Стихи Ивана Бунина
Я помню спальню и лампадку. Игрушки, теплую кроватку И милый, кроткий голос твой: «Ангел-хранитель над тобой!
Зацвела на воле В поле бирюза. Да не смотрят в душу Милые глаза. Помню, помню нежный, Безмятежный лен.
Ясным утром на тихом пруде Резво ласточки реют кругом, Опускаются к самой воде, Чуть касаются влаги крылом.
Блистая, облака лепились В лазури пламенного дня. Две розы под окном раскрылись — Две чаши, полные огня.
Мечтай, мечтай. Все уже и тусклей Ты смотришь золотистыми глазами На вьюжный двор, на снег, прилипший
Ночь побледнела, и месяц садится За реку красным серпом. Сонный туман на лугах серебрится, Черный камыш
И ветер, и дождик, и мгла Над холодной пустыней воды. Здесь жизнь до весны умерла, До весны опустели сады.
Чем жарче день, тем сладостней в бору Дышать сухим смолистым ароматом, И весело мне было поутру Бродить
О счастье мы всегда лишь вспоминаем. А счастье всюду. Может быть, оно — Вот этот сад осенний за сараем
Они глумятся над тобою, Они, о родина, корят Тебя твоею простотою, Убогим видом черных хат… Так сын
Мы рядом шли, но на меня Уже взглянуть ты не решалась, И в ветре мартовского дня Пустая наша речь терялась.
Ночью в полях, под напевы метели, Дремлют, качаясь, березки и ели… Месяц меж тучек над полем сияет, —
Осень. Чащи леса. Мох сухих болот. Озеро белесо. Бледен небосвод. Отцвели кувшинки, И шафран отцвел.
Прошли дожди, апрель теплеет, Всю ночь — туман, а поутру Весенний воздух точно млеет И мягкой дымкою
Не видно птиц. Покорно чахнет Лес, опустевший и больной. Грибы сошли, но крепко пахнет В оврагах сыростью грибной.
Лес, точно терем расписной, Лиловый, золотой, багряный, Веселой, пестрою стеной Стоит над светлою поляной.
Осыпаются астры в садах, Стройный клен под окошком желтеет, И холодный туман на полях Целый день неподвижно белеет.
Шире, грудь, распахнись для принятия Чувств весенних — минутных гостей! Ты раскрой мне, природа, объятия
В блеске огней, за зеркальными стеклами, Пышно цветут дорогие цветы, Нежны и сладки их тонкие запахи
Нет, мертвые не умерли для нас! Есть старое шотландское преданье, Что тени их, незримые для глаз, В полночный
Зимним холодом пахнуло На поля и на леса. Ярким пурпуром зажглися Пред закатом небеса. Ночью буря бушевала
Окраина земли, Безлюдные пустынные прибрежья, До полюса открытый океан… Матара — форт голландцев.
Когда на тёмный город сходит В глухую ночь глубокий сон, Когда метель, кружась, заводит На колокольнях
Брат, в запыленных сапогах, Швырнул ко мне на подоконник Цветок, растущий на парах, Цветок засухи — желтый донник.
Полночный звон степной пустыни, Покой небес, тепло земли, И горький мед сухой полыни, И бледность звездная вдали.
Цветет жасмин. Зеленой чащей Иду над Тереком с утра. Вдали, меж гор — простой, блестящий И четкий конус серебра.
Ещё утро не скоро, не скоро, ночь из тихих лесов не ушла. Под навесами сонного бора — предрассветная
Мы встретились случайно, на углу. Я быстро шел — и вдруг как свет зарницы Вечернюю прорезал полумглу
Океан под ясною луной, Теплой и высокой, бледнолицей, Льется гладкой, медленной волной, Озаряясь жаркою зарницей.
Аленушка в лесу жила, Аленушка смугла была, Глаза у ней горячие, Блескучие, стоячие. Мала, мала Аленушка
Чашу с темным вином подала мне богиня печали. Тихо выпив вино, я в смертельной истоме поник.
Навес кумирни, жертвенник в жасмине И девственниц склоненных белый ряд. Тростинки благовонные чадят Перед
В пустом, сквозном чертоге сада Иду, шумя сухой листвой: Какая странная отрада Былое попирать ногой!
Порыжели холмы. Зноем выжжены, И так близко обрывы хребтов, Поднебесных скалистых хребтов. На стене нашей
Ты чужая, но любишь, Любишь только меня. Ты меня не забудешь До последнего дня. Ты покорно и скромно
Вот этот дом, сто лет тому назад, Был полон предками моими, И было утро, солнце, зелень, сад, Роса, цветы
Здесь, в старых переулках за Арбатом, Совсем особый город… Вот и март. И холодно и низко в мезонине
В столетнем мраке черной ели Краснела темная заря, И светляки в кустах горели Зеленым дымом янтаря.
То не красный голубь метнулся Темной ночью над черной горою — В черной туче метнулась зарница, Осветила
В стороне далекой от родного края Снится мне приволье тихих деревень, В поле при дороге белая береза
Пустыня, грусть в степных просторах. Синеют тучи. Скоро снег. Леса на дальних косогорах, Как желто-красный
Христос воскрес! Опять с зарею Редеет долгой ночи тень, Опять зажегся над землею Для новой жизни новый день.
В лесу, в горе, родник, живой и звонкий, Над родником старинный голубец С лубочной почерневшею иконкой
Вода за холодные серые дни в октябре На отмелях спала — прозрачная стала и чистая. В песке обнаженном
С застывшими в блеске зрачками, В лазурной пустой вышине, Упруго, качаясь, толчками Скользила она по струне.
Морозное дыхание метели Еще свежо, но улеглась метель. Белеет снега мшистая постель, В сугробах стынут
Я к ней вошел в полночный час. Она спала,- луна сияла В ее окно,- и одеяла Светился спущенный атлас.
Для жизни жизнь! Вон пенные буруны У сизых каменистых берегов. Вон красный киль давно разбитой шкуны.
Летят, блестят мелькающие спицы, Тоскую и дрожу, А все вперед с летящей колесницы, А все вперед гляжу.
Н. Д. Телешову Вчера в степи я слышал отдаленный Крик журавлей. И дико и легко Он прозвенел над тихими