Стихи Марины Цветаевой
Мне нравится, что вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не вами, Что никогда тяжелый шар земной
Безупречен и горд В небо поднятый лоб. Непонятен мне герб, И не страшен мне гроб. Меж вельмож и рабов
Даны мне были и голос любый, И восхитительный выгиб лба. Судьба меня целовала в губы, Учила первенствовать Судьба.
Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я — поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана
Уж сколько их упало в эту бездну, Разверзтую вдали! Настанет день, когда и я исчезну С поверхности земли.
Я Вас люблю всю жизнь и каждый день. Вы надо мною как большая тень, как древний дым полярных деревень.
Бежит тропинка с бугорка, Как бы под детскими ногами, Всё так же сонными лугами Лениво движется Ока;
Ты мне чужой и не чужой, Родной и не родной, Мой и не мой! Идя к тебе Домой — я «в гости» не скажу, И
Был вечер музыки и ласки, Всё в дачном садике цвело. Ему в задумчивые глазки Взглянула мама так светло!
Почему ты плачешь? — Так. — Плакать так смешно и глупо. Зареветь, не кончив супа! Отними от глаз кулак!
Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья. Я родилась. Спорили сотни Колоколов. День был субботний
Скомкали фартук холодные ручки, Вся побледнела, дрожит баловница. Бабушка будет печальна: у внучки Вдруг
Идешь, на меня похожий, Глаза устремляя вниз. Я их опускала – тоже! Прохожий, остановись! Прочти – слепоты
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес, Оттого что
Вчера ещё в глаза глядел, А нынче — всё косится в сторону! Вчера еще до птиц сидел,- Всё жаворонки нынче — вороны!
Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно — Где совершенно одинокой Быть
Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно! Прекрасные глаза, глядите осторожно! Баркасу должно плыть
О, неподатливый язык! Чего бы попросту — мужик, Пойми, певал и до меня: «Россия, родина моя!
Уж сколько их упало в эту бездну, Разверзтую вдали! Настанет день, когда и я исчезну С поверхности земли.
Лежат они — написанные наспех, Горячие от горечи и нег. Между любовью и любовью распят Мой миг, мой час
Продолговатый и твердый овал, Черного платья раструбы… Юная бабушка! Кто целовал Ваши надменные губы?
Волосы я — или воздух целую? Веки — иль веянье ветра над ними? Губы — иль вздох под губами моими?
Золото моих волос Тихо переходит в седость. — Не жалейте! Всё сбылось, Всё в груди слилось и спелось.
Короткие крылья волос я помню, Метущиеся между звезд. — Я помню Короткие крылья Под звездною пылью, И
Встают, встают за дымкой синей Зеленые холмы. В траве, как прежде, маргаритки, И чьи-то глазки у калитки…
Не штык — так клык, так сугроб, так шквал, — В Бессмертье что час — то поезд! Пришла и знала одно: вокзал.
«Простите меня, мои горы! Простите меня, мои реки! Простите меня, мои нивы! Простите меня, мои травы!
Из Польши своей спесивой Принес ты мне речи льстивые, Да шапочку соболиную, Да руку с перстами длинными
Мама стала на колени Перед ним в траве. Солнце пляшет на прическе, На голубенькой матроске, На кудрявой голове.
Над Феодосией угас Навеки этот день весенний, И всюду удлиняет тени Прелестный предвечерний час.
В неосвещенной передней я Молча присела на ларь. Темный узор на портьере, С медными ручками двери… В
А всему предпочла Нежный воздух садовый. В монастырском саду, Где монашки и вдовы, — И монашка, и мать
А человек идет за плугом И строит гнезда. Одна пред Господом заслуга: Глядеть на звезды. И вот за то
Когда малюткою была — Шальной девчонкой полуголой — Не липла — Господу хвала! — Я к материнскому подолу.
Белизна — угроза Черноте. Белый храм грозит гробам и грому. Бледный праведник грозит Содому Не мечом
Большими тихими дорогами, Большими тихими шагами… Душа, как камень, в воду брошенный — Все расширяющимися
Были огромные очи: Очи созвездья Весы, Разве что Нила короче Было две черных косы Ну, а сама меньше можного!
В мире, ревущем: — Слава грядущим! Что во мне шепчет: — Слава прошедшим! Вам, проходящим, В счет не идущим
В седину — висок, В колею — солдат, — Небо! — морем в тебя окрашиваюсь. Как на каждый слог — Что на тайный
Таял снег в горах суровых, В долы оползни ползли. Снежным оползням навстречу Звери-туры в горы шли.
И страшные мне снятся сны: Телега красная, За ней — согбенные — моей страны Идут сыны. Золотокудрого
Сам не ведая как, Ты слетел без раздумья, Знак любви и безумья, Восклицательный знак! Застающий врасплох
Встречались ли в поцелуе Их жалобные уста? Иоанна кудри, как струи Спадают на грудь Христа. Умилительное бессилье!
Героизму пристало стынуть. Холод статен, как я сама. Здравствуй, — белая-свет-пустыня, Героическая зима!
Горы — турам поприще! Черные леса, Долы в воды смотрятся, Горы — в небеса. Край всего свободнее И щедрей всего.
«Двух станов не боец, а только гость случайный…» Двух станов не боец, а — если гость случайный — То гость
Долго на заре туманной Плакала метель. Уложили Дон-Жуана В снежную постель. Ни гремучего фонтана, Ни
Душа, не знающая меры, Душа хлыста и изувера, Тоскующая по бичу. Душа — навстречу палачу, Как бабочка
Есть у тебя еще отец и мать, А все же ты — Христова сирота. Ты родилась в водовороте войн, — А все же
Завораживающая! Крест На крест складывающая руки! Разочарование! Не крест Ты — а страсть, как смерть