Стихи Жигулина Анатолия

Мела пурга, протяжно воя. И до рассвета, ровно в пять, Нас выводили под конвоем Пути от снега расчищать.

О, Родина! В неярком блеске Я взором трепетным ловлю Твои просёлки, перелески — Всё, что без памяти люблю.

Семь лет назад я вышел из тюрьмы. А мне побеги, Всё побеги снятся… Мне шорохи мерещатся из тьмы.

Обрушилась глыба гранита — И хрустнула прочная каска. Володька лежал в забое, Задумчив и недвижим.

Глыбу кварца разбили молотом, И, веселым огнем горя, Заблестели крупинки золота В свете тусклого фонаря.

Раз под осень в глухой долине, Где шумит Колыма-река, На склоненной к воде лесине Мы поймали бурундука.

В серый дом Моего вызывали отца. И гудели слова Тяжелее свинца. И давился от злости Упрямый майор.

Помню я: под сенью старых вишен В том далеком, В том донском селе Жили пчелы в камышовых крышах — В каждой

О, мои счастливые предки, Как завидую нынче вам! Вашим вербным пушистым веткам, Вашим сильным добрым рукам.

Я поеду один К тем заснеженным скалам, Где когда-то давно Под конвоем ходил. Я поеду один, Чтоб ты снова

Вот и жизнь пошла на убыль, Словно солнце на закат. И серебряные трубы В стылом воздухе звенят. Жизнь моя!

В ночную смену на Шайтане, Где черный камень льдом покрыт, Из горной штольни мы катали Отпалом вырванный гранит.

Дабы пресечь татарских орд свирепость, Святую Русь от нехристей сберечь, Царь повелел Рубить на взгорье

Обложили, как волка, флажками, И загнали в холодный овраг. И зари желтоватое пламя Отразилось на черных стволах.

В тумане плавают осины, И холм маячит впереди. Неудивленно и несильно Дрожит душа в моей груди.

Осинники да черные стога. Забор нависшей над обрывом дачи. Да синим льдом обмерзли берега. И белый луг

Ржавые елки На старом кургане стоят. Это винтовки Когда-то погибших солдат. Ласточки кружат И тают за

Приход зимы в краю суровом Я вижу ясно и сейчас: Холодный ветер с диким ревом Деревья грозные потряс.

Снег над соснами кружится, кружится. Конвоиры кричат в лесу… Но стихи мои не об ужасах. Не рассчитаны на слезу.

Земля необычная здесь, В Подмосковье. Над бурым суглинком Туман невесом… И вдруг осенило Забытой любовью

Я в первый раз в Москву приехал Тринадцать лет тому назад Мне в память врезан Скорбной вехой Тюрьмы облупленный фасад.

Звенел топор, потом пила. Потом — последнее усилье. Береза медленно пошла, Нас осыпая снежной пылью.

Минус сорок Показывал градусник Цельсия. На откосах смолисто Пылали костры. Становились молочными Черные

Из штольни вышли в пыльных робах, На свет взглянув из-под руки. И замелькали на сугробах Густые черные плевки.

Мы сначала снимали Твой снежный покров. Кисти мерзлой брусники Алели, как кровь. Корни сосен рубили Потом

     Е. М. Раевской      В. Ф. Жигулину Дорогие родители! Мать и отец! Не сердитесь, что письма Пишу

Крещение. Солнце играет. И нету беды оттого, Что жизнь постепенно сгорает — Такое вокруг торжество!

Кто додумался правду На части делить И от имени правды Неправду творить? Это тело живое — Не сладкий

Здесь нет теперь и знака никакого, А был острог на этом месте встарь… Быть может, в нем сидел, цепями

Забытый случай, дальний-дальний, Мерцает в прошлом, как свеча… В холодном БУРе на Центральном Мы удавили стукача.

Булату Окуджаве Черный ворон, белый снег. Наша русская картина. И горит в снегу рябина Ярче прочих дальних вех.

Понимаю понемногу: В жизни вовсе нет чудес, Вижу дальнюю дорогу, Белый дым и черный лес. Очень хочется уехать.

Начинаю поэму. Я у правды в долгу. Я решить эту тему По частям не смогу. Только в целом и полном Это

Жизнь! Нечаянная радость. Счастье, выпавшее мне. Зорь вечерняя прохладность, Белый иней на стерне.

На лежнёвке порою вешней — Видно, был большой перекос — Забурился, ломая лежни, И на шпалы сел паровоз.

Что говорить. Конечно, это плохо, Что жить пришлось от воли далеко. А где-то рядом гулко шла эпоха.

О, замри, мое сердце! Застынь, Слышишь, Ветер качает полынь?.. Занимается свет. Умирает роса.

Мой бедный мозг, мой хрупкий разум, Как много ты всего хранишь! И все больнее с каждым разом Тревожно

Здравствуй, лоза у оврага, Домик и милая ель! Радостно лает дворняга, Милый, приветливый зверь.

Ян Стефанович Раевский, Дальний-дальний пращур мой! Почему кружится лебедь Над моею головой?

Я был назначен бригадиром. А бригадир — и царь, и бог. Я не был мелочным придирой, Но кое-что понять не мог.

Сползла машина с перевала. И в падях, Что всегда пусты, Нас будто всех околдовало — Мы вдруг увидели Цветы!

Марта, Марта! Весеннее имя. Золотые сережки берез. Сопки стали совсем голубыми. Сушит землю последний мороз.

Один и тот же незабытый Я вижу полдень вдалеке: Бегу босой по теплым плитам К нагретой солнечной реке.

Все меньше друзей Остается на свете. Все дальше огни, Что когда-то зажег… Погода напомнила Осень в Тайшете

Утиные Дворики — это деревня. Одиннадцать мокрых соломенных крыш. Утиные Дворики — это деревья, Полынная

Полынный берег, мостик шаткий. Песок холодный и сухой. И вьются ласточки-касатки Над покосившейся стрехой.

Мне помнится Рудник Бутугычаг И горе У товарищей в очах. Скупая радость, Щедрая беда И голубая Звонкая руда.

Побило градом яблони, Ударило из мглы, Сломало, словно ядрами, Некрепкие стволы. В лохмотья измочалена

Только голые камни, Поросшие мохом. Только клочья тумана На стланике мокром. Только грязные сопки За