У Доски, где почётные граждане,
Я стоял больше часа однажды и
Вещи слышал там — очень важные…
«…В самом ихнем тылу,
Под какой-то дырой,
Мы лежали в пылу
Да над самой горой,
На природе (как в песне — на лоне),
И они у нас как на ладони,
Я и друг — тот, с которым зимой
Из Сибири сошлись под Москвой.
Раньше оба мы были охотники —
А теперь на нас ватные потники
Да протёртые подлокотники!
Я в Сибири всего
Только соболя бил,
Ну а друг — он, того,
На медведя ходил.
Он колпашевский — тоже берлога! —
Ну а я из Выезжего Лога.
И ещё (если друг не хитрит):
Белку — в глаз, да в любой, говорит…
Разговор у нас с немцем двухствольчатый:
Кто шевелится — тот и кончатый,
Будь он лапчатый, перепончатый!
Только спорить любил
Мой сибирский дружок —
Он во всём находил
Свой, невидимый прок, —
Оторвался на миг от прицела
И сказал: «Это мёртвое тело —
Бьюсь на пачку махорки с тобой!»
Я взглянул — говорю: «Нет — живой!
Ты его лучше пулей попотчевай.
Я опричь же того ставлю хошь чего —
Он усидчивый да улёжчивый!»
Друг от счастья завыл —
Он уверен в себе:
На медведя ходил
Где-то в ихней тайге —
Он аж вскрикнул (негромко, конечно,
Потому что — светло, не кромешно),
Поглядел ещё раз на овраг —
И сказал, что я лапоть и враг.
И ещё заявил, что икра у них!
И вообще, мол, любого добра у них!..
И — позарился на мой браунинг.
Я тот браунинг взял
После ходки одной:
Фрица, значит, подмял,
А потом — за спиной…
И за этот мой подвиг геройский
Подарил сам майор Коханойский
Этот браунинг — тот, что со мной, —
Он уж очень был мне дорогой!
Но он только на это позарился.
Я и парился, и мытарился…
Если б знал он, как я отоварился!
Я сначала: «Не дам,
Не поддамся тебе!»
А потом: «По рукам!» —
И аж плюнул в злобе.
Ведь не вещи же ценные в споре!
Мы сошлись на таком договоре:
Значит, я прикрываю, а тот —
Во весь рост на секунду встаёт…
Мы ещё пять минут погутарили —
По рукам, как положено, вдарили,
Вроде на поле — на базаре ли!
Шепчет он: «Коль меня
И в натуре убьют,
Значит здесь схоронят,
И — чего ещё тут…»
Поглядел ещё раз вдоль дороги —
И шагнул как медведь из берлоги,
И хотя уже стало светло —
Видел я, как сверкнуло стекло.
Я нажал — выстрел был первосортненький,
Хотя «соболь» попался мне вёртненький.
А у ног моих — уже мёртвенький…
Что теперь и наган мне —
Не им воевать.
Но свалился к ногам мне —
Забыл как и звать, —
На природе (как в песне — на лоне),
И они у нас как на ладони.
…Я потом разговор вспоминал:
Может, правда, он белок стрелял?..
Вот всю жизнь и кручусь я как верченый.
На Доске меня этой зачерчивай!
…Эх, зачем он был недоверчивый!»