Стихи Ахмадулиной Беллы

По улице моей который год звучат шаги — мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход той темноте

Из глубины моих невзгод молюсь о милом человеке. Пусть будет счастлив в этот год, и в следующий, и вовеки.

Не уделяй мне много времени, вопросов мне не задавай. Глазами добрыми и верными руки моей не задевай.

О, мой застенчивый герой, ты ловко избежал позора. Как долго я играла роль, не опираясь на партнера!

В тот месяц май, в тот месяц мой во мне была такая легкость, и, расстилаясь над землей, влекла меня погоды летность.

1 Со мной с утра не расставался Дождь. — О, отвяжись! — я говорила грубо. Он отступал, но преданно и

А напоследок я скажу: прощай, любить не обязуйся. С ума схожу. Иль восхожу к высокой степени безумства.

Дождь в лицо и ключицы, и над мачтами гром. Ты со мной приключился, словно шторм с кораблем.

Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя — дешевая.

Хочу я быть невестой, красивой, завитой, под белою навесной застенчивой фатой. Чтоб вздрагивали руки

За листом твоим, листом дорогим, не угнаться — он летит по воде и по суше. Так и сердце его: другим

О медлительная побелка этих яблоневых лепестков! Так здравствуй, победа, победа, победа во веки веков!

Мы рассуждаем про искусство. Но речь пойдет и о любви. Иначе было б очень скучно следить за этими людьми.

Я вам клянусь: я здесь бывала! Бежала, позабыв дышать. Завидев снежного болвана, вздыхала, замедляла шаг.

Люблю я старинные эти старания: сбор винограда в ущелье Атени. Волов погоняет колхозник Анания, по ягодам

I Начну издалека, не здесь, а там, начну с конца, но он и есть начало. Был мир как мир. И это означало

Когда расцеловал я влагу двух глаз твоих и совершенство их нежной мрачности постиг, сказал я: я имел

Я попросил подать вина и пил. Был холоден не в меру мой напиток. В пустынном зале я делил мой пир со

…И ныне помню этот самолет и смею молвить: нет, я не был смелым. Я не владел своим лицом и телом.

Снегопад свое действие начал и еще до свершения тьмы Переделкино переиначил в безымянную прелесть зимы.

1 …И я спала все прошлые века светло и тихо в глубине природы. В сырой земле, черней черновика, души

И встретились: бессмертья твоего прекрасная и мертвая громада и маленькое дерево граната, возникшее во

О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы, прежде времени, прежде меня самого, прежде первой любви, прежде

Опять смеркается, и надо, пока не смерклось и светло, следить за увяданьем сада сквозь запотевшее окно.

В быт стола, состоящий из яств и гостей, в круг стаканов и лиц, в их порядок насущный я привел твою тень.

Жаждешь узреть — это необходимо — (необходимо? зачем? почему?) — жаждешь узреть и собрать воедино все

В той комнате под чердаком, в той нищенской, в той суверенной, где старомодным чудаком задор владеет

Охотник непреклонный! Целясь, ученого ты был точней. Весь мир оплакал драгоценность последней точности твоей.

В день празднества, в час майского дождя, в миг соловьиных просьб и повелений, когда давно уж выросло

Земля, он мертв. Себе его возьми. Тебе одной принадлежит он ныне. Как сеятели горестной весны, хлопочут

Вот солнце на носки привстало, и город потянулся сонно. Ему быть темным не пристало. Входило солнце в

Какое блаженство, что блещут снега, что холод окреп, а с утра моросило, что дико и нежно сверкает фольга

Мы соблюдаем правила зимы. Играем мы, не уступая смеху, и, придавая очертанья снегу, приподнимаем белый

Вот звук дождя как будто звук домбры, — так тренькает, так ударяет в зданья. Прохожему на площади Восстанья

На Бойне Грянула буря. На празднестве боли хаосом крови пролился уют. Я, ослепленный, метался по бойне

Чужое ремесло мной помыкает. На грех наводит, за собой маня. моя работа мне не помогает и мстительно

Однажды, покачнувшись на краю всего, что есть, я ощутила в теле присутствие непоправимой тени, куда-то

Я повторю: «Бежит, грохочет Терек». Кровопролитья древнего тщета и ныне осеняет этот берег: вот след

У тысячи мужчин, влекомых вдоль Арбата заботами или бездельем дня, спросила я: — Скажите, нет ли брата

Только степи и снег. Торжество белизны совершенной. И безвестного путника вдруг оборвавшийся след.

Луг зеленый, чистый дождик… Может, в этом выход твой? Что же ты, наш друг Художник, поникаешь головой?

«Претерпевая медленную юность, впадаю я то в дерзость, то в угрюмость, пишу стихи, мне говорят: порви!

Что в бедном имени твоем, что в имени неблагозвучном далось мне? Я в слезах при нем и в страхе неблагополучном.

Всему дана двойная честь быть тем и тем: предмет бывает тем, что он в самом деле есть, и тем, что он

Когда прохожу по долине росистой, меня, как ребенка, смешит роса. Цветы приоткрывают ресницы, к моим

Я книгочей, я в темень книг глядел, я звездочет, я созерцал пространство, невежда, я не ведал — где предел

Охотник сумрачно и дерзко раскладывает западни. Здесь ходит горная индейка — ее подстерегут они.

Случилось так, что двадцати семи лет от роду мне выпала отрада жить в замкнутости дома и семьи, расширенной

Беспорядок грозы в небесах! Не писать! Даровать ей свободу — не воспетою быть, нависать над землей, принимающей воду!

Свирель поет печально, стройно, и птица напрягает мускулы. О, как задумчиво и строго акация внимает музыке.