Стихи Жигулина Анатолия

Мела пурга, протяжно воя. И до рассвета, ровно в пять, Нас выводили под конвоем Пути от снега расчищать.

О, Родина! В неярком блеске Я взором трепетным ловлю Твои просёлки, перелески — Всё, что без памяти люблю.

Утиные Дворики — это деревня. Одиннадцать мокрых соломенных крыш. Утиные Дворики — это деревья, Полынная

Полынный берег, мостик шаткий. Песок холодный и сухой. И вьются ласточки-касатки Над покосившейся стрехой.

Мне помнится Рудник Бутугычаг И горе У товарищей в очах. Скупая радость, Щедрая беда И голубая Звонкая руда.

Побило градом яблони, Ударило из мглы, Сломало, словно ядрами, Некрепкие стволы. В лохмотья измочалена

Только голые камни, Поросшие мохом. Только клочья тумана На стланике мокром. Только грязные сопки За

Ты о чем звенишь, овес, На вечернем тихом поле? От твоих зеленых слез Сердце тает в сладкой боли.

В шахтерском клубе было тесно. И над рядами, в тишине, Плыла, Металась, Билась песня, Как чайка от волны к волне.

Привезу тебе лисенка, До апреля подожди. Отвяжу с мешка тесемку: — Ну-ка, рыжий выходи! Выйдет робкий

Гулко эхо от ранних шагов. Треск мороза — как стук карабина. И сквозь белую марлю снегов Просочилась

Его приговорили к высшей мере, А он писал, А он писал стихи. Еще кассационных две недели, И нет минут

Трудная тема, А надо писать. Я не могу Эту тему бросать. Трудная тема — Как в поле блиндаж: Плохо, Если

Пожелтели, облетели кроны. Стихло море в редких кораблях. Чайки, словно белые вороны, Кормятся на убранных полях.

Летели гуси за Усть-Омчуг на индигирские луга, и всё отчётливей и громче дышала сонная тайга.

Вспоминаются черные дни. Вспоминаются белые ночи. И дорога в те дали — короче, Удивительно близки они.

В оцеплении, не смолкая, Целый день стучат топоры. А у нас работа другая: Мы солдатам палим костры.

Когда мне было Очень-очень трудно, Стихи читал я В карцере холодном. И гневные, пылающие строки Тюремный

Перепелка над пшеничным полем И вечерний предзакатный лес. Словно звон далеких колоколен Тихо разливается окрест.

Сгорели в памяти дотла Костры сибирской лесосеки. Но в тайниках ее навеки Осталась теплая зола.

Голубеет осеннее поле, И чернеет ветла за рекой. Не уйти от навязчивой боли Даже в этот прозрачный покой.

Мелкий кустарник,— Сырая осина, Синие ветки В лесной полосе. Тонкая, легкая Сладость бензина После заправки

Соловецкая чайка Всегда голодна. Замирает над пеною Жалобный крик. И свинцовая Горькая катит волна На

Я полностью реабилитирован. Имею раны и справки. Две пули в меня попали На дальней глухой Колыме.

Ничего в нем вроде хорошего, Просто так, большое село. Облака плывут — мимо Коршева, Журавли летят —

В округе бродит холод синий И жмется к дымному костру. И куст серебряной полыни Дрожит в кювете на ветру.

Нищий в вагоне, как в годы войны. Стон в переходах метро. Милая Родина! Вновь мы больны. Вновь оскудело добро.

Тайга за рекой пылала, От сопок тянуло гарью. Большущее медное солнце Жевало последний снег.

Подъемный кран раскачивает ветер — Как будто не Москва, А Колыма Явилась мне сегодня на рассвете Сквозь

На русском Севере — Калина красная, Края лесистые, Края озерные. А вот у нас в степи Калина — разная

Среди невзгод судьбы тревожной Уже без боли и тоски Мне вспоминается таежный Поселок странный у реки.

Александру Твардовскому Осень, опять начинается осень. Листья плывут, чуть касаясь воды. И за деревней

Я часто слушал утром росным, Когда долины спят во мгле, Как шумно с ветром спорят сосны На голой каменной скале.

1 Ушел навсегда… А не верю, не верю! Все кажется мне, Что исполнится срок — И вдруг распахнутся Веселые

Ничего не могу и не значу. Словно хрустнуло что-то во мне. От судьбы получаю в придачу Психбольницу —

Воронеж!.. Родина. Любовь. Все это здесь соединилось. В мой краткий век, Что так суров, Я принимаю, словно

Вот и снова мне осень нужна, Красных листьев скупое веселье, Словно добрая стопка вина В час тяжелого

Семь лет назад я вышел из тюрьмы. А мне побеги, Всё побеги снятся… Мне шорохи мерещатся из тьмы.

Обрушилась глыба гранита — И хрустнула прочная каска. Володька лежал в забое, Задумчив и недвижим.

Глыбу кварца разбили молотом, И, веселым огнем горя, Заблестели крупинки золота В свете тусклого фонаря.

Раз под осень в глухой долине, Где шумит Колыма-река, На склоненной к воде лесине Мы поймали бурундука.

В серый дом Моего вызывали отца. И гудели слова Тяжелее свинца. И давился от злости Упрямый майор.

Помню я: под сенью старых вишен В том далеком, В том донском селе Жили пчелы в камышовых крышах — В каждой

О, мои счастливые предки, Как завидую нынче вам! Вашим вербным пушистым веткам, Вашим сильным добрым рукам.

Я поеду один К тем заснеженным скалам, Где когда-то давно Под конвоем ходил. Я поеду один, Чтоб ты снова

Вот и жизнь пошла на убыль, Словно солнце на закат. И серебряные трубы В стылом воздухе звенят. Жизнь моя!

В ночную смену на Шайтане, Где черный камень льдом покрыт, Из горной штольни мы катали Отпалом вырванный гранит.

Дабы пресечь татарских орд свирепость, Святую Русь от нехристей сберечь, Царь повелел Рубить на взгорье

Обложили, как волка, флажками, И загнали в холодный овраг. И зари желтоватое пламя Отразилось на черных стволах.

В тумане плавают осины, И холм маячит впереди. Неудивленно и несильно Дрожит душа в моей груди.