Стихи Фета Афанасия

Поделись живыми снами, Говори душе моей; Что не выскажешь словами — Звуком на душу навей.

На петербургских плюнь злодеев; Пусть дьявол губит эту тлю. — Тебя же, Павел Каратеев, Лишь об одном

Вот с избушкой я прощаюсь, Где любовь моя живет, И бесшумно пробираюсь Под лесной полночный свод.

Мой обожаемый поэт, К тебе я с просьбой и с поклоном: Пришли в письме мне твой портрет, Что нарисован

Роящимся мечтам лететь дав волю К твоим стопам, Тебя никак смущать я не дозволю Любви словам.

Видишь — мы теперь свободны: Ведь одно свобода с платой; Мы за каждый миг блаженства Жизни отдали утратой.

«Весна, весна, пора любви.» Пушкин Солнце потухло, плавает запах Юных берез В воздухе сладком;

Станет насыпь могилы моей просыхать, — И забудешь меня ты, родимая мать. Как заглушит трава всё кладбище

Твоя старушка мать могла Быть нашим вечером довольна: Давно она уж не была Так зло-умно-многоглагольна.

— Ты был для нас всегда вон той скалою, Взлетевшей к небесам, — Под бурями, под ливнем и грозою Невозмутимый сам.

Nec sit ancillae tibi amor pudori Horatius Уж, серпы на плеча взложив, усталые жницы Звонкою песнью своей

Через тесную улицу здесь, в высоте, Отворяя порою окошко, Я не раз, отдаваясь лукавой мечте, Узнаю тебя

Что молчишь? Иль не видишь — горю, Всё равно — отстрани хоть, приветь ли. Я тебе о любви говорю, А вязанья

Я был пустынною страной; Огонь мистический спалил Моей души погибший дол; Песок пустыни огневой, Я там

Я слышу — и судьбе я покоряюсь грозной, Давно я сам себе сказал: не прекословь; Но перед жертвою покорною

Над озером лебедь в тростник протянул, В воде опрокинулся лес, Зубцами вершин он в заре потонул, Меж

Мой прах уснет забытый и холодный, А для тебя настанет жизни май; О, хоть на миг душою благородной Тогда

Как лилия глядится в нагорный ручей, Ты стояла над первою песней моей, И была ли при этом победа, и чья,-

Не тем, Господь, могуч, непостижим Ты пред моим мятущимся сознаньем, Что в звёздный день твой светлый

И опять в полусвете ночном Средь веревок, натянутых туго, На доске этой шаткой вдвоем Мы стоим и бросаем

Тихонько движется мой конь По вешним заводям лугов, И в этих заводях огонь Весенних светит облаков.

Молчали листья, звёзды рдели. И в этот час С тобой на звезды мы глядели, Они — на нас. Когда всё небо

Знаю я, что ты, малютка, Лунной ночью не робка: Я на снеге вижу утром Легкий оттиск башмачка.

Пришла, — и тает всё вокруг, Всё жаждет жизни отдаваться, И сердце, пленник зимних вьюг, Вдруг разучилося

Когда сквозная паутина Разносит нити ясных дней И под окном у селянина Далекий благовест слышней, Мы

Богини девственной округлые черты, Во всем величии блестящей наготы, Я видел меж дерев над ясными водами.

Я посещал тот край обетованный, Где золотой блистал когда-то век, Где, розами и миртами венчанный, Под

Амур — начальник Гименея, А Гименей без водки — пас, Вот отчего я, не краснея, Решаюсь беспокоить вас.

Откуда вдруг в смиренный угол мой Двоякой роскоши избыток, Прекрасный дар, нежданный и двойной, — Цветы

В дымке-невидимке Выплыл месяц вешний, Цвет садовый дышит Яблонью, черешней. Так и льнёт, целуя Тайно

Зачем как газель По лесистым утесам Ты мчишься, вакханка? Зачем из-под грубой, Косматой одежды так дерзко

Весенних чувств не должно вспоминать, Когда весна оденет вновь березу, А вы, а вы, бог с вами, вы опять

Во сне я милую видел: Во взоре забота, испуг. Когда-то цветущее тело Извел, обессилил недуг.

Гаснет заря в забытьи, в полусне. Что-то неясное шепчешь ты мне; Ласки твои я расслушать хочу, — «Знаю

Где средь иного поколенья Нам мир так пуст, Ловлю усмешку утомленья Я ваших уст. Мне всё сдается: миновали

Да, ты несчастна — и мой гнев угас. Мой друг, обоим нам судьба — страдать. Пока больное сердце бьется

Боги всегда к нам На землю приходят Дружной толпой. Только что Бахус ко мне принесется, Тотчас крылатый

Получивши туберозы, Допущу ли, чтоб поэт Языком ответил прозы На душистый ваш привет? И к жилищу доброй

Запретили тебе выходить, Запретили и мне приближаться, Запретили, должны мы признаться, Нам с тобою друг

Да, я не Пиндар: мне страшней Всего торжественная ода, — Березовец и юбилей Рожденья конского завода.

Кто постигнет улыбку твою И лазурных очей выраженье, Тот поймет и молитву мою И восторженных уст песнопенье.

Как мне решить, о друг прелестный, Кто властью больше: я иль ты? Свободных песен круг небесный Не больше

Как ясность безоблачной ночи, Как юно-нетленные звезды, Твои загораются очи Всесильным, таинственным счастьем.

Люди спят; мой друг, пойдем в тенистый сад. Люди спят; одни лишь звезды к нам глядят. Да и те не видят

К хозяину в день стачки Сбежались прачки — И подняли на целый дом Содом. Как трубы медные в ушах у господина

Gaudes carminibus, carmina possumus Donare et pretium dicere nioneri. Horatius Спасибо, друг, — ты упросил

ОН Встал я рано над горой, Чтоб расцвет увидеть твой, И гляжу с мольбой всю ночь. Ты молчишь, не гонишь

Мы нравимся уездам и столицам, Я рифмою, вы светлой красотой… Так лейся ж, песнь, — и смелой простотой

И силу в грудь, и свежесть в кровь Дыханьем вольным лью. Как сладко, мать-природа, вновь Упасть на грудь твою!

Напрасно, дивная, смешавшися с толпою, Вдоль шумной улицы уныло я пойду; Судьба меня опять уж не сведет