Стихи Твардовского Александра

Я убит подо Ржевом, В безыменном болоте, В пятой роте, на левом, При жестоком налете. Я не слышал разрыва

Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В то, что они — кто старше, кто моложе

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку, И только не могу себе простить: Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку

В тот день, когда окончилась война И все стволы палили в счет салюта, В тот час на торжестве была одна

Меж редеющих верхушек Показалась синева. Зашумела у опушек Ярко-желтая листва. Птиц не слышно.

Быть может, все несчастье От почты полевой: Его считали мертвым, А он пришел живой. Живой, покрытый славой

Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду.

Июль — макушка лета, — Напомнила газета, Но прежде всех газет — Дневного убыль света; Но прежде малой

Я иду и радуюсь. Легко мне. Дождь прошел. Блестит зеленый луг. Я тебя не знаю и не помню, Мой товарищ

Вся суть в одном-единственном завете: То, что скажу, до времени тая, Я это знаю лучше всех на свете —

Есть имена и есть такие даты,- Они нетленной сущности полны. Мы в буднях перед ними виноваты,- Не замолить

Навигация по главам На привале Перед боем Переправа О войне Теркин ранен О награде Гармонь Два солдата

Кружились белые березки, Платки, гармонь и огоньки, И пели девочки-подростки На берегу своей реки.

Александр Твардовский — Василий Теркин ____________________ Тридцати неполных лет — Любо ли не любо —

На крыльце сидит боец. На скворца дивится: — Что хотите, а скворец Правильная птица. День-деньской, как

Разулся, ноги просушил, Согрелся на ночлеге, И человеку дом тот мил, Неведомый вовеки. Дом у Днепра иль

На дне моей жизни, на самом донышке Захочется мне посидеть на солнышке, На теплом пенушке. И чтобы листва

Спасибо за утро такое, За чудные эти часы Лесного – не сна, а покоя, Безмолвной морозной красы.

В Горках знал его любой, Старики на сходку звали, Дети — попросту, гурьбой, Чуть завидят, обступали.

Два года покоя не зная И тайной по-бабьи томясь, Она берегла это знамя, Советскую прятала власть.

Ты робко его приподымешь: Живи, начинай, ворошись. Ты дашь ему лучшее имя На всю его долгую жизнь.

Есть книги — волею приличий Они у века не в тени. Из них цитаты брать—-обычай — Во все положенные дни.

Большое лето фронтовое Текло по сторонам шоссе Густой, дремучею травою, Уставшей думать о косе.

Смыкая возраста уроки, Сама собой приходит мысль — Ко всем, с кем было по дороге, Живым и павшим отнестись.

Я слышу это не впервые, В краю, потоптанном войной, Привычно молвится: немые,— И клички нету им иной.

Не давали покоя они петуху, Ловят по двору, бегают, слышу, И загнали куда-то его под стреху.

Прибежал пастух с докладом К Поле Козаковой: Не пришла домой со стадом Бурая корова. Протрубил до полдня

Кружась легко и неумело, Снежинка села на стекло. Шёл ночью снег густой и белый — От снега в комнате светло.

Перед войной, как будто в знак беды, Чтоб легче не была, явившись в новости, Морозами неслыханной суровости

Час рассветный подъема, Час мой ранний люблю. Ни в дороге, ни дома Никогда не просплю. Для меня в этом

Мы с тобой играли вместе, Пыль топтали у завалин, И тебя моей невестой Все, бывало, называли.

Вдоль развороченных дорог И разоренных сел Мы шли по звездам на восток,- Товарища я вел. Он отставал

Ой, родная, отцовская, Что на свете одна, Сторона приднепровская, Смоленская сторона, Здравствуй!

— Ты откуда эту песню, Мать, на старость запасла? — Не откуда — все оттуда, Где у матери росла.

Зачем рассказывать о том Солдату на войне, Какой был сад, какой был дом В родимой стороне? Зачем?

Не стареет твоя красота, Разгорается только сильнее. Пролетит неслышно над ней Словно легкие птицы лета.

I Два только года — или двести Жестоких нищих лет прошло, Но то, что есть на этом месте,— Ни город это, ни село.

Что-то я начал болеть о порядке В пыльном, лежалом хозяйстве стола: Лишнее рву, а иное в тетрадки Переношу

Нам памятна каждая пядь И каждая наша примета Земли, где пришлось отступать В пыли сорок первого лета.

— Елочка, елка, Колкая иголка Где ты выросла? — В лесу. — Что ты видела? — Лису. — Что в лесу?

Вернулся сын в родимый дом С полей войны великой. И запоясана на нем Шинель каким-то лыком.

Позарастали Стежки-дорожки, Где разбегались Мы от бомбежки. Позарастали Мохом-травою Окопы наши Перед Москвою.

Изо всех больших имен геройских, Что известны нам наперечет, Как-то по-особому, по-свойски, Это имя называл народ.

Спасибо, моя родная Земля, мой отчий дом, За все, что от жизни знаю, Что в сердце ношу своем.

В лесу заметней стала елка, Он прибран засветло и пуст. И оголенный, как метелка, Забитый грязью у проселка

На праздник великий — обычай таков — Далеких и близких зовем земляков, Далеких и близких, друзей и соседей…

Чуть зацветёт иван–чай, — С этого самого цвета – Раннее лето, прощай, Здравствуй, полдневное лето.

В пилотке мальчик босоногий С худым заплечным узелком Привал устроил на дороге, Чтоб закусить сухим пайком.

По старой дороге на запад, за Вязьмой, В кустах по оборкам смоленских лощин, Вы видели, сколько там наших

Не спеши, невеста, Замуж за бойца: Нынче неизвестна Доля молодца. То ли он героем В дом придет родной