Стихи Пушкина Александра

Нас было много на челне; Иные парус напрягали, Другие дружно упирали В глубь мощны веслы. В тишине На

Вкруг я Стурдзы хожу, Вкруг библического, Я на Стурдзу гляжу Монархического.

Издавна мудрые искали Забытых истины следов И долго, долго толковали Давнишни толки стариков.

В глуши, измучась жизнью постной, Изнемогая животом, Я не парю — сижу орлом И болен праздностью поносной.

Смирдин меня в беду поверг; У торгаша сего семь пятниц на неделе, Его четверг на самом деле Есть после

Ты угасал, богач младой! Ты слышал плач друзей печальных. Уж смерть являлась за тобой В дверях сеней

Ты хочешь, мой наперсник строгой, Боев парнасских судия, Чтоб тревогой На прежний лад настроя, Давно

Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном. Объята Севилья И мраком и сном. Исполнен отвагой, Окутан плащом

(Москва) От северных оков освобождая мир, Лишь только на поля, струясь, дохнет зефир, Лишь только первая

Я ехал к вам: живые сны За мной вились толпой игривой, И месяц с правой стороны Сопровождал мой бег ретивый.

Любезнейший наш друг, о ты, Василий Львович! Буянов в старину, а нынешний Храбров, Меж проповедников

Напрасно, пламенный поэт, Свой чудный кубок мне подносишь И выпить за здоровье просишь: Не пью, любезный

Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить;

Я не рожден святыню славословить, Мой слабый глас не взыдет до небес; Но должен я вас ныне приготовить

Певец! издревле меж собою Враждуют наши племена: То наша стонет сторона, То гибнет ваша под грозою.

Хранитель милых чувств и прошлых наслаждений, О ты, певцу дубрав давно знакомый гений, Воспоминание

Горишь ли ты, лампада наша, Подруга бдений и пиров? Кипишь ли ты, златая чаша, В руках веселых остряков?

Старайся наблюдать различные приметы: Пастух и земледел в младенческие леты, Взглянув на небеса, на западную

A son amant Egle sans resistance Avait cede — mais lui pale et perclus Se demenait — enfin n’en pouvant

Над озером, в глухих дубровах, Спасался некогда монах, Всегда в занятиях суровых, В посте, молитве и трудах.

В последний раз твой образ милый Дерзаю мысленно ласкать, Будить мечту сердечной силой И с негой робкой

Любовь одна — веселье жизни хладной, Любовь одна — мучение сердец: Она дарит один лишь миг отрадный

Когда за городом, задумчив, я брожу И на публичное кладбище захожу, Решетки, столбики, нарядные гробницы

Что смолкнул веселия глас? Раздайтесь, вакхальны припевы! Да здравствуют нежные девы И юные жены, любившие нас!

В столице он — капрал, в Чугуеве — Нерон: Кинжала Зандова везде достоин он.

Что ты, девица, грустна, Молча присмирела, Хоровод забыв, одна В уголку присела? «Именинницу, друзья

I Над омраченным Петроградом Осенний ветер тучи гнал, Дышало небо влажным хладом, Нева шумела.

Я видел вас, я их читал, Сии прелестные созданья, Где ваши томные мечтанья Боготворят свой идеал.

Быть может, уж недолго мне В изгнанье мирном оставаться, Вздыхать о милой старине И сельской музе в тишине

Сия пустынная страна Священна для души поэта: Она Державиным воспета И славой русскою полна.

Три у Будрыса сына, как и он, три литвина. Он пришел толковать с молодцами. «Дети! седла чините, лошадей

В мои осенние досуги, В те дни, как любо мне писать, Вы мне советуете, други, Рассказ забытый продолжать.

О чем, прозаик, ты хлопочешь? Давай мне мысль какую хочешь: Ее с конца я завострю, Летучей рифмой оперю

Сводня грустно за столом Карты разлагает. Смотрят барышни кругом, Сводня им гадает: «Три девятки, туз

Гирей сидел потупя взор; Янтарь в устах его дымился; Безмолвно раболепный двор Вкруг хана грозного теснился.

Приют любви, он вечно полн Прохлады сумрачной и влажной, Там никогда стесненных волн Не умолкает гул

Уж я не тот любовник страстный, Кому дивился прежде свет: Моя весна и лето красно Навек прошли, пропал и след.

Но вот уж близко. Перед ними Уж белокаменной Москвы, Как жар, крестами золотыми Горят старинные главы.

Вянет, вянет лето красно; Улетают ясны дни; Стелется туман ненастный Ночи в дремлющей тени;

Зачем я ею очарован? Зачем расстаться должен с ней? Когда б я не был избалован Цыганской жизнию моей

Взгляни на милую, когда свое чело Она пред зеркалом цветами окружает, Играет локоном — и верное стекло

Война! Подъяты наконец, Шумят знамена бранной чести! Увижу кровь, увижу праздник мести; Засвищет вкруг

Примите «Невский Альманах». Он мил и в прозе, и в стихах: Вы тут найдете Полевого, Великопольского, Хвостова;

Дук Вам объяснять правления начала Излишним было б для меня трудом. Не нужно вам ничьих советов.

Теснится средь толпы еврей сребролюбивый. Под буркою казак, Кавказа властелин, Болтливый грек и турок

Митрополит, хвастун бесстыдный, Тебе прислав своих плодов, Хотел уверить нас, как видно, Что сам он бог

Довольно битвы мчался гром, Тупился меч окровавленный, И смерть погибельным крылом Шумела грозно над

Где ты, ленивец мой? Любовник наслажденья! Ужель уединенья Не мил тебе покой? Ужели мне с тобой Лишь

Люблю я в полдень воспаленный Прохладу черпать из ручья И в роще тихой, отдаленной Смотреть, как плещет

Пускай, не знаясь с Аполлоном, Поэт, придворный философ, Вельможе знатному с поклоном Подносит оду в