Стихи Сумарокова Александра

Се чудо новое! а Россы то творящи, Яритъ воздухъ на себе морски суда горящи.

Осла стянули воры: Свели ево съ двора долой, И на пути вступили въ разговоры, Вести ль ево домой, Или

Позволь, великий Бахус, нынь Направити гремящу лиру И во священном мне восторге Тебе воспеть похвальну песнь!

Въ какой мнѣ вредный день, ты въ томъ меня увѣрилъ, Что ты передо мной въ любви не лицемѣриль?

Вдругъ девка на реке мывъ платье зарыдала, И въ тяжкой горести объ етомъ разсуждала: Какъ замужемъ родитъ

Мелинта понесла на рынокъ молоко: Хоть крынку головой нести и не легко; Мелинта о трудѣ своемъ не размышляетъ

Конь нѣкогда скакавъ, копыто повредилъ, И ногу такъ разбередилъ, Что онъ отъ язвы той хромаетъ, И ужъ

Начатъ на мѣстѣ семъ ЕКАТЕРИНИНЪ домъ, Которой имя днесь на свѣтѣ яко громъ, Когда онъ силою весь воздухъ

Чье сердце злобно, Того ничем исправить не удобно; Нравоучением его не претворю; Злодей, сатиру чтя

Заря вѣчерняя оставитъ небо вскорѣ; Спустилося уже прекрасно солнце въ море: Изъ вѣтровъ лишъ одни зефиры

Нагнала бабушка пред свадьбой внучке скуку, Рассказывая ей про свадебну науку. Твердила: «Вытерпи, что

Проходи скоро свѣтлый день, Вы, о вы минуты, времена покою. Поспѣшай скоро съ темнотой драгою, И покрой

Не вознесемся мы великими чинами, Когда сии чины не вознесутся нами. Великий человек, великий господин

Подъ камнемъ симъ лежитъ какой то черепокъ, Подъ черепкомъ звѣрокъ: Подъ камнемъ мертвъ онъ нынѣ пребываеть

Себя увеселять, Пошел гулять Со Глиняным горшком горшок Железный. Он был ему знаком, и друг ему любезный.

Трагедия Представлена в первый раз в Санктпетербурге на Императорском театре в исходе 1751 года.

Когда-то Голуби уговорились Избрати Коршуна царем, Надежду утвердив на нем, И покорились. Уж нет убежища

Коснулись европейцы суши, Куда ихъ наглость привела: Хотятъ очиститъ смертныхъ души, И поражаютъ ихъ

Она уже твоя, однако не навек: Пока не встретится с ней кстати человек.

У мужика въ чуланѣ поставлены лукошки, Забилася тутъ мышь, не устрашуся кошки. Кричала мышь, бодрясь

«Я обесчещена», — пришла просить вдова. Однако знал судья, кто просит такова. «Чем?»- спрашивал ее.

Похвально то что дѣлано искусно, А что не вкусно, То плохо завсегда, На что бы ни пришла изъ мыслей череда.

Прохожій, обща всемъ живущимъ часть моя: Что ты, и я то былъ; ты будетъ то, что я.

Пиит, Зовомый Симонид, Был делать принужден великолепну оду Какому-то Уроду. Но что писать, хотя в Пиите

Есоповъ господинъ гостей когда то ждалъ На ужину къ себе: приказъ Есопу далъ, Чтобъ было кушанье поранее

Во трудолюбіи каковъ Ея Отецъ: Толико Дщерь Его Владычица сердецъ.

Былъ оселъ, и всякой день Отъ хозяевъ былъ онъ битъ, часто погоняли, Подъ бременемъ за лѣнь, Всякой часъ

Румянцовъ! Панинъ! вы сіе изобразили. Какъ Боги дерзостныхъ Гигантовъ поразили: Визирь отъ имени Минервина

Мы негде все судьи и всех хотим судить. Причина — все хотим друг друга мы вредить. В других и доброе

Наместо соловьев кукушки здесь кукуют И гневом милости Диянины толкуют. Хотя разносится кукушечья молва

Противностью указа, Когда не хочешъ быть нещастливъ больше раза; Такъ дѣлъ не преноси въ приказы изъ приказа.

Взлѣзъ малой на обрубъ колодезя, и стонетъ, Серебреная кружка тонетъ. Бѣда! Не вѣдаю, отъ коль скупой

Супруга верезжитъ во всю супругу мочь, И здѣлала ему въ полудни темну ночь; Пригоршни отрубей бросаетъ

для представленія на Императорскомъ Теятрѣ при торжествованіи Тезоименитства ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА

Виргилий, Цицерон, Бургавен, Эйлер, Локк, Картезий и Невтон, Апелл и Пракситель, Мецен и Сципион.

Дельфира нѣкогда подружкѣ открывала, Съ которой въ дружествѣ Дельфира пребывала, Все таинство души, и

Часы пріятнаго при вѣчерѣ зефира, Рвала себѣ цвѣты младая Ѳеламира, Къ пастушкѣ подошелъ влюбившійся

Рупиллій потонулъ, близъ острова сево, И естьли кто любилъ на свѣтѣ семъ ево; Внемли ево здѣсь вопль

Прости, мой свѣть, въ послѣдній разъ. И помни, какъ тебя любилъ; Злой часъ пришель мнѣ слезы лить.

О вы, которые стремитесь на Парнас, Нестройного гудка имея грубый глас, Престаньте воспевать!

Полно вамъ мысли въ любви летати, Кинь сердце нынѣ всѣ суеты, Не дай дни прежни воспоминати, Не мучьте

Вещателя судеб таинственных Силена, Котораго сама природа изумленна, И ясны пению внимали небеса;

Бѣжати въ запуски со зайцомъ черепаха, Къ Москвѣ рѣкѣ съ Невы, Изъ Петербурга до Москвы, Хотѣла, и кладутъ

Собака Кошку съела, Собаку съел Медведь, Медведя — зевом — Лев принудил умереть, Сразити Льва рука Охотничья

Не всходи мнѣ прежня мысль на умъ, Безъ тебя мнѣ много думъ, И оставь одну грусть нести, Ты любовна мысль прости.

Падушка и кафтанъ имѣли разговоръ: Кафтанъ велъ ету рѣчь: хозяинъ мой, мой взоръ Весельемъ наполняетъ;

Не хвастай рыцарь мочью, Вздымая усъ, И бредь, не намъ, себѣ объ етомъ ночью, Когда ты трусъ.

Лисица и козелъ куда то вмѣстѣ шли, И захотѣлось имъ напиться. Колодезь въ сторонѣ нашли. Вода была низка

Прохожій некій въ поле, Пришелъ на брегъ реки, Ийти не можетъ боле; Въ ней воды глубоки: Прейду, мнитъ

Вшелъ нѣкакой мужикъ, безъ топорища въ лѣсъ: Хотя топоръ съ собою и принесъ. Не кланться деревьямъ онъ