Стихи Пушкина Александра
Румяной зарёю Покрылся восток. В селе, за рекою, Потух огонёк. Росой окропились Цветы на полях.
Коль ты к Смирдину войдешь, Ничего там не найдешь, Ничего ты там не купишь, Лишь Сенковского толкнешь
Вы за «Онегина» советуете, други, Приняться мне опять в осенние досуги. Вы говорите мне: он жив и не женат.
Надо помянуть, непременно помянуть надо: Трех Матрен Да Луку с Петром; Помянуть надо и тех, которые
Чем чаще празднует лицей Свою святую годовщину, Тем робче старый круг друзей В семью стесняется едину
Тому одно, одно мгновенье Она цвела, свежа, пышна — И вот уж вянет — и опалена Иль жар твоей груди Младую
Еще одной высокой, важной песни Внемли, о Феб, и смолкнувшую лиру В разрушенном святилище твоем Повешу
Если в жизни поднебесной Существует дух прелестный, То тебе подобен он; Я скажу тебе резон: Невозможно!
И недоверчиво и жадно Смотрю я на твои цветы. Кто, строгий стоик, примет хладно Привет харит и красоты?
CANTO XXIII Ott. 100 Пред рыцарем блестит водами Ручей прозрачнее стекла, Природа милыми цветами Тенистый
— Так вот детей земных изгнанье? Какой порядок и молчанье! Какой огромный сводов ряд, Но где же грешников варят?
Благочестивая жена Душою богу предана, А грешной плотию Архимандриту Фотию.
Нельзя, мой толстый Аристип: Хоть я люблю твои беседы, Твой милый нрав, твой милый хрип, Твой вкус и
Играй, Адель, Не знай печали; Хариты, Лель Тебя венчали И колыбель Твою качали; Твоя весна Тиха, ясна;
Князь Г. со мною не знаком. Я не видал такой негодной смеси; Составлен он из подлости и спеси, Но подлости
Любимец ветреных Лаис, Прелестный баловень Киприды — Умей сносить, мой Адонис, Ее минутные обиды!
«Tien et mien, — dit Lafontaine, — Du monde a rompu le lien». Quant a moi, je n’en crois rien.
Когда в объятия мои Твой стройный стан я заключаю И речи нежные любви Тебе с восторгом расточаю, Безмолвна
Медлительно влекутся дни мои, И каждый миг в унылом сердце множит Все горести несчастливой любви И все
Часть Первая I В одном из городов Италии счастливой Когда-то властвовал предобрый, старый Дук, Народа
Ты прав, мой друг — напрасно я презрел Дары природы благосклонной. Я знал досуг, беспечных муз удел
Се самый Дельвиг тот, что нам всегда твердил, Что, коль судьбой ему даны б Нерон и Тит, То не в Нерона
Нет, нет, напрасны ваши пени, Я вас люблю, все тот же я. Дни наши, милые друзья, Бегут как утренние тени
Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин. Молодой человек Почтенный председатель!
Подобный жребий для поэта И для красавицы готов: Стихи отводят от портрета, Портрет отводит от стихов.
В пещере тайной, в день гоненья, Читал я сладостный Коран, Внезапно ангел утешенья, Влетев, принес мне талисман.
Забудь, любезный мой Каверин, Минутной резвости нескромные стихи. Люблю я первый, будь уверен, Твои счастливые грехи.
Арист! и ты в толпе служителей Парнаса! Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса; За лаврами спешишь опасною
Играй, прелестное дитя, Летай за бабочкой летучей, Поймай, поймай ее шутя Над розой колючей, Потом на
О сколько нам открытий чудных Готовят просвещенья дух И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов
Бог веселый винограда Позволяет нам три чаши Выпивать в пиру вечернем. Первую во имя граций, Обнаженных
Какая ночь! Мороз трескучий, На небе ни единой тучи; Как шитый полог, синий свод Пестреет частыми звездами.
Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца своей печали? Когда поля в час утренний молчали
Давайте пить и веселиться, Давайте жизнию играть, Пусть чернь слепая суетится, Не нам безумной подражать.
Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено Бодро оперся, другой поднял меткую кость. Вот уж прицелился… прочь!
Вчера мне Маша приказала В куплеты рифмы набросать И мне в награду обещала Спасибо в прозе написать.
Все в ней гармония, все диво, Все выше мира и страстей; Она покоится стыдливо В красе торжественной своей;
Я верю: я любим; для сердца нужно верить. Нет, милая моя не может лицемерить; Все непритворно в ней
Мне бой знаком — люблю я звук мечей: От первых лет поклонник бранной славы, Люблю войны кровавые забавы
Чаадаеву с морского берега Тавриды К чему холодные сомненья? Я верю: здесь был грозный храм, Где крови
Седой Свистов! 1 ты царствовал со славой; Пора, пора! сложи с себя венец: Питомец твой младой, цветущий
В беспечных радостях, в живом очарованье, О дни весны моей, вы скоро утекли. Теките медленней в моем
Князю А. М. Горчакову Встречаюсь я с осьмнадцатой весной. В последний раз, быть может, я с тобой, Задумчиво
Глубокой ночи на полях Давно лежали покрывала, И слабо в бледных облаках Звезда пустынная сияла.
Последним сияньем за лесом горя, Вечерняя тихо потухла заря. Безмолвна долина глухая; В тумане пустынном
Прости мне, милый друг, Двухлетнее молчанье: Писать тебе посланье Мне было недосуг. На тройке пренесенный
Ты хочешь, друг бесценный, Чтоб я, поэт младой, Беседовал с тобой И с лирою забвенной, Мечтами окриленный
Прекрасная! Пускай восторгом насладится В объятиях твоих российский полубог. Что с участыо твоей сравнится?
I Клянусь четой и нечетой, Клянусь мечом и правой битвой, Клянуся утренней звездой, Клянусь вечернею
Procul este, profani.* Поэт по лире вдохновенной Рукой рассеянной бряцал. Он пел — а хладный и надменный