Стихи Ахмадулиной Беллы

Дождь в лицо и ключицы, и над мачтами гром. Ты со мной приключился, словно шторм с кораблем.

Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя — дешевая.

По улице моей который год звучат шаги — мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход той темноте

О, мой застенчивый герой, ты ловко избежал позора. Как долго я играла роль, не опираясь на партнера!

В тот месяц май, в тот месяц мой во мне была такая легкость, и, расстилаясь над землей, влекла меня погоды летность.

Хочу я быть невестой, красивой, завитой, под белою навесной застенчивой фатой. Чтоб вздрагивали руки

А напоследок я скажу: прощай, любить не обязуйся. С ума схожу. Иль восхожу к высокой степени безумства.

Не уделяй мне много времени, вопросов мне не задавай. Глазами добрыми и верными руки моей не задевай.

Из глубины моих невзгод молюсь о милом человеке. Пусть будет счастлив в этот год, и в следующий, и вовеки.

1 Со мной с утра не расставался Дождь. — О, отвяжись! — я говорила грубо. Он отступал, но преданно и

За листом твоим, листом дорогим, не угнаться — он летит по воде и по суше. Так и сердце его: другим

Я, человек, уехавший из Грузии, боготворящий свой родимый край, колена преклонив, просить берусь я: дай

Впасть в обморок беспамятства, как плод, уснувший тихо средь ветвей и грядок, не сознавать свою живую

Меж деревьев и дач — тишина. Подметание улиц. Поливка. Море… поступь его тяжела. Кипарис… его ветка поникла.

За что мне все это? Февральской теплыни подарки, поблажки небес: то прилив, то отлив снегопада.

Когда наступит ночь и вычернит все камни и цветы вокруг, когда на небе месяц вычертит свой точный неразрывный

Замечаю: душа не прочна и прервется. Но как не заметить, что не надо, пора не пришла торопиться, есть

Вот я стою — ни женщина, ни девочка, и ветер меня гладит по плечам. Я — маленькая, маленькая веточка.

«Беговая», «Отрадное»… Радость и бег этих мест — не мои, не со мною. Чужеземец, озябший, смотрю я на

От этого порога до того работы переделал я немало. Чинары я сажал — в честь твоего лица, что мне увидеть

Последний день живу я в странном доме, чужом, как все дома, где я жила. Загнав зрачки в укрытие ладони

Смеясь, ликуя и бунтуя, в своей безвыходной тоске, в Махинджаури, под Батуми, она стояла на песке.

Ты говоришь — не надо плакать. А может быть, и впрямь, и впрямь не надо плакать — надо плавать в холодных реках.

Тем летним снимком на крыльце чужом как виселица, криво и отдельно поставленным, не приводящим в дом

Глубокий нежный сад, впадающий в Оку, стекающий с горы лавиной многоцветья. Начнёмте же игру, любезный друг, ау!

Люблю, Марина, что тебя, как всех, что, — как меня, — озябшею гортанью не говорю: тебя — как свет!

Не сани летели — телега скрипела, и маленький лес просил подаяния снега у жадных иль нищих небес.

Твой дои, не ведая беды, меня встречал и в щеку чмокал. Как будто рыба из воды, сервиз выглядывал из стекол.

Люблю я старинные эти старания: сбор винограда в ущелье Атени. Волов погоняет колхозник Анания, по ягодам

Между нами — лишь день расстоянья. Не прошло еще целого дня. От тебя — до меня, до сиянья Глаз твоих

I Начну издалека, не здесь, а там, начну с конца, но он и есть начало. Был мир как мир. И это означало

А после — шаль висела у огня, и волосы, не знавшие законов прически, отряхнулись от заколок и медленно

Когда расцеловал я влагу двух глаз твоих и совершенство их нежной мрачности постиг, сказал я: я имел

Венчалась Мери в ночь дождей, и в ночь дождей я проклял Мори. Не мог я отворить дверей, восставших между

Я попросил подать вина и пил. Был холоден не в меру мой напиток. В пустынном зале я делил мой пир со

Так и сижу — царевна Несмеяна, ем яблоки, и яблоки горчат. — Царевна, отвори нам! Нас немало!

…И ныне помню этот самолет и смею молвить: нет, я не был смелым. Я не владел своим лицом и телом.

Потом я вспомню, что была жива, зима была, и падал снег, жара стесняла сердце, влюблена была — в кого?

Снегопад свое действие начал и еще до свершения тьмы Переделкино переиначил в безымянную прелесть зимы.

Чего, чего же хочет тута? Среди ветвей ее темно. Она поскрипывает туго, как будто просится в окно.

1 …И я спала все прошлые века светло и тихо в глубине природы. В сырой земле, черней черновика, души

Опять четвертый час. Да что это, ей-богу! Ну, что, четвертый час, о чём поговорим? Во времени чужом люблю

О медлительная побелка этих яблоневых лепестков! Так здравствуй, победа, победа, победа во веки веков!

Какая участь нас постигла, как повезло нам в этот час, когда бегущая пластинка одна лишь разделяла нас!

Мы рассуждаем про искусство. Но речь пойдет и о любви. Иначе было б очень скучно следить за этими людьми.

Вот девочки — им хочется любви. Вот мальчики — им хочется в походы. В апреле изменения погоды объединяют

Я вам клянусь: я здесь бывала! Бежала, позабыв дышать. Завидев снежного болвана, вздыхала, замедляла шаг.

Что в бедном имени твоем, что в имени неблагозвучном далось мне? Я в слезах при нем и в страхе неблагополучном.

В той тоске, на какую способен человек, озираясь с утра в понедельник, зимою спросонок, в том же месте

Всему дана двойная честь быть тем и тем: предмет бывает тем, что он в самом деле есть, и тем, что он