Стихи Пушкина Александра
Жил старик со своею старухой У самого синего моря; Они жили в ветхой землянке Ровно тридцать лет и три года.
Храни меня, мой талисман, Храни меня во дни гоненья, Во дни раскаянья, волненья: Ты в день печали был мне дан.
Пускай Поэт с кадильницей наемной Гоняется за счастьем и молвой, Мне страшен свет, проходит век мой темный
По клюкву, по клюкву, По ягоду, по клюкву… Кто знает край, где небо блещет Неизъяснимой синевой, Где
Незавершенная поэма План Станица — Терек — за водой — невеста — черкес на том берегу — она назначает
Отцы пустынники и жены непорочны, Чтоб сердцем возлетать во области заочны, Чтоб укреплять его средь
I. На Испанию родную Призвал мавра Юлиан. Граф за личную обиду Мстить решился королю. Дочь его Родрик
Он между нами жил Средь племени ему чужого; злобы В душе своей к нам не питал, и мы Его любили.
I И дале мы пошли — и страх обнял меня. Бесенок, под себя поджав свое копыто, Крутил ростовщика у адского огня.
Here’s a health to thee, Mary. Пью за здравие Мери, Милой Мери моей. Тихо запер я двери И один без гостей
Дробясь о мрачные скалы, Шумят и пенятся валы, И надо мной кричат орлы, И ропщет бор, И блещут средь
Надеясь на мое презренье, Седой зоил меня ругал, И, потеряв уже терпенье, Я эпиграммой отвечал.
Журналами обиженный жестоко, Зоил Пахом печалился глубоко; На цензора вот подал он донос; Но цензор прав
Блажен в златом кругу вельмож Пиит, внимаемый царями. Владея смехом и слезами, Приправя горькой правдой
Сказали раз царю, что наконец Мятежный вождь, Риэго, был удавлен. «Я очень рад, — сказал усердный льстец
Скажи мне, ночь, зачем твой тихий мрак Мне радостней…
Здравствуй, Вульф, приятель мой! Приезжай сюда зимой, Да Языкова поэта Затащи ко мне с собой Погулять
Наперсница волшебной старины, Друг вымыслов игривых и печальных, Тебя я знал во дни моей весны, Во дни
Чудесный жребий совершился: Угас великий человек. В неволе мрачной закатился Наполеона грозный век.
J’ai possede maitresse honnete, Je la servais comme il lui faut, Mais je n’ai point tourne de tete, —
Здорово, Юрьев именинник! Здорово, Юрьев лейб-улан! Сегодня для тебя пустынник Осушит пенистый стакан.
К кастрату раз пришел скрыпач, Он был бедняк, а тот богач. «Смотри, сказал певец , — Мои алмазы, изумруды
Друг Дельвиг, мой парнасский брат, Твоей я прозой был утешен, Но признаюсь, барон, я грешен: Стихам я
Ты помнишь ли, ах, ваше благородье, Мусье француз, г*венный капитан, Как помнятся у нас в простонародье
Снова тучи надо мною Собралися в тишине; Рок завистливый бедою Угрожает снова мне… Сохраню ль к судьбе
Милый мой, сегодня Бешеных повес Ожидает сводня, Вакх и Геркулес. Бахус будет дома, Приготовил он Три
Блажен, кто в отдаленной сени, Вдали взыскательных невежд, Дни делит меж трудов и лени, Воспоминаний и надежд;
Не веровал я троице доныне: Мне бог тройной казался все мудрен; Но вижу вас и, верой одарен, Молюсь трем
Пока супруг тебя, красавицу младую, Между шести других еще не заключил, — Ходи к источнику близ могил
Зима мне рыхлою стеною К воротам заградила путь; Пока тропинки пред собою Не протопчу я как-нибудь, Сижу
Примите новую тетрадь, Вы, юноши, и вы, девицы, — Не веселее ль вам читать Игривой музы небылицы, Чем
Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит: Ворон! где б нам отобедать? Как бы нам о том проведать?
Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила; К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал.
Зачем из облака выходишь, Уединенная луна, И на подушки, сквозь окна, Сиянье тусклое наводишь?
Видение короля Король ходит большими шагами Взад и вперед по палатам; Люди спят — королю лишь не спится
Когда б не смутное влеченье Чего-то жаждущей души, Я здесь остался б — наслажденье Вкушать в неведомой
Ни блеск ума, ни стройность платья Не могут вас обворожить; Одни двоюродные братья Узнали тайну вас пленить!
Мне вас не жаль, года весны моей, Протекшие в мечтах любви напрасной, — Мне вас не жаль, о таинства ночей
Не притворяйся, милый друг, Соперник мой широкоплечий! Тебе не страшен лиры звук, Ни элегические речи.
Мне памятно другое время! В заветных иногда мечтах Держу я счастливое стремя… И ножку чувствую в руках;
Увы! Язык любви болтливой, Язык и темный и простой, Своею прозой нерадивой Тебе докучен, ангел мой.
Великий день Бородина Мы братской тризной поминая, Твердили: «Шли же племена, Бедой России угрожая;
(Лагерь при Евфрате) Не пленяйся бранной славой, О красавец молодой! Не бросайся в бой кровавый С карабахскою толпой!
Песнь первая Святой монах, грехопадение, юбка Хочу воспеть, как дух нечистый ада Оседлан был брадатым стариком;
Чугун кагульский, ты священ Для русского, для друга славы — Ты средь торжественных знамен Упал горящий
«Печален ты; признайся, что с тобой». — Люблю, мой друг! — «Но кто ж тебя пленила?» — Она.— «Да кто ж?
Я видел смерть; она в молчанье села У мирного порогу моего; Я видел гроб; открылась дверь его;
Угрюмых тройка есть певцов — Шихматов, Шаховской, Шишков, Уму есть тройка супостатов — Шишков наш, Шаховской
Пускай угрюмый рифмотвор, Повитый маком и крапивой, Холодных од творец ретивый, На скучный лад сплетая
Младой Дафнис, гоняясь за Доридой, «Постой,— кричал,— прелестная! постой, Скажи: «Люблю»,— и бегать за