Стихи Кочеткова Александра
Баллада о прокуренном вагоне — Как больно, милая, как странно, Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,- Как
Я разогнал собак. Она еще Жила. И крови не было заметно Снаружи. Наклонившись, я сперва Не разглядел
В приветливом роду кошачьем Ты был к злодеям сопричтен. И жил, и умер ты иначе, Чем божий требует закон.
Когда, в смятенный час заката, Судьба вручила нам двоим Напиток нежный и проклятый, Предназначавшийся
— Откуда музыка? — Не знаю. Я Сумерничал здесь в уголку и думал: Что сладко жить, что (все-таки) любовь
Ты, чье сердце — гранит, чьих ушей серебро — колдовское литье, Унесла ты мой ум, унесла мой покой и терпенье мое!
Ласточки под кровлей черепичной Чуть журчат, стрекочут тополя. Деловито на оси привычной Поворачивается земля.
Так живи, чтоб сам ты смертью был избавлен от живых, А не так живи, чтоб смертью от себя избавить их.
Земля! Когда грудь задохнется Отчаяньем, едким как дым,- Повей из родного колодца В нее шелестящим ночным Дождем.
Чеканка ночи стала резче. Сместился вверх воздушный пласт, И загудело все, и вещи Запели — кто во что
И снежинки, влетевшие в столб чужого огня, К человеческой нежности возвращают меня. И в ручье, вечно
Так, молодости нет уж и в помине, От сердца страсть, как песня, далека, И жизнь суха, как пыльный жгут
I Хор жаворонков в синей вышине Трепещет крылышками. Сердце мне — Все радостней, беспечней, поднебесней
— Чижик-пыжик! Это что ж? Люди спят, а ты поешь? — Чи-чи-чив! Ти-ти! Тью-тью! Я для солнышка пою. — Милый чижик!
Из вихря, холода и света Ты создал жизнь мою, господь! Но чтобы песнь была пропета, Ты дал мне страждущую плоть.
Свой первый трепет соловьиный Я поверял ее струне, И, ради нежной мандолины, Подруга улыбнулась мне.
1. Серый дворик Серый дворик завален рухлядью. Облачно-бледен Голубоватый денек. Желоб свисает с крыльца.
Ни роковая кровь, ни жалость, ни желанье… Ревнивая тоска повинна лишь в одном: Хочу тебя увлечь в последнее
Все смолкнет: страсть, тоска, утрата… О дне томящем не жалей! Всех позже смолкнет — соловей, Всех слаще
Снова поишь вином соловьиным, Хлебом забвения кормишь нас — Ты — не последняя ли?- лавиной Бурностремящаяся весна!
Чуть свет. Час утра. Тающий полет Луны за Копетдаг, и вкруг нее Пронзительная легкая качель Стрижей.
Понятен мир с его весной, понятны Люди с их праздником (мое окно Блестит, как и у всех), понятна смерть
Глубокая страсть не похожа на юные муки: Она не умеет стонать и заламывать руки, Но молча стоит, ожидая
1 Предметы органической природы Безмолвствуют. И только человек Кричит: люблю!- любимую лаская (Как будто
Мгновенья нет, есть память. Слух полночный Сквозь вздох крови и благовест цветочный Вдруг различит тоскливый
Нос в воротник, лицо под шляпой (так Брела бы вешалка), через плечо Кошель с продуктами, — в февральский
Тоска по дому… Облачной гряды Тускнеющие очертанья И тонкий лук кочевницы-звезды, Звенящий тетивой молчанья.
Проходит день своей дорогой, И солнце не смежает век. Как белый тур тяжелорогий, Над горной далью встал Казбек.
Средь голых стен, изъеденных клопами, Ни в смерть, ни в страсть не верящий давно, Сидит поэт, и пялится
О, как горька тоской мгновений, Как вечной мукой солона — Моих последних вожделений Из бездны вставшая волна!
Твои глаза всегда угрюмы, Но полыхающей игрой Проникновенье свежей думы Перебегает в них порой.
Не верю я пророчествам, Звучавшим мне не раз: Что будет одиночеством Мой горек смертный час.