Стихи Николая Гумилева

Прекрасно в нас влюбленное вино И добрый хлеб, что в печь для нас садится, И женщина, которою дано, Сперва

Еще не раз вы вспомните меня И весь мой мир волнующий и странный, Нелепый мир из песен и огня, Но меж

Когда, изнемогши от муки, Я больше ее не люблю, Какие-то бледные руки Ложатся на душу мою. И чьи-то печальные

Нет, ничего не изменилось В природе бедной и простой, Все только дивно озарилось Невыразимой красотой.

Среди бесчисленных светил Я вольно выбрал мир наш строгий И в этом мире полюбил Одни веселые дороги.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд, И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далеко

Однообразные мелькают Все с той же болью дни мои, Как будто розы опадают И умирают соловьи.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастьи, отравляющем миры, Ты не

Сады моей души всегда узорны, В них ветры так свежи и тиховейны, В них золотой песок и мрамор черный

Вот я один в вечерний тихий час, Я буду думать лишь о вас, о вас. Возьмусь за книгу, но прочту: «она»

Перед воротами Эдема Две розы пышно расцвели, Но роза — страстности эмблема, А страстность — детище земли.

На руке моей перчатка, И ее я не сниму, Под перчаткою загадка, О которой вспомнить сладко И которая уводит

К таким нежданным и певучим бредням Зовя с собой умы людей, Был Иннокентий Анненский последним Из царскосельских лебедей.

Я сам над собой насмеялся, И сам я себя обманул, Когда мог подумать, что в мире Есть что-нибудь кроме тебя.

В чащах, в болотах огромных, У оловянной реки, В срубах мохнатых и темных Странные есть мужики.

Они спустились до реки Смотреть на зарево заката. Но серебрились их виски И сердце не было крылато.

Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью. А думал — забавницу, Гадал — своенравницу

На русалке горит ожерелье И рубины греховно-красны, Это странно-печальные сны Мирового, больного похмелья.

Змей взглянул, и огненные звенья Потянулись, медленно бледнея, Но горели яркие каменья На груди властительного Змея.

На таинственном озере Чад Посреди вековых баобабов Вырезные фелуки стремят На заре величавых арабов.

Ребенок, с видом герцогини, Голубка, сокола страшней,- Меня не любишь ты, но ныне Я буду у твоих дверей.

Я не прожил, я протомился Половины жизни земной, И, Господь, вот Ты мне явился Невозможной такой мечтой.

Прошел патруль, стуча мечами, Дурной монах прокрался к милой. Над островерхими домами Неведомое опочило.

Он не солгал нам, дух печально-строгий, Принявший имя утренней звезды, Когда сказал: «Не бойтесь вышней

Мне не нравится томность Ваших скрещенных рук, И спокойная скромность, И стыдливый испуг. Героиня романов

За покинутым, бедным жилищем, Где чернеют остатки забора, Старый ворон с оборванным нищим О восторгах

Любовь их душ родилась возле моря, В священных рощах девственных наяд, Чьи песни вечно-радостно звучат

В полутемном строгом зале Пели скрипки, вы плясали. Группы бабочек и лилий На шелку зеленоватом, Как

Застонал от сна дурного И проснулся тяжко скорбя: Снилось мне — ты любишь другого И что он обидел тебя.

Ты говорил слова пустые, А девушка и расцвела, Вот чешет кудри золотые, По-праздничному весела.

Что за бледный и красивый рыцарь Проскакал на вороном коне, И какая сказочная птица Кружилась над ним в вышине?

Есть так много жизней достойных, Но одна лишь достойна смерть, Лишь под пулями в рвах спокойных Веришь

I Над городом плывет ночная тишь, И каждый шорох делается глуше, А ты, душа, ты всё-таки молчишь, Помилуй

Я долго шел по коридорам, Кругом, как враг, таилась тишь. На пришлеца враждебным взором Смотрели статуи из ниш.

Я из дому вышел, когда все спали, Мой спутник скрывался у рва в кустах, Наверно, наутро меня искали

Зачем они ко мне собрались, думы, Как воры ночью в тихий мрак предместий? Как коршуны, зловещи и угрюмы

Всадник ехал по дороге, Было поздно, выли псы, Волчье солнце — месяц строгий — Лил сиянье на овсы.

Надменный, как юноша, лирик Вошел, не стучася, в мой дом И просто заметил, что в мире Я должен грустить

В темных покрывалах летней ночи Заблудилась юная принцесса. Плачущей нашел ее рабочий, Что работал в

Я говорил: «Ты хочешь, хочешь? Могу я быть тобой любим? Ты счастье странное пророчишь Гортанным голосом твоим.

В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо свое, тогда Солнце останавливали словом, Словом разрушали города.

Уронила девушка перстень В колодец, в колодец ночной, Простирает легкие персты К холодной воде ключевой.

И год второй к концу склоняется, Но так же реют знамена, И так же буйно издевается Над нашей мудростью война.

Дремала душа, как слепая, Так пыльные спят зеркала, Но солнечным облаком рая Ты в темное сердце вошла.

В былые времена она меня любила И тайно обо мне подругам говорила, Смущенная и очи спустя, Как перед

Очарован соблазнами жизни, Не хочу я растаять во мгле, Не хочу я вернуться к отчизне, К усыпляющей, мертвой земле.

Закричал громогласно В сине-черную сонь На дворе моем красный И пернатый огонь. Ветер милый и вольный

Жрец решил. Народ, согласный С ним, зарезал мать мою: Лев пустынный, бог прекрасный, Ждет меня в степном раю.

Неизгладимы, нет, в моей судьбе Твой детский рот и смелый взор девический, Вот почему, мечтая о тебе

В вечерний час горят огни… Мы этот час из всех приметим, Господь, сойди к молящим детям И злые чары отгони!