Стихи Ахмадулиной Беллы

О, мой застенчивый герой, ты ловко избежал позора. Как долго я играла роль, не опираясь на партнера!

В тот месяц май, в тот месяц мой во мне была такая легкость, и, расстилаясь над землей, влекла меня погоды летность.

1 Со мной с утра не расставался Дождь. — О, отвяжись! — я говорила грубо. Он отступал, но преданно и

А напоследок я скажу: прощай, любить не обязуйся. С ума схожу. Иль восхожу к высокой степени безумства.

Дождь в лицо и ключицы, и над мачтами гром. Ты со мной приключился, словно шторм с кораблем.

Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя — дешевая.

Хочу я быть невестой, красивой, завитой, под белою навесной застенчивой фатой. Чтоб вздрагивали руки

По улице моей который год звучат шаги — мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход той темноте

Из глубины моих невзгод молюсь о милом человеке. Пусть будет счастлив в этот год, и в следующий, и вовеки.

Не уделяй мне много времени, вопросов мне не задавай. Глазами добрыми и верными руки моей не задевай.

За листом твоим, листом дорогим, не угнаться — он летит по воде и по суше. Так и сердце его: другим

Я тебя увенчаю короной, я тебе жемчугов надарю. Захочу я — и славой короткой, громкой славой тебя наделю.

Молчат потухшие вулканы, на дно их падает зола. Там отдыхают великаны после содеянного зла.

Как никогда, беспечна и добра, я вышла в снег арбатского двора, а там такое было: там светало!

Я знаю, все будет: архивы, таблицы… Жила-была Белла… потом умерла… И впрямь я жила! Я летела в Тбилиси

Увы, ущелие пустое! Давно ли в сетке гамака желтело платьице простое, как птица в глубине силка?

Как вникал я в твое многолетие, Мцхета. Прислонившись к тебе, ощущал я плечом мышцы трав и камней, пульсы

Странный гость побывал у меня в феврале. Снег занес, мою крышу еще — в январе, предоставив мне замкнутость

В окне, как в чуждом букваре, неграмотным я рыщу взглядом. Я мало смыслю в декабре, что выражен дождем и садом.

Мир состоит из гор, из неба и лесов, мир-это только спор двух детских голосов. Земля в нем и вода, вопрос

Чего еще ты ждешь и хочешь, время? Каких стихов ты требуешь, ответствуй! Дай мне покоя! И, покоем вея

Все началось далекою порой, в младенчестве, в его начальном классе, с игры в многозначительную роль

Этот ад, этот сад, этот зоо — там, где лебеди и зоосад, на прицеле всеобщего взора два гепарда, обнявшись, лежат.

Вознесен над Евфратом и Тигром, сверху вниз я смотрел на века, обведенные смутным пунктиром, цвета глины

— Мы расстаемся — и одновременно овладевает миром перемена, и страсть к измене так в нем велика, что

Старый дуб, словно прутик, сгибаю, Достаю в синем небе орла. Я один колоброжу, гуляю, Гогочу, как лихая орда.

Эта женщина минула, в холст глубоко вошла. А была она милая, молодая была. Прожила б она красивая, вся

Прощай! Прощай! Со лба сотру воспоминанье: нежный, влажный сад, углубленный в красоту, словно в занятье

Понаблюдаем за экраном, а холст пусть ждет своей поры, как будто мы в игру играем, и вот Вам правила игры.

Не действуя и не дыша, все слаще обмирает улей. Все глубже осень, и душа все опытнее и округлей.

Я размышлял в Сигнахи, на горе, над этим миром, склонным к переменам, Движенье неба от зари к заре казалось

Луг зеленый, чистый дождик… Может, в этом выход твой? Что же ты, наш друг Художник, поникаешь головой?

1. — Пока! — товарищи прощаются со мной. — Пока! — я говорю. — Не забывайте! — Я говорю: — Почаще здесь бывайте!

Сегодня, покуда вы спали, надеюсь, как всадник в дозоре, во тьму я глядела. Я знала, что поздно, куда

Прекратим эти речи на миг, пусть и дождь свое слово промолвит и средь тутовых веток немых очи дремлющей

Ты такое глубокое, небо грузинское, ты такое глубокое и голубое. Никто из тех, кто тебе грозился, приюта

Родитель-хранитель-ревнитель души, что ластишься чудом и чадом? Усни, не таращь на луну этажи, не мучь

Я школу Гнесиных люблю, пока влечет меня прогулка по снегу, от угла к углу, вдоль Скатертного переулка.

Я помню изгородь под инеем. Снег падал тихо и светло. Кричит петух — и вспоминаю я мое гурийское село.

Когда б я не любил тебя — угрюмым, огромным бредом сердца и ума, — я б ждал тебя, и предавался думам

О, уезжай! Играй, играй в отъезд. Он нас не разлучает. Ты — это я. И где же грань, что нас с тобою различает?

Опять нет снега у земли. Снег недоступен » диковин. Приемлю солнцепек зимы, облокотись о подоконник.

Чиамария, Чиамария, отшумел этот дождик сполна. Ты такая смешная и маленькая. Чнамария, где ты спала?

Так, значит, как вы делаете, друга? Пораньше встав, пока темно-светло, открыв тетрадь, перо берете в

Шел дождь-это чья-то простая душа пеклась о платане, чернеющем сухо. Я знал о дожде. Но чрезмерность

С гор и холмов, ни в чем не виноватых, к лугам спешил я, как учил ручей. Мой голос среди троп замысловатых

Вот к будке с газированной водой, всех автоматов баловень надменный, таинственный ребенок современный

Когда я говорить устану, когда наскучат мне слова, когда я изменю уставу веселости и торжества, — выходят

Две округлых улыбки — Телети и Цхнети, и Кумиси и Лиси — два чистых зрачка. О, назвать их опять!

Летит с небес плетеная корзина. Ах, как нетрезвость осени красива! Задор любви сквозит в ее чертах.