Стихи Михаила Лермонтова

— Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые

Тучки небесные, вечные странники! Степью лазурною, цепью жемчужною Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники

На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна, И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как

Ночевала тучка золотая На груди утеса-великана; Утром в путь она умчалась рано, По лазури весело играя;

Белеет парус одинокой В тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?

Слышу ли голос твой Звонкий и ласковый, Как птичка в клетке, Сердце запрыгает; Встречу ль глаза твои

Молитва В минуту жизни трудную Теснится ль в сердце грусть, Одну молитву чудную Твержу я наизусть.

Я не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай: мы чужие с этих пор.

Хотя я судьбой на заре моих дней, О южные горы, отторгнут от вас, Чтоб вечно их помнить, там надо быть

Как часто, пестрою толпою окружен, Когда передо мной, как будто бы сквозь сон, При шуме музыки и пляски

Прекрасны вы, поля земли родной, Еще прекрасней ваши непогоды; Зима сходна в ней с первою зимой, Как

Чисто вечернее небо, Ясны далекие звезды, Ясны как счастье ребенка; О! для чего мне нельзя и подумать

В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я; Глубокая еще дымилась рана;

У врат обители святой Стоял просящий подаянья Бедняк иссохший, чуть живой От глада, жажды и страданья.

Отделкой золотой блистает мой кинжал; Клинок надежный, без порока; Булат его хранит таинственный закал

Люблю тебя, булатный мой кинжал, Товарищ светлый и холодный. Задумчивый грузин на месть тебя ковал, На

Нравственная поэма Глава I 1 Наш век смешон и жалок, – всё пиши Ему про казни, цепи да изгнанья, Про

Когда волнуется желтеющая нива, И свежий лес шумит при звуке ветерка, И прячется в саду малиновая слива

Все тихо — полная луна Блестит меж ветел над прудом, И возле берега волна С холодным резвится лучом.

Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю. Тихо смотрит месяц ясный В колыбель твою. Стану сказывать я

Я к вам пишу случайно; право Не знаю как и для чего. Я потерял уж это право. И что скажу вам?

Нет, не тебя так пылко я люблю, Не для меня красы твоей блистанье: Люблю в тебе я прошлое страданье И

Я пробегал страны России, Как бедный странник меж людей, — Везде шипят коварства змии; Я думал: в свете

Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, им преданный народ.

Как страшно жизни сей оковы Нам в одиночестве влачить. Делить веселье — все готовы: Никто не хочет грусть делить.

Кавказ! Далекая страна! Жилище вольности простой! И ты несчастьями полна И окровавлена войной!

Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит; Ночь тиха. Пустыня внемлет богу, И звезда

Восточное сказание В песчаных степях аравийской земли Три гордые пальмы высоко росли. Родник между ними

Дубовый листок оторвался от ветки родимой И в степь укатился, жестокою бурей гонимый; Засох и увял он

Я не хочу, чтоб свет узнал Мою таинственную повесть; Как я любил, за что страдал, Тому судья лишь бог

В чугун печальный сторож бьёт, Один я внемлю. Глухо лают Вдали собаки. Мрачен свод Небес, и тучи пробегают

Итак, прощай! Впервые этот звук Тревожит так жестоко грудь мою. Прощай! — шесть букв приносят столько мук!

Когда весной разбитый лед Рекой взволнованной идет, Когда среди полей местами Чернеет голая земля И мгла

1 Немного лет тому назад, Там, где, сливаяся, шумят, Обнявшись, будто две сестры, Струи Арагвы и Куры

И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды… Желанья!.. что пользы напрасно и

С тех пор как вечный судия Мне дал всеведенье пророка, В очах людей читаю я Страницы злобы и порока.

Она не гордой красотою Прельщает юношей живых, Она не водит за собою Толпу вздыхателей немых.

Как я хотел себя уверить, Что не люблю ее, хотел Неизмеримое измерить, Любви безбрежной дать предел.

Я, матерь божия, ныне с молитвою Пред твоим образом, ярким сиянием, Не о спасении, не перед битвою, Не

Русалка плыла по реке голубой, Озаряема полной луной; И старалась она доплеснуть до луны Серебристую

В море царевич купает коня; Слышит: «Царевич! взгляни на меня!» Фыркает конь и ушами прядёт, Брызжет

Как солнце зимнее прекрасно, Когда, бродя меж серых туч, На белые снега напрасно Оно кидает слабый луч!

По небу полуночи ангел летел, И тихую песню он пел, И месяц, и звезды, и тучи толпой Внимали той песне святой.

В шапке золота литого Старый русский великан Поджидал к себе другого Из далёких чуждых стран.

Я жить хочу! хочу печали Любви и счастию назло; Они мой ум избаловали И слишком сгладили чело.

Нет, я не Байрон, я другой, Ещё неведомый избранник, Как он, гонимый миром странник, Но только с русскою душой.

Они любили друг друга так долго и нежно, С тоской глубокой и стастью безумно-мятежной! Но, как враги

Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее — иль пусто, иль темно, Меж тем, под бременем познанья

Отрывок из поэмы Мцыри. Я ждал. И вот в тени ночной Врага почуял он, и вой Протяжный, жалобный как стон

Листья в поле пожелтели, И кружатся и летят; Лишь в бору поникши ели Зелень мрачную хранят.