Стихи Кудряшевой Али

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.

Чтобы не расплескать — прикрываю лоб рукой, чашку себе из ладони соорудив, утро пригрелось русым пушистым

Девочка научилась расправить плечи, если взять за руку — не ускоряет шаг. Девочка улыбается всем при

Вот допустим, ему шесть, ему подарили новенький самокат. Практически взрослый мальчик, талантлив и языкат.

Это просто слишком длинная осень — больше ста почти бесполезных дней, но она закончится, а за ней будет

Замылим, потом замолим, в сонате одни бемоли, в кабак ли сейчас, домой ли? В шкафу пристанище моли, соседка

Первый раз я ушла из дома потому, что мне не купили лошадь. Вообще я уходила из дома довольно часто.

Невозможно держать в памяти все человечество. Это — как увидеть завтрашнюю еду в только что вымытой посуде.

Темное время — богато сделками, Все истерики на кону. Елена подходит спросонья к зеркалу И объявляет

А все эти наши проблемы, наши одьппки, наши черные горячие неудачи оттого, что мы хватаем жизнь за лодыжку

Это звон в ушах — а вовсе не звон монет, Часовая музыка ценностью в двадцать нот, Я пишу тебе, друг

Третий лишний, говорят, третий лишний, книжный, скучный, говорят, мешаюший, длинный такой нафталинный

Шарлотта Миллер выходит из дома утром, но так темно, что в общем неважно, что там. Поскольку внутри Шарлотты

Зима застыла среди теней, завязла в сырой дремоте, я собираю в ладони дни, стараясь не растерять.

Не колышется, не шевелится, не подвинется, у зимы ввиду, у снега на поводу, слышь, малыш, я уже не знаю

Какое там говорить! Я дышу с трудом. Какое там подожди! Все часы стоят. Во мне поселился многоквартирный

Поднимаясь по лестнице, она решила быть по-настоящему грустной и всегда иметь мешки под глазами… И пока

Не бойся, милый, это как смерть из телека, воскреснешь, вылезешь где-нибудь через век, ведь это даже

Иди по апрелю, по синим лужам, по желтому солнцу, по красным крышам, Иди, для тебя этот день согрели

Художественной ценности не представляет. Так они залезают в твой мир и пьют его, Чавкая, захлебываясь

Мне снился… конечно, поезд, а что еще может сниться? Сырая лесная помесь и кислые проводницы, С каким-то

Я этой ночью уйду — не спи И дверь закрытой держи. На шее крестик висит на цепи — Иначе Господь сбежит.

Ты рисуй, девочка, небо пошире, солнышко глазастое желти, не жалея, дети девяностых стали большими, тоже

Здравствуйте, едьте к сетям рыбачьим, то есть, простите, к чертям собачьим, то есть, простите, к дитям

Двадцать перышек за плечами — облетели, пора линять. Я иду, шевелю ключами, люди пялятся на меня.

Короче.. короче, мне снились сейчас шаманы. Пятнадцать штук узкоглазых дымных шаманов. Они говорили мне

Слишком уж зол ветер, катится мир с откоса, Маленький и круглый. Знаешь, я стала ведьмой, я отрастила

Я работаю солнечной батареей, я в кармане оранжевом солнце грею, чтоб оно на небо взошло скорее и чесало

Такие слишком медовые эти луны, такие звезды — острые каблуки, меня трясет от каждого поцелуя, как будто

А мало слов не проще, чем слишком много, ведь в «много» можно слукавить, сплясать с глаголом, в обрывке

Из-под ног живая и невредимая взлетела коричневая бабочка и закружилась в вышине. Это было как глубокий вздох.

На небе только и разговоров, что о море. Перед воротами очередь хуже рыночной, Тесно и потно, дети, пропойцы, бабищи.

Ползет-не ползет строчка, плохо идут дела. Была у меня дочка, тонкая, как стрела. Ходила за мной следом

Сосны иголками гладят небо, солнце в ветвях тая, Старый солидный крот под корнями учит другого рыть…

Эх бы кабы мне бы орлом бы стать, эх бы кабы мне бы умом блистать, эх бы кабы мне бы такую стать, эх

Меня мотает тянет ведет налево кидает в прорубь рубит наискосок я поменяю осень на четверть лета да ладно

И если Богу нужны гимнасты — он точно выберет нас с тобой, таких крикливых и голенастых, и вечно ржущих

Как всегда бывает, когда всё близко, на земле, имеющей форму диска, как всегда, почти что на грани риска

Когда наступает вечер, их становится больше. Они как будто выходят из серых замерзших стен.

По дому бегает Марфа, Готовит, метет, печет… Мария тонкую арфу Трогает за плечо. Учитель сидит устало

А что не допивали — то днем лакали, ходили, глупо тратили проездной, смотри, какое утро над облаками

Она раскрасила губы огнем карминным, чтоб стать, как все, чтоб быть — под одну гребенку. Она отвыкла

Ну что я могу ответить? Глаза сухи, Улыбка ласкова, голос — хоть на парад. Мои мужчины не любят мои стихи

Он устает, конечно, but nothing special, Молод, а дослужился уже До вице- Да, он успешен, конечно, Он

У нее глаза, в глазах ручьи, всем бы хороши, да вот ничьи, у нее глаза, в глазах лучи — светят, да так

Понимаете, автобусы не летают, И троллейбусы не летают, И даже желтые измученные асфальтовые катки не летают.

Ну не бываешь, что еще взять с такого, Кто бы ни провинился — ты ни при чем, Как-то все сразу выдалось

Пригорюнилась, похудела, или, может, стряслась беда? Это очень смешное дело — выйти из дому в никуда.

Пить по ночам нельзя. Петь по ночам нельзя. И танцевать без музыки тоже почти нельзя. Можно смотреть в окно.

Нет, не то чтобы надоели, но утомили, ни на шаг от них не уйдешь, если грош подашь. Я рискую завязнуть