Стихи Ахматовой Анны

I В тени елизаветинских боскетов Гуляют пушкинских красавиц внучки Все в скромных канотье, в тугих корсетах

Когда человек умирает, Изменяются его портреты. По-другому глаза глядят, и губы Улыбаются другой улыбкой.

Как будто заблудившись в нежном лете, Бродила я вдоль липовых аллей И увидала, как плясали дети Под легкой

Мне все твоя мерещится работа, Твои благословенные труды: Лип, навсегда осенних, позолота И синь сегодня

И наконец ты словно произнес Не так, как те… что на одно колено, — А так, как тот, кто вырвался из плена

В. А. Щеголевой Господеви поклонитеся Во святем дворе его. Спит юродивый на паперти, На него глядит звезда.

Приходи на меня посмотреть. Приходи. Я живая. Мне больно. Этих рук никому не согреть, Эти губы сказали

На пороге белом рая, Оглянувшись, крикнул: «Жду!» Завещал мне, умирая, Благостность и нищету.

Вновь Исакий в облаченье Из литого серебра. Стынет в грозном нетерпенье Конь Великого Петра.

Мы на сто лет состарились, и это Тогда случилось в час один: Короткое уже кончалось лето, Дымилось тело

А вы, мои друзья последнего призыва! Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена. Над вашей памятью не стыть

Веет ветер лебединый, Небо синее в крови. Наступают годовщины Первых дней твоей любви. Ты мои разрушил

Глаз не свожу с горизонта, Где мятели пляшут чардаш… Между нами, друг мой, три фронта: Наш и вражий и

Здесь всё то же, то же, что и прежде, Здесь напрасным кажется мечтать. В доме у дороги непроезжей Надо

Как ты можешь смотреть на Неву, Как ты смеешь всходить на мосты?… Я недаром печальной слыву С той поры

О, не вздыхайте обо мне, Печаль преступна и напрасна, Я здесь на сером полотне, Возникла странно и неясно.

О своем я уже не заплачу, Но не видеть бы мне на земле Золотое клеймо неудачи На еще безмятежном челе.

Под крышей промерзшей пустого жилья Я мертвенных дней не считаю, Читаю посланья Апостолов я, Слова Псалмопевца читаю.

Приду туда, и отлетит томленье. Мне ранние приятны холода. Таинственные, темные селенья Хранилища молитвы и труда.

Страх, во тьме перебирая вещи, Лунный луч наводит на топор. За стеною слышен стук зловещий Что там, крысы

Хорошо здесь: и шелест, и хруст; С каждым утром сильнее мороз, В белом пламени клонится куст Ледяных

Могла ли Биче словно Дант творить, Или Лаура жар любви восславить? Я научила женщин говорить… Но, Боже

Под навесом темной риги жарко, Я смеюсь, а в сердце злобно плачу. Старый друг бормочет мне: «Не каркай!

Что войны, что чума? — конец им виден скорый, Их приговор почти произнесён. Но кто нас защитит от ужаса

Все как раньше: в окна столовой Бьется мелкий метельный снег, И сама я не стала новой, А ко мне приходил человек.

Столько просьб у любимой всегда! У разлюбленной просьб не бывает. Как я рада, что нынче вода Под бесцветным

И в пестрой суете людской Все изменилось вдруг. Но это был не городской, Да и не сельский звук.

А я иду, где ничего не надо, Где самый милый спутник — только тень, И веет ветер из глухого сада, А под

1 Щели в саду вырыты, Не горят огни. Питерские сироты, Детоньки мои! Под землей не дышится, Боль сверлит

Есть в близости людей заветная черта, Ее не перейти влюбленности и страсти,- Пусть в жуткой тишине сливаются

В которую-то из сонат Тебя я прячу осторожно. О! Как ты позовешь тревожно, Непоправимо виноват В том

Здесь Пушкина изгнанье началось И Лермонтова кончилось изгнанье. Здесь горных трав легко благоуханье

Сердце к сердцу не приковано, Если хочешь — уходи. Много счастья уготовано Тем, кто волен на пути.

Мы не умеем прощаться,- Все бродим плечо к плечу. Уже начинает смеркаться, Ты задумчив, а я молчу.

Еще весна таинственная млела, Блуждал прозрачный ветер по горам И озеро глубокое синело — Крестителя

Он и праведный и лукавый, И всех месяцев он страшней: В каждом Августе, Боже правый, Столько праздников

…И на ступеньки встретить Не вышли с фонарем. В неровном лунном свете Вошла я в тихий дом. Под лампою

В том доме было очень страшно жить, И ни камина жар патриархальный, Ни колыбелька нашего ребенка, Ни

«Где, высокая, твой цыганенок, Тот, что плакал под черным платком, Где твой маленький первый ребенок

Земной отрадой сердца не томи, Не пристращайся ни к жене, ни к дому, У своего ребенка хлеб возьми, Чтобы

Как площади эти обширны, Как гулки и круты мосты! Тяжелый, беззвездный и мирный Над нами покров темноты.

Нам встречи нет. Мы в разных станах, Туда ль зовешь меня, наглец, Где брат поник в кровавых ранах, Принявши

О, как меня любили ваши деды, Улыбчиво, и томно, и светло. Прощали мне и дольники и бреды И киевское помело.

Покорно мне воображенье В изображеньи серых глаз. В моем тверском уединеньи Я горько вспоминаю Вас.

Здесь все меня переживет, Все, даже ветхие скворешни И этот воздух, воздух вешний, Морской свершивший перелет.

Твой белый дом и тихий сад оставлю. Да будет жизнь пустынна и светла. Тебя, тебя в моих стихах прославлю

Е. С. Булгаковой В этой горнице колдунья До меня жила одна: Тень ее еще видна Накануне новолунья, Тень

Я так молилась: «Утоли Глухую жажду песнопенья!» Но нет земному от земли И не было освобожденья.

М. Лозинскому Почти от залетейской тени В тот час, как рушатся миры, Примите этот дар весенний В ответ

Зажжённых рано фонарей Шары висячие скрежещут, Все праздничнее, все светлей Снежинки, пролетая, блещут.