Стихи Пушкина Александра
С благоговейною душой Приближься, путник молодой, Любви к пустынному приюту. Здесь ею счастлив был я
Куда ты холоден и cyx! Как слог твой чопорен и бледен! Как в изобретеньях ты беден! Как утомляешь ты мой слух!
Иван-Царевич по лесам, И по полям, и по горам За бурым волком раз гонялся.
Напрасно я бегу к сионским высотам, Грех алчный гонится за мною по пятам… Так, ноздри пыльные уткнув
В Академии наук Заседает князь Дундук. Говорят, не подобает Дундуку такая честь; Почему ж он заседает?
Хвостовым некогда воспетая дыра! Провозглашаешь ты природы русской скупость, Самодержавие Петра И Милорадовича глупость.
В тревоге пестрой и бесплодной Большого света и двора Я сохранила взгляд холодный, Простое сердце, ум
Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. Дева печально сидит, праздный держа черепок. Чудо!
Не то беда, что ты поляк: Костюшко лях, Мицкевич лях! Пожалуй, будь себе татарин, — И тут не вижу я стыда;
Напрасно видишь тут ошибку: Рука искусства навела На мрамор этих уст улыбку, А гнев на хладный лоск чела.
Усердно помолившись богу, Лицею прокричав ура, Прощайте, братцы: мне в дорогу, А вам в постель уже пора.
Блажен в златом кругу вельмож Пиит, внимаемый царями. Владея смехом и слезами, Приправя горькой правдой
Сказали раз царю, что наконец Мятежный вождь, Риэго, был удавлен. «Я очень рад, — сказал усердный льстец
Да сохранит тебя твой добрый гений Под бурями и в тишине…
Когда твой друг на глас твоих речей Ответствует язвительным молчаньем; Когда свою он от руки твоей, Как
На языке, тебе невнятном, Стихи прощальные пишу, Но в заблуждении приятном Вниманья твоего прошу: Мой
Подруга думы праздной, Чернильница моя; Мой век разнообразный Тобой украсил я. Как часто друг веселья
Оставя честь судьбе на произвол, Давыдова, живая жертва фурий, От малых лет любила чуждый пол, И вдруг беда!
О ты, который сочетал С душою пылкой, откровенной (Хотя и русский генерал) Любезность, разум просвещенный;
Не вижу я твоих очей, И сладострастных и суровых…
И вы поверить мне могли, Как простодушная Аньеса? В каком романе вы нашли, Чтоб умер от любви повеса?
В Академии наук Заседает князь Дундук. Говорят, не подобает Дундуку такая честь; Почему ж он заседает?
Прибежали в избу дети Второпях зовут отца: «Тятя! тятя! наши сети Притащили мертвеца». «Врите, врите
Философ ранний, ты бежишь Пиров и наслаждений жизни, На игры младости глядишь С молчаньем хладным укоризны.
Вы съединить могли с холодностью сердечной Чудесный жар пленительных очей. Кто любит вас, тот очень глуп, конечно;
Отрывок из неоконченной поэмы. Свод неба мраком обложился; В волнах Варяжских лунный луч, Сверкая меж
Вертоград моей сестры, Вертоград уединенный; Чистый ключ у ней с горы Не бежит запечатленный.
Что с тобой, скажи мне, братец? Бледен ты, как святотатец, Волоса стоят горой! Или с девой молодой Пойман
Кто, волны, вас остановил, Кто оковал ваш бег могучий, Кто в пруд безмолвный и дремучий Поток мятежный обратил?
Если с нежной красотой Вы чувствительны душою, Если горести чужой Вам ужасно быть виною, Если тяжко помнить
Стрекотунья белобока, Под калиткою моей Скачет пестрая сорока И пророчит мне гостей. Колокольчик небывалый
Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую: Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе: Сколько
Брадатый староста Авдей С поклоном барыне своей Заместо красного яичка Поднес ученого скворца.
В часы забав иль праздной скуки, Бывало, лире я моей Вверял изнеженные звуки Безумства, лени и страстей.
В безмолвии садов, весной, во мгле ночей, Поет над розою восточный соловей. Но роза милая не чувствует
Эллеферия, пред тобой 3атмились прелести другие, Горю тобой, я вечно твой. Я твой на век, Эллеферия!
Еще дуют холодные ветры И наносят утренни морозы, Только что на проталинах весенних Показались ранние цветочки;
Блестит луна, недвижно море спит, Молчат сады роскошные Гаcсана. Но кто же там во мгле дерев сидит На
Воды глубокие Плавно текут. Люди премудрые Тихо живут.
От меня вечор Леила Равнодушно уходила. Я сказал: «Постой, куда?» А она мне возразила: «Голова твоя седа».
Лизе страшно полюбить. Полно, нет ли тут обмана? Берегитесь — может быть, Эта новая Диана Притаила нежну
Два чувства дивно близки нам — В них обретает сердце пищу — Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам.
В степи мирской, печальной и безбрежной, Таинственно пробились три ключа: Ключ юности, ключ быстрый и
Поредели, побелели Кудри, честь главы моей, Зубы в деснах ослабели, И потух огонь очей. Сладкой жизни
Не тем горжусь я, мой певец, Что привлекать умел стихами Вниманье пламенных сердец, Играя смехом и слезами
Лишь благосклонный мрак раскинет Над нами тихий свой покров И время к полночи придвинет Стрелу медлительных
Когда на поклоненье Ходил я в древний Пафос, Поверьте мне, я видел В уборной у Венеры Фиал Анакреона.
В раю, за грустным Ахероном, Зевая в рощице густой, Творец, любимый Апполоном, Увидеть вздумал мир земной.
Вам восемь лет, а мне семнадцать било. И я считал когда-то восемь лет; Они прошли. В судьбе своей унылой
Бывало, прежних лет герой, Окончив славну брань с противной стороной, Повесит меч войны средь отческия кущи;