Стихи Константина Симонова
Был у майора Деева Товарищ — майор Петров, Дружили еще с гражданской, Еще с двадцатых годов.
Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины
Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут
Майор привез мальчишку на лафете. Погибла мать. Сын не простился с ней. За десять лет на том и этом свете
Умирают друзья, умирают… Из разжатых ладоней твоих Как последний кусок забирают, Что вчера еще был — на двоих.
Тот самый длинный день в году С его безоблачной погодой Нам выдал общую беду На всех, на все четыре года.
Был он немолодой, но бравый; Шел под пули без долгих сборов, Наводил мосты, переправы, Ни на шаг от своих саперов;
Когда ты по свистку, по знаку, Встав на растоптанном снегу, Готовясь броситься в атаку, Винтовку вскинул
Касаясь трех великих океанов, Она лежит, раскинув города, Покрыта сеткою меридианов, Непобедима, широка, горда.
Мы сняли куклу со штабной машины. Спасая жизнь, ссылаясь на войну, Три офицера — храбрые мужчины — Ее
Я вас обязан известить, Что не дошло до адресата Письмо, что в ящик опустить Не постыдились вы когда-то.
Ты говорила мне «люблю», Но это по ночам, сквозь зубы. А утром горькое «терплю» Едва удерживали губы.
Неправда, друг не умирает, Лишь рядом быть перестает. Он кров с тобой не разделяет, Из фляги из твоей не пьет.
Не той, что из сказок, не той, что с пелёнок, Не той, что была по учебникам пройдена, А той, что пылала
Последний кончился огарок, И по невидимой черте Три красных точки трех цигарок Безмолвно бродят в темноте.
Когда со мной страданьем Поделятся друзья, Их лишним состраданьем Не обижаю я. Я их лечу разлукой И переменой
Словно смотришь в бинокль перевернутый — Все, что сзади осталось, уменьшено, На вокзале, метелью подернутом
За пять минут уж снегом талым Шинель запорошилась вся. Он на земле лежит, усталым Движеньем руку занеся.
Уж сотый день врезаются гранаты В Малахов окровавленный курган, И рыжие британские солдаты Идут на штурм
«Что ты затосковал?» — «Она ушла». — «Кто?» — «Женщина. И не вернется, Не сядет рядом у стола, Не разольет
Мы оба с тобою из племени, Где если дружить — так дружить, Где смело прошедшего времени Не терпят в глаголе «любить».
Я много жил в гостиницах, Слезал на дальних станциях, Что впереди раскинется — Все позади останется.
По-разному анкеты На дружбу заполняют И на себя за это Потом пусть не пеняют. Иной, всего превыше Боясь
Вот здесь он шел. Окопов три ряда. Цепь волчьих ям с дубовою щетиной. Вот след, где он попятился, когда
Поздравляю тебя с днём рожденья,- Говорю, как с ребенком: Пусть дыханье твое и пенье Будет чистым и звонким.
На час запомнив имена,— Здесь память долгой не бывает,— Мужчины говорят: «Война…» — И наспех женщин обнимают.
Бывает иногда мужчина — Всех женщин безответный друг, Друг бескорыстный, беспричинный, На всякий случай
Я, верно, был упрямей всех. Не слушал клеветы И не считал по пальцам тех, Кто звал тебя на «ты».
«Дружба — дружбой, а служба — службой» — Поговорка-то золотая, Да бывает так, что без нужды Изо рта она вылетает.
Самый храбрый — не тот, кто, безводьем измученный, Мимо нас за водою карабкался днем, И не тот, кто
1 Я жил над школой музыкальной, По коридорам, подо мной, То скрипки плавно и печально, Как рыбы, плыли
Всю жизнь любил он рисовать войну. Беззвездной ночью наскочив на мину, Он вместе с кораблем пошел ко
Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой, К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча, Как в дни войны
Я, перебрав весь год, не вижу Того счастливого числа, Когда всего верней и ближе Со мной ты связана была.
В чужой земле и в городе чужом Мы наконец живем почти вдвоем, Без званых и непрошеных гостей, Без телефона
Всё лето кровь не сохла на руках. С утра рубили, резали, сшивали. Не сняв сапог, на куцых тюфяках Дремали
Я твоих фотографий в дорогу не брал: Все равно и без них — если вспомним — приедем. На четвертые сутки
Мне хочется назвать тебя женой За то, что так другие не назвали, Что в старый дом мой, сломанный войной
Дом друзей, куда можно зайти безо всякого, Где и с горя, и с радости ты ночевал, Где всегда приютят и
Рядом с кухней отеля «Миако», Где нас кормят морской капустой, Есть пруд и рыбы. Однако Их никто не ест,-
Если родилась красивой, Значит, будешь век счастливой. Бедная моя, судьбою горькой, Горем, смертью —
Когда на выжженном плато Лежал я под стеной огня, Я думал: слава богу, что Ты так далеко от меня, Что
Недавно тост я слышал на пиру, И вот он здесь записан на бумагу. «Приснилось мне,- сказал нам тамада
На виды видевшей гармони, Перебирая хриплый строй, Слепец играл в чужом вагоне «Вдоль по дороге столбовой».
В горах этой ночью прохладно. В разведке намаявшись днем, Он греет холодные руки Над желтым походным огнем.
Плюшевые волки, Зайцы, погремушки. Детям дарят с елки Детские игрушки. И, состарясь, дети До смерти без
Нет больше родины. Нет неба, нет земли. Нет хлеба, нет воды. Все взято. Земля. Он даже не успел в слезах
Вслед за врагом пять дней за пядью пядь Мы по пятам на Запад шли опять. На пятый день под яростным огнем
Умер друг у меня — вот какая беда… Как мне быть — не могу и ума приложить. Я не думал, не верил, не ждал