Стихи Жигулина Анатолия

Мела пурга, протяжно воя. И до рассвета, ровно в пять, Нас выводили под конвоем Пути от снега расчищать.

О, Родина! В неярком блеске Я взором трепетным ловлю Твои просёлки, перелески — Всё, что без памяти люблю.

Кто додумался правду На части делить И от имени правды Неправду творить? Это тело живое — Не сладкий

Здесь нет теперь и знака никакого, А был острог на этом месте встарь… Быть может, в нем сидел, цепями

Забытый случай, дальний-дальний, Мерцает в прошлом, как свеча… В холодном БУРе на Центральном Мы удавили стукача.

Булату Окуджаве Черный ворон, белый снег. Наша русская картина. И горит в снегу рябина Ярче прочих дальних вех.

Понимаю понемногу: В жизни вовсе нет чудес, Вижу дальнюю дорогу, Белый дым и черный лес. Очень хочется уехать.

Начинаю поэму. Я у правды в долгу. Я решить эту тему По частям не смогу. Только в целом и полном Это

Жизнь! Нечаянная радость. Счастье, выпавшее мне. Зорь вечерняя прохладность, Белый иней на стерне.

На лежнёвке порою вешней — Видно, был большой перекос — Забурился, ломая лежни, И на шпалы сел паровоз.

Что говорить. Конечно, это плохо, Что жить пришлось от воли далеко. А где-то рядом гулко шла эпоха.

О, замри, мое сердце! Застынь, Слышишь, Ветер качает полынь?.. Занимается свет. Умирает роса.

Мой бедный мозг, мой хрупкий разум, Как много ты всего хранишь! И все больнее с каждым разом Тревожно

Здравствуй, лоза у оврага, Домик и милая ель! Радостно лает дворняга, Милый, приветливый зверь.

Ян Стефанович Раевский, Дальний-дальний пращур мой! Почему кружится лебедь Над моею головой?

Я был назначен бригадиром. А бригадир — и царь, и бог. Я не был мелочным придирой, Но кое-что понять не мог.

Сползла машина с перевала. И в падях, Что всегда пусты, Нас будто всех околдовало — Мы вдруг увидели Цветы!

Марта, Марта! Весеннее имя. Золотые сережки берез. Сопки стали совсем голубыми. Сушит землю последний мороз.

Один и тот же незабытый Я вижу полдень вдалеке: Бегу босой по теплым плитам К нагретой солнечной реке.

Все меньше друзей Остается на свете. Все дальше огни, Что когда-то зажег… Погода напомнила Осень в Тайшете

Утиные Дворики — это деревня. Одиннадцать мокрых соломенных крыш. Утиные Дворики — это деревья, Полынная

Полынный берег, мостик шаткий. Песок холодный и сухой. И вьются ласточки-касатки Над покосившейся стрехой.

Мне помнится Рудник Бутугычаг И горе У товарищей в очах. Скупая радость, Щедрая беда И голубая Звонкая руда.

Побило градом яблони, Ударило из мглы, Сломало, словно ядрами, Некрепкие стволы. В лохмотья измочалена

Только голые камни, Поросшие мохом. Только клочья тумана На стланике мокром. Только грязные сопки За

Ты о чем звенишь, овес, На вечернем тихом поле? От твоих зеленых слез Сердце тает в сладкой боли.

В шахтерском клубе было тесно. И над рядами, в тишине, Плыла, Металась, Билась песня, Как чайка от волны к волне.

Привезу тебе лисенка, До апреля подожди. Отвяжу с мешка тесемку: — Ну-ка, рыжий выходи! Выйдет робкий

Гулко эхо от ранних шагов. Треск мороза — как стук карабина. И сквозь белую марлю снегов Просочилась

Его приговорили к высшей мере, А он писал, А он писал стихи. Еще кассационных две недели, И нет минут

Трудная тема, А надо писать. Я не могу Эту тему бросать. Трудная тема — Как в поле блиндаж: Плохо, Если

Пожелтели, облетели кроны. Стихло море в редких кораблях. Чайки, словно белые вороны, Кормятся на убранных полях.

Летели гуси за Усть-Омчуг на индигирские луга, и всё отчётливей и громче дышала сонная тайга.

Вспоминаются черные дни. Вспоминаются белые ночи. И дорога в те дали — короче, Удивительно близки они.

В оцеплении, не смолкая, Целый день стучат топоры. А у нас работа другая: Мы солдатам палим костры.

Когда мне было Очень-очень трудно, Стихи читал я В карцере холодном. И гневные, пылающие строки Тюремный

Перепелка над пшеничным полем И вечерний предзакатный лес. Словно звон далеких колоколен Тихо разливается окрест.

Сгорели в памяти дотла Костры сибирской лесосеки. Но в тайниках ее навеки Осталась теплая зола.

Голубеет осеннее поле, И чернеет ветла за рекой. Не уйти от навязчивой боли Даже в этот прозрачный покой.

Мелкий кустарник,— Сырая осина, Синие ветки В лесной полосе. Тонкая, легкая Сладость бензина После заправки

Соловецкая чайка Всегда голодна. Замирает над пеною Жалобный крик. И свинцовая Горькая катит волна На

Я полностью реабилитирован. Имею раны и справки. Две пули в меня попали На дальней глухой Колыме.

Ничего в нем вроде хорошего, Просто так, большое село. Облака плывут — мимо Коршева, Журавли летят —

В округе бродит холод синий И жмется к дымному костру. И куст серебряной полыни Дрожит в кювете на ветру.

Нищий в вагоне, как в годы войны. Стон в переходах метро. Милая Родина! Вновь мы больны. Вновь оскудело добро.

Тайга за рекой пылала, От сопок тянуло гарью. Большущее медное солнце Жевало последний снег.

Подъемный кран раскачивает ветер — Как будто не Москва, А Колыма Явилась мне сегодня на рассвете Сквозь

На русском Севере — Калина красная, Края лесистые, Края озерные. А вот у нас в степи Калина — разная

Среди невзгод судьбы тревожной Уже без боли и тоски Мне вспоминается таежный Поселок странный у реки.

Александру Твардовскому Осень, опять начинается осень. Листья плывут, чуть касаясь воды. И за деревней