь с Мамаем насылает!
Явление пятое
Мамай, Заисан и прежние.
Мамай
Совет имеете с соперником моим?
Селим
Или я с Крымом здесь подвластен стал Мамаю?
Или он мне иметь советы запретит?
Мамай
Теперь препятствия любви моей скончаю!
Селим
Теперь любовь моя насильствию отмстит!
Мамай
Весь север покорив, сего не одолею?
Забыв, предерзостный противится Селим,
Кто прадед мой и что я в области имею?
Селим
Кто родом хвалится, тот хвастает чужим.
Но где твои полки? и где желаешь? в море
Иль в поле окончать толику боем прю?
Мамай
Увидишь, дерзостный беглец, увидишь вскоре,
Какому ты дерзнул противу стать царю.
Поди и возвести, где обитают мертвы
Прапрадеды мои, каков их в свете внук.
(Вынимает саблю.)
Селим
(вынимая саблю)
Любовь Тамирина такой достойна жертвы,
Которой от моих она желает рук.
Сражаются.
Заисан
(разнимая)
Великий государь!
Клеона
Ах!
Надир
(разнимая)
Ах, Селим любезный!
В какую пагубу несет злой рок тебя!
Заисан
(К Мамаю)
Смягчи свой царской гнев!
Клеона
(к Селиму)
Склонись на токи слезны!
Помилуй, государь, Тамиру и себя!
Действие пятое
Явление первое
Мумет, Надир, Тамира, Клеона, воины.
Мумет
В какой я крайней стыд тобою погрузился!
До коего достиг при старости я зла!
На то ль тебя родил, на то ли я крушился,
Тамира, чтобы ты преслушна мне была?
За пришлецем бежать из отческого дому,
И кровности его дерзнула предпочесть!
Какая казнь равна такому делу злому,
Какая быть сему довольна может месть?
Тамира
Когда родилась я в бессчастную минуту,
Чтоб скорбь тебе принесть, то сжалься, государь!
Скончай свой гнев, скончай мою судьбину люту,
Мечем своим в мою повинну грудь ударь!
Мне гроб приятнее Мамаева чертога;
Употреби свою родительскую власть!
Мумет
Не я тебе, не я, сама себе ты строга;
Сама дерзнула ты в такую мерзость впасть.
Ты в сердце лютую сама змею питаешь,
Котора в кровь твою пускает смертный яд!
Мамая дерзостью бесстыдно озлобляешь,
Которого один тебя достоин взгляд,
Которой к высоте толикия державы
Тебя и весь мой дом склонился возвести,
И в общество принять своей гремящей славы,
И сердце в дар тебе геройско принести.
К последнему склонись отеческому слову,
Старайся склонностью продерзость наградить.
Но если я тебя увижу неготову
С великим сим царем в супружество вступить,
То сделаю пример и покажу вселенной,
Что я хотя отец, однако же и царь.
Блюдись руки моей, упрямством раздраженной,
И будь готова стать с Мамаем пред олтарь.
(К Надиру)
Любезный брат, потщись прельщенную наставить
На истинну стезю, пока все учрежду.
(К Клеоне)
Тебя, преступница, что может нынь избавить
От казни, что тебе за злобу наведу?
(К воинам)
Возьмите скверную и ввергните в темницу.
Клеона
Помилуй, государь!
Тамира
Невинной не казни!
Надир
Ты щедру обрати, о небо, к нам зеницу!
Тамира
Отеческу любовь во гневе вспомяни.
Явление второе
Тамира и Надир.
Надир
Дражайшая моя Тамира, будь спокойна
И строгой перестань противиться судьбе;
Забудь, что лучшего ты счастия достойна,
Будь тем довольна, что она дает тебе.
Когда родитель свой любовен и рассуден,
Тогда взаимно ты с почтением люби;
Когда же он свиреп и к умягченью труден,
То, помня крови долг, сноси и не скорби!
Поверь мне, что Мамай хотя теперь возвышен
И гордости своей не знает где предел,
Но скоро упадет, и звук лишь будет слышен,
С какой он высоты, повержен, вниз летел.
Чудовищу сему хоть небо попускает
Еще до времени род смертных разорять,
Но ныне чрез твою невинность воспылает
И ускорит твою и всех беду скончать.
Явление третие
Тамира, Надир и вестник.
Вестник
Печальны, государь, в сей час услышишь вести!
Тамира
Не дай, о боже, мне отчаяться вконец!
Надир
И не нашли на нас превыше силы мести,
Но будь оставленным и в ярости отец!
Вестник
Во гневе из палат Мамай неутолимом
Лишь только вышел вон и обращал свой зрак,
С озлобленным тотчас увиделся Селимом,
И тут к сражению друг другу дали знак.
Взлетели на коней и, оных поощряя,
Скакали на поля одни из наших стен.
Я ехал им вослед, где роща есть густая,
Среди которой луг широкой заключен.
Тут перьвой их удар…
Тамира
О, как мой дух стеснился!
Вестник
Сверкнули острые и дали звук мечи;
Как туча мрачная Мамай ярясь смутился,
От глаз был блеск, как вал морской горит в ночи.
Надежда на лице Селимовом блистала,
И в мужестве была приятна красота;
Везде рука его Мамая утесняла,
Мамай искал себе спасенья от щита.
Едва от скорых он ударов укрывался
И действовать мечем не успевал своим;
Уже и отступал и к бегу порывался;
Но руку сильную занес в размах Селим;
Ударил по щиту, звук грянул меж горами;
Распался разом щит и конска голова.
Мамай повержен был внезапно под ногами,
И ближни потряслись падением древа.
Селим тут мог попрать копытами Мамая;
Однако сшед с коня, к восставшему спешил.
Надир
Ах, дерзость!
Тамира
Ах, беда!
Вестник
На храбрость уповая, К погибели своей великодушен был.
Как чаял, что врага имел уж он во власти;
Набегли невзначай Мамаевы мурзы.
Он им вскричал: «Теперь спасите от напасти!»
Ударились к нему…
Тамира
О горькие часы!
О щедры небеса, и мой живот скончайте!
Вестник
Мне свет из глаз отняв, погнала прочь боязнь!
Я слышал только там: «Рубите и терзайте».
Один из мурз вскричал: «Прими достойиу казнь».
Надир
Любезный мой Селим, уж ты лежишь бездушен,
И храбрость множеством твоя побеждена!
На то ль ты столько был родителю послушен,
Чтоб кости приняла твои чужа страна?
Тамира
В отчаяньи своем уже я леденею,
Терзаньем утомясь любовного огня!
Отмсти ты, государь, отмсти сему злодею,
За друга своего отмсти и за меня.
Надир
Пойду, не пощажу своей я хладной крови.
Отмщу или умру! довольно и того,
Что вашей принести сподоблюся любови
На жертву живота остатки моего.
Явление четвертое
Тамира
(одна)
Какую может дать Надир уж мне отраду?
Селима больше нет! Мамай вкруг ополчен!
Иль скверного себе его ждать буду взгляду?
И дам себя жива чудовищу во плен?
Одно спасенье мне не ожидать спасенья.
В покров природа смерть несчастливым дала.
Имея вольный путь, не избегу мученья?
Еще хочу я жить и не страшуся зла?
Уж сердце за стеной Селимово терзают,
Ах, лютой мой отец! убийцы по путям.
О как и руки им твои не помогают!
Поди и насладись невинной кровью сам.
Насыть слезами грудь дочерними, родитель!
И пагубой моей и роком веселись!
Но знай, что будешь слыть на свете ты мучитель:
Единым именем с Мамаем возгордись.
А ты, мой брат, когда стал ныне друг Мамаю,
То в жизни на тебя гнушаюсь я взглянуть;
Когда ж ты от него погиб, как верно чаю,
То в тот же за тобой спешить мне должно путь.
Итак, несчастная Тамира, умирая,
Родительских уже не будешь видеть слез.
Одна сомкнешь глаза, со света убегая,
Оставлена от всех, презренна от небес!
И огорченный дух сойдет в места подземны,
Себя от тяжких сих оковов разреша,
И устремится вслед Селиму в хляби темны!
Повей ко мне, повей, любезная душа:
Соединись с моим последним здесь дыханьем
И будь, когда нам рок жить вкупе запретил,
Хотя по смерти мне соединен бежаньем
Со света, что с тобой однем мне мог быть мил.
Раскаешься уже, родитель мой, но поздно!
Ах, поздно будешь ты над мертвою рыдать,
Что принуждение твое могло мне грозно
Надежду и живот во младости отнять!
А ты почувствуешь, Мамай бесчеловечный,
Которой отнял нынь две жизни у меня,
Почувствуешь ты казнь и страхи бесконечны,
Как наша пред тебя приступит тень стеня.
Селимов будет дух и мой тебе мечтаться
И лица бледные и кровь везде казать.
Из степи будешь в степь от страху укрываться;
Но места не найдешь, где б муки избежать.
Пока не видя ты своим мученьям краю,
Погибнешь в горести, прокляв последний час.
Сего, о небеса, тирану я желаю!
И в жертву приношу последний с кровью глас!
Уже мне вечность вход к блаженству отверзает,
И смерть зовет меня к спокойству от трудов!
Героев светлый лик Нарсима там встречает.
А ты, мой дух, к нему еще ли не готов?
Ты к делу славному начто ослабеваешь?
Что должно потерять, то должно презирать.
Зачем, рука моя, конца не ускоряешь?
Мне легче смерть сама, как смерти ожидать.
Я смертью лишь могла, Селим, тебя лишиться,
Когда б наш век продлить изволилось судьбе.
Но ныне не хочу и в смерти разлучиться:
Ты умер для меня; я следую тебе.
(Хочет заколоться.)
Явление пятое
Селим, Нарсим и Тамира.
Селим
(схватив за руку и вырвав кинжал)
Я жив, дражайшая, я жив и торжествую!
Нарсим
Любезная сестра, твой здравствует Нарсим!
Тамира
(ослабевая)
Уже меж мертвыми я вижу тень драгую!
Селим
В каком отчаяньи!
Тамира
И дух Нарсимов с ним!
Селим
(к ослабевающей Тамире)
Тебя, дражайшая, Селим твой поздравляет,
Что враг наш погублен, уж больше не страшись.
Нас верность и любовь и счастье возвышает;
Великой радостью ты с нами ободрись.
Тамира
Возможно ль быть тому? Селим! Нарсим! я с вами!
Я с вами в жизнь еще увидеться могла?
Я вижу ясно, что рука твоя над нами,
О боже мой, в беде и в горести была!
Но мне Мамаева еще ужасна сила!
Нарсим
Умывшись в варварской рука моя крови
Вселенныя концы от страху свободила,
Мне мщенье воздала и вашей долг любви.
Явление последнее
Мумет, Надир, Заисан, Селим, Нарсим и Тамира.
Мумет
Нарсим, ты здесь! тебя я вижу, сын любезный?
Колику радость ты нечаянно принес!
Один ты иссушишь мои потоки слезны,
Что пролил мне удар разгневанных небес!
Мамаю не хотя Тамира быть супругой
Всего лишает нас, что нам он обещал
И что ты приобрел своей к нему услугой.
Нарсим
Я всю уж, государь печаль твою скончал,
И, побежден, к тебе с победой возвращаюсь;
Димитрий одолел; и враг наш поражен.
Мумет
Внимая странну весть, в сомненьи ужасаюсь!
Нарсим
Коль чудно я для вас от пагубы спасен!
Спасен, сей град, тебя, Тамиру и Селима
Избавить от беды, Мамая погубив.
Повержен сопостат и разоритель Крыма,
Что полк мой низложил; чуть я остался жив.
Мумет
О небо!
Заисан
Ах, удар!
Тамира
О промысл милосердый!
Надир
(К Заисану)
Не мне ли в честь конец имеет наша пря?
Селим
Сама судьба есть щит любови нашей твердый.
Мумет
О льстивые слова коварного царя!
Скажи, любезный сын, скажи мне всё подробно
И сделай всем моим смущениям конец.
Нарсим
Не слыхано еще на свете зло подобно,
Какое предприял Мамай, тиран н льстец.
Уже чрез пять часов горела брань сурова,
Сквозь пыль, сквозь пар едва давало солнце луч.
В густой крови кипя, тряслась земля багрова,
И стрелы падали дождевых гуще туч.
Уж поле мертвыми наполнилось широко;
Непрядва, трупами спершись, едва текла.
Различный вид смертей там представляло око,
Различным образом поверженны тела.
Иной с размаху меч занес на сопостата,
Но прежде прободен, удара не скончал.
Иной забыв врага, прельщался блеском злата,
Но мертвый на корысть желанную упал.
Иной, от сильного удара убегая,
Стремглав на низ слетел и стонет под конем.
Иной пронзен угас, противника пронзая,
Иной врага поверг и умер сам на нем.
Российские полки, отвсюду утесненны,
Казалося, что в плен дадутся иль падут.
Мамай, растерзанны противных видя члены,
Великой гордостью промолвил мне надут:
«Нарсим, Димитрия во узах предо мною,
Когда он жив еще, немедленно поставь;
Но ежели он мертв, с противничей главою
Поспешно возвратясь, мне радости прибавь».
Я, будучи его тобою отдан воле,
Немедля поскакал к российскому полку
Димитрия искать в его стану и в поле;
По трупам перешел кровавую реку.
Со всех сторон меня внезапно окружили
Избранны воины Мамаевых полков
И тех, что круг меня вооруженны были,
Дерзнули сечь. Я тут узнал проклятый ков.
Узнал, что не вотще его я опасался,
И к защищению себя вооружил.
Один из них ко мне уж прямо устремлялся
И стрелу на меня в свирепости пустил.
Она, пробив мой щит, увязла посредине.
Мумет
К какой ужасной я послал тебя беде!
Надир
Трепещет грудь моя!
Селим
Коль близко был к кончине!
Нарсим
Внезапно шум восстал по воинству везде.
Как туча бурная ударив от пучины,
Ужасной в воздухе рождает бегом свист,
Ревет и гонит мглу чрез горы и долины,
Возносит от земли до облак легкой лист,
Так сила росская, поднявшись из засады,
С внезапным мужеством пустилась против нас;
Дождавшись таковой в беде своей отрады,
Оставше воинство возвысило свой глас.
Во сретенье своим россияне вскричали,
Великой воспылал в сердцах унывших жар.
Мамаевы полки, увидев, встрепетали,
И ужас к бегствию принудил всех татар.
Убивцы от меня для страху удалились.
Я кверьху смутные возвел свои глаза.
Тогда над росскими полками отворились
И ясный свет на них спустили небеса.
Ударил гром на нас, по оных поборая.
И подал знак, что бог на помощь им идет!
Глазами я искал и не нашел Мамая;
С бегущими и сам побег ему вослед.
Внимая страшный стон, с холма я оглянулся;
Какую пагубу увидел наших сил!
Увидел купно всех попранных, ужаснулся!
Мамаю отомстить за всё я зло спешил.
Мумет
О счастье льстивое, как души ослепляешь!
Тамира, я тебя напрасно озлоблял!
Тамира
Ты словом сим живот с надеждой возвращаешь!
Селим
Уже я вознесен, как мой соперник пал!
И очи, государь, мои тем насладились,
Что отнял жизнь ему при мне любезный друг.
Когда мы на поле один с другим сразились,
Вооруженные наехали к нам в луг.
Я чаял, что Мамай с другими согласился,
Чтоб множеством меня коварно одолеть;
Однако я стоять против вооружился
И предприял, лишась любезной, умереть.
Тотчас тут усмотрел любезного Нарсима,
Которой, яростью к Мамаю устремлен,
Летел к отмщению колеблемого Крыма.
Он тяжко восстенал, мечем сквозь грудь пронзен.
Как тигр уж на копье хотя ослабевает,
Однако посмотрев на раненой хребет,
Глазами на ловца кровавыми сверькает
И ратовище, злясь, в себе зубами рвет,
Так меч в груди своей схватил Мамай рукою,
Но пал, и, трясучись, о землю тылом бил.
Из раны черна кровь ударилась рекою;
Он очи злобные на небо обратил.
Разинул челюсти! но гласа не имея,
Со скрежетом зубным извергнул дух во ад.
Нарсимовы слуги бездушного злодея
Остались истребить огнем последний яд.
Надир
Толь тяжко с высоты бог гордых повергает!
Селим
Вторично, государь, я ныне предложу
О том, к чему моя толь сильно грудь пылает
И жизни для чего своей я не щажу.
Мумет
Я с небом и с судьбой и с вами соглашаюсь,
Исполню, что велит любовь и красота.
Я счастием своим и вашим утешаюсь!
Живи в веселии, любезная чета.
Коль всем нам был сей день печален и ужасен,
Что мог нас в пагубе конечной утопить;
Толь будет завсегда он весел и прекрасен,
Что в оный промысл вас судил соединить.
Взаимная любовь меж вас не принужденна
Всегдашней верностью пусть даст иным пример.
Мамаева притом кичливость пораженна
Других пусть устрашит гордиться выше мер.
К готовому теперь вы олтарю за мною
Последуйте пред ним в супружество вступить;
Клеониною я хоть оскорблен виною,
Но радость нынешня велит ей всё простить.[1]
1750
[1]Тамира и Селим. Отд. изд., Спб., 1750. Написана по «изустному указу» Елизаветы, повелевшей «профессорам Тредиаковскому и Ломоносову сочинить по трагедии». В отчете за «майскую треть» 1750 г. Ломоносов указывал, что «начал сочинять трагедию», а в следующем отчете упоминает, что закончил «Тамиру и Селима» в ноябре (ПСС. Т. 10. С. 382-384). 1 декабря 1750 г. трагедия была разыграна кадетами Сухопутного шляхетного корпуса и повторена 9 января 1751 г. Вымышленный «экзотический сюжет» — поход «багдатского царевича» против крымского хана и любовные перипетии — сочетается с поэтической обработкой эпизодов русской истории (см.: Моисеева Г. Н. К вопросу об источниках трагедии М. В. Ломоносова «Тамира и Селим» // Литературное творчество Ломоносова. М.; Л., — 1962. С. 253-257).
Краткое изъяснение.
Кафа — главная гавань Крыма, откуда велась торговля с Востоком. Была расположена на месте нынешней Феодосии. После Куликовской битвы Мамай собрал большую рать, но был разбит Тохтамышем на берегах Калки, бежал в Кафу, где был убит генуэзцами.
Натолия — Анатолия (в значении: Малая Азия).
Действие первое.
Ольг — князь рязанский Олег Иванович, которого Мамай вынудил к союзу. Обещав помощь Мамаю, Олег уклонился от похода, но не примкнул и к Димитрию.
Олгерд Гедиминович (1341-1377) — великий князь литовский.
Действие второе.
Эвксинская пучина — Черное море.
Владимир нам пример и храбрый Мономах. Ломоносов сближает исторические заслуги великого князя Владимира Святославовича (ум. 1015), который, заняв Корсунь (Херсонес Таврический), принял в 988 г. христианство и вступил в брак с греческой царевной Анной, и Владимира Мономаха (1053-1125), отражавшего набеги кочевников-половцев.
Непрядва. При устье Непрядвы стояли русские войска перед битвой на Куликовом поле (8 сентября 1380 г.).
Челубей — татарский витязь, убитый на поединке русским богатырем Пересветом перед началом Куликовской битвы.
Действие третие.
Хозрой — Хосрой I Ануширван (531-579), иранский шах, возвысивший государство Сасанидов.
Действие пятое.
Сила росская. Во время Куликовской битвы русские полки под начальством князя Владимира Андреевича и воеводы Дмитрия Волынского-Боброка, находившиеся в засаде, вступив в битву, решили ее судьбу.