Стихи Брюсова Валерия
Ру-ру, ру-ру, трах, рк-ру-ру… По вечерам, как поутру, Трамвай гремит, дзинь-дзинь звонит… И стук колес
На заре вечерней, в трауре, Ты куда спешишь, девица? Соловей свистит на яворе, Месяц в озеро глядится.
Волны волос упадали, Щечки пылали огнем. С отзвуком нежной печали Речи любовью звучали, Нега сквозила во всем.
Женский голос — он прозрачен, Как дрожащее стекло, И, предчувствием охвачен, Я молчу, склонив весло.
Голос «Ты — мой, моей рукой отмечен, И я, уверенная, жду. Играй, безумен и беспечен, От счастья смейся
Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки
Мы встретились с нею случайно, И робко мечтал я об ней, Но долго заветная тайна Таилась в печали моей.
Завтра, когда мое тело найдут, Плач и рыданья поднимутся тут. Станут жалеть о судьбе дарований, Смерть
Над простором позлащенным Пестрых нив и дальних рощ Шумом робким и смущенным Застучал весенний дождь.
Звезды закрыли ресницы, Ночь завернулась в туман; Тянутся грез вереницы, В сердце любовь и обман.
Палочка-выручалочка, Вечерняя игра! Небо тени свесило, Расшумимся весело, Бегать нам пора! Раз, два
Юноша бледный со взором горящим, Ныне даю я тебе три завета: Первый прими: не живи настоящим, Только
Серебро, огни и блестки,- Целый мир из серебра! В жемчугах горят березки, Черно-голые вчера.
Мы забавляемся Нашей судьбой, Тихо качаемся В люльке с тобой. Фея-кудесница Песню поет, К месяцу — лестница
Есть одно, о чем плачу я горько: Это прошлые дни, Это дни восхитительных оргий И безумной любви.
В ее глаза зеленые Взглянул я в первый раз, В ее глаза зеленые, Когда наш свет погас. Два спутника случайные
Я много лгал и лицемерил, И много сотворил я зла, Но мне за то, что много верил, Мои отпустятся дела.
Поезд врывается в древние скалы, — Слева и справа гранит. Вот на тропе пешеход запоздалый Стал, прислонился, глядит.
Островки, заливы, косы, Отмель, смятая водой; Волны выгнуты и косы, На песке рисунок рунный Чертят пенистой грядой.
Душно, тесно, в окна валит Дымный жар, горячий дым, Весь вагон дыханьем залит Жарким, потным и живым.
Неужели это была ты — В сером платье Робкая девочка на площадке вагона — Моя невеста! Помню, как оба
Воды — свинца неподвижней; ивы безмолвно поникли; Объят ночным обаяньем выгнутый берег реки;
О, когда бы я назвал своею Хоть тень твою! По и тени твоей я не смею Сказать: люблю. Ты прошла недоступно
Руки, вечно молодые, Миг не смея пропустить, Бусы нижут золотые На серебряную нить. Жемчуг крупный, жемчуг
Бывало, клекотом тревожа целый мир И ясно озарен неугасимой славой, С полуночной скалы взлетал в седой
Памяти Дениса Папина В серебряной пыли полуночная влага Пленяет отдыхом усталые мечты, И в зыбкой тишине
Ты здесь, на ложе ласк неверных, Обманывающих приближений, В правдиво-лицемерный миг, Во мгле, как в
Знаю сумрачный наход Страсти, медленно пьянящей: Словно шум далеких вод, Водопад, в скалах кипящий.
Лесная птица, влетевшая в сумрачный зал; Рука ребенка, зажавшая острый кинжал, — Ты облик Жизни узнал ли?
По улицам узким, и в шуме, и ночью, в театрах, в садах я бродил, И в явственной думе грядущее видя, за
Когда тебе, дитя, я приношу игрушки, Мне ясно, почему так облака жемчужны, И так ласкающе к цветам льнет
Мы волны морские, мы дышим луной, Но утром не скажем о тайне ночной, И день не узнает, как трепетный
После долгих скитаний тебя я обрел, моя девочка! Тайно двоих на лугу пояс обвил золотой! Кто же пред
Людское море всколыхнулось, Взволновано до дна; До высей горных круч коснулась Взметенная волна, Сломила
Во мгле, под шумный гул метели, Найду ль в горах свой путь, — иль вдруг, Скользнув, паду на дно ущелий?
Как вдруг нежданно стали гулки Шаги среди больших стволов! И в первый раз, во всей прогулке, Смолк смех
Я сквозь незапертые двери Вошел в давно знакомый дом, Как в замок сказочных поверий, Постигнутый волшебным сном.
Четыре дня мы шли опустошенной степью. И вот открылось нам раздолие Днепра, Где с ним сливается Десна
Республика последних снов на грани, Где шелест нив и шум лесной к пустыне Приносят гул надбрежных обмираний!
К великой цели двигались народы. Век философии расцвел, отцвел; Он разум обострил, вскрыл глуби зол И
На медленном огне горишь ты и сгораешь, Душа моя! На медленном огне горишь ты и сгораешь, Свой стон тая.
Я учусь быть добрым, я хочу быть ласковым. Вы, стихов поющих верные хранители: Это будет песня, это будет
Одна из осужденных жриц… Chefs d’uvre Я люблю в глазах оплывших И в окованной улыбке Угадать черты любивших
Крестьянин Эй, старик! чего у плуга Ты стоишь, глядишь в мечты? Принимай меня, как друга: Землепашец
Чтоб меня не увидел никто, На прогулках я прячусь, как трус, Приподняв воротник у пальто И на брови надвинув картуз.
Ну, затеял перебранку Косолапый лысый черт! Голос — точно бьют в жестянку, Морда — хуже песьих морд.
Пустынен берег тусклого Аверна, Дрожат кругом священные леса, Уступы гор отражены неверно, И, как завеса
С опущенным взором, в пелериночке белой, Она мимо нас мелькнула несмело,- С опущенным взором, в пелериночке белой.
Я — раб, и был рабом покорным Прекраснейшей из всех цариц. Пред взором, пламенным и черным, Я молча повергался ниц.
За длительность вот этих мигов странных, За взгляд полуприкрытый глаз туманных, За влажность губ, сдавивших