Стихи о тоске
Наталии Рыковой Всё расхищено, предано, продано, Черной смерти мелькало крыло, Все голодной тоскою изглодано
Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно — Где совершенно одинокой Быть
Дубрава шумит; Сбираются тучи; На берег зыбучий Склонившись, сидит В слезах, пригорюнясь, девица-краса;
Быть хорошим другом обещался, звезды мне дарил и города. И уехал, и не попрощался. И не возвратится никогда.
Чуж-чуженин, вечерний прохожий, хочешь — зайди, попроси вина. Вечер, как яблоко, — свежий, пригожий
Бывает час: тоска щемящая Сжимает сердце… Мозг — в жару… Скорбит душа… Рука дрожащая Невольно тянется
Оказывается… в жизни так бывает, Когда Душа тоскует за Душой, Поэтому и Сердце разрывает, Наполненное
Месяц выглянул над соснами И за тучи закатился. Сколько дней прошло с той осени, — Ты ни разу мне не снился.
Погасла последняя краска, Как шепот в полночной мольбе… Что надо, безумная сказка, От этого сердца тебе?
О Грузия, лишь по твоей вине, когда зима грязна и белоснежна, печаль моя печальна не вполне, не до конца
Корабли плывут В Константинополь. Поезда уходят на Москву. От людского шума ль Иль от скопа ль Каждый
Когда в тоске самоубийства Народ гостей немецких ждал, И дух суровый византийства От русской церкви отлетал
Вы хороши!- Каштановой волной Ваш локон падает на свежие ланиты; Как мил ваш взор полузакрытый, Как мил
Под мясной багряницей душой тоскую, Под обухом с быками на бойнях шалею, Но вижу не женскую стебельковую
Есть и в моём страдальческом застое Часы и дни ужаснее других… Их тяжкий гнёт, их бремя роковое Не выскажет
Для этой книги на эпиграф Пустыни сипли, Ревели львы и к зорям тигров Тянулся Киплинг. Зиял, иссякнув
Когда толпа вокруг кумирам рукоплещет, Свергает одного, другого создает, И для меня, слепого, где-то
Какой прибой растет в угрюмом сердце, Какая радость и тоска, Когда чужую руку хоть на миг удержит Моя
Над церковкой — голубые облака, Крик вороний… И проходят — цвета пепла и песка — Революционные войска.
Нет дня, чтобы душа не ныла, Не изнывала б о былом — Искала слов, не находила — И сохла, сохла с каждым
Вы, идущие мимо меня К не моим и сомнительным чарам, — Если б знали вы, сколько огня, Сколько жизни
Гляжу на снег, а в голове одно: Ведь это — день, а до чего темно! И солнце зимнее, оно на час — Торопится
«Что ты затосковал?» — «Она ушла». — «Кто?» — «Женщина. И не вернется, Не сядет рядом у стола, Не разольет
Все мы бражники здесь, блудницы, Как невесело вместе нам! На стенах цветы и птицы Томятся по облакам.
Загрустила, запечалилась Моя буйная головушка; Ясны очи — соколиные — Не хотят смотреть на белый свет.
Петух зарю высекает, звеня кресалом каленым, когда Соледад Монтойя спускается вниз по склонам.
Радость, Нежность И тоска, Чувств нахлынувших Сумятица, Ты — как солнце Между скал: Не пройти И не попятиться.
Ты помнишь, что было тогда, Как всюду ручьи бушевали И птиц косяками стада На север, свистя, пролетали.
На отчаяние Жестокая тоска, отчаяния дочь! Не вижу лютыя я жизни перемены: В леса ли я пойду или в луга
Бессонница. Тоска. Ревнивый бред. Кто говорит: любви на свете нет? Каков же должен быть источник света
На булат опершись бранный, Рыцарь в горести стоял, И, смотря на путь пространный, Со слезами он сказал
Прошли года! Но замок тот Еще до сей поры мне снится. Я вижу башню пред собой, Я вижу слуг дрожащих лица
Шёл я, брёл я, наступал то с пятки, то с носка. Чувствую — дышу и хорошею… Вдруг тоска змеиная, зелёная
Присела к зеркалу опять, в себе, как в роще заоконной, всё не решаешься признать красы чужой и незнакомой.
Осенний сумрак — ржавое железо Скрипит, поёт и разьедает плоть… Что весь соблазн и все богатства Креза
В тоске по юности моей И в муках разрушенья Прошедших невозвратных дней Припомнив впечатленья, Одно из
В твоих нарисованых глазках, С надеждай взирающах в даль. Почти настоящие слезки, А также тоска и печаль.
Что так смущаешься, волнуешь, Бессмертная душа моя? Отколе пламенны желанья? Отколь тоска и грусть твоя?
Есть в близости людей заветная черта, Ее не перейти влюбленности и страсти,- Пусть в жуткой тишине сливаются
Как у нас по селу Путь-дорога лежит, По степной по глухой Колокольчик звенит. На мосту прозвенит, За
Я пил за тебя под Одессой в землянке, В Констанце под черной румынской водой, Под Вязьмой на синем ночном
Грусть и тоска наполнили мои глаза, Душа молчит. Не хочется смеяться. Мне трудно очень о чем-то рассказать
По бледно-розовым овалам, Туманом утра облиты, Свились букетом небывалым Стального колера цветы.
В огромном омуте прозрачно и темно, И томное окно белеет; А сердце, отчего так медленно оно И так упорно тяжелеет?
Грусть, печаль, тоска, тревога. Одиночество, сомненье. Бледный месяц у порога. Облаков прикосновенье.
Камни млеют в истоме, Люди залиты светом, Есть ли города летом Вид постыло-знакомей? В трафарете готовом
Тоскую, как тоскуют звери, Тоскует каждый позвонок, И сердце — как звонок у двери, И кто-то дернул за звонок.
Налей вина, саки! Тоска стесняет грудь; Не удержать нам жизнь, текучую, как ртуть. Не медли!
Грусть, печаль, тоска да скука повстречались у кровати, а виной тому – разлука, да и ревность виновата…
Уже лазурь златить устала Цветные вырезки стекла, Уж буря светлая хорала Под темным сводом замерла;