Стихи Ахматовой Анны

О, знала ль я, когда в одежде белой Входила Муза в тесный мой приют, Что к лире, навсегда окаменелой

Постучись кулачком – я открою. Я тебе открывала всегда. Я теперь за высокой горою, За пустыней, за ветром

Протертый коврик под иконой, В прохладной комнате темно, И густо плющ темно-зеленый Завил широкое окно.

Тебе покорной? Ты сошел с ума! Покорна я одной Господней воле. Я не хочу ни трепета, ни боли, Мне муж

А в переулке забор дощатый… Н.Г. Настоящую оду Нашептало… Постой, Царскосельскую одурь Прячу в ящик пустой

Привольем пахнет дикий мёд, Пыль — солнечным лучом, Фиалкою — девичий рот, А золото — ничем.

Он длится без конца — янтарный, тяжкий день! О, как невыразима грусть, как тщетно ожиданье!

И когда друг друга проклинали В страсти, раскаленной добела, Оба мы еще не понимали, Как земля для двух

Углем наметил на левом боку Место, куда стрелять, Чтоб выпустить птицу — мою тоску В пустынную ночь опять. Милый!

Целый год ты со мной неразлучен, А как прежде и весел и юн! Неужели же ты не измучен Смутной песней затравленных

Мне летние просто невнятны улыбки, И тайны в зиме не найду. Но я наблюдала почти без ошибки Три осени

Жарко веет ветер душный, Солнце руки обожгло, Надо мною свод воздушный, Словно синее стекло — Пруд лениво

Была над нами, как звезда над морем, Ища лучом девятый смертный вал, Ты называл ее бедой и горем, А радостью

Все отнято: и сила, и любовь. В немилый город брошенное тело Не радо солнцу. Чувствую, что кровь Во мне

В прошлое давно пути закрыты, И на что мне прошлое теперь? Что там?- окровавленные плиты Или замурованная

Настоящую нежность не спутаешь Ни с чем, и она тиха. Ты напрасно бережно кутаешь Мне плечи и грудь в меха.

Небывалая осень построила купол высокий, Был приказ облакам этот купол собой не темнить. И дивилися люди

Deprofundis …[1] Мое поколенье Мало меду вкусило. И вот Только ветер гудит в отдаленье, Только память

О. М. И город весь стоит оледенелый. Как под стеклом деревья, стены, снег. По хрусталям я прохожу несмело.

Для того ль тебя носила Я когда-то на руках, Для того ль сияла сила В голубых твоих глазах!

И в памяти черной, пошарив, найдешь До самого локтя перчатки, И ночь Петербурга. И в сумраке лож Тот

Когда в мрачнейшей из столиц Рукою твердой, но усталой, На чистой белизне страниц Я отречение писала

Наше священное ремесло Существует тысячи лет… С ним и без света миру светло. Но еще ни один не сказал

О, это был прохладный день В чудесном городе Петровом! Лежал закат костром багровым, И медленно густела тень.

Потускнел на небе синий лак, И слышнее песня окарины. Это только дудочка из глины, Не на что ей жаловаться так.

Пустых небес прозрачное стекло, Большой тюрьмы белесое строенье И хода крестного торжественное пенье

1 Бывает так: какая-то истома; В ушах не умолкает бой часов; Вдали раскат стихающего грома.

Не должен быть очень несчастным И главное скрытным. О нет! — Чтоб быть современнику ясным, Весь настежь

Было душно от жгучего света, А взгляды его — как лучи. Я только вздрогнула: этот Может меня приручить.

Он любил три вещи на свете: За вечерней пенье, белых павлинов И стертые карты Америки. Не любил, когда

И мальчик, что играет на волынке, И девочка, что свой плетёт венок, И две в лесу скрестившихся тропинки

Уже кленовые листы На пруд слетают лебединый, И окровавлены кусты Неспешно зреющей рябины, И ослепительно

Помолись о нищей, о потерянной, О моей живой душе, Ты в своих путях всегда уверенный, Свет узревший в шалаше.

Еще недавно плоская коса, Черневшая уныло в невской дельте, Как при Петре, была покрыта мхом И ледяною

И царскосельские хранительные сени…      Пушкин 1 О, горе мне! Они тебя сожгли… О, встреча, что разлуки тяжелее!

По волнам блуждаюсь и прячусь в лесу, Мерещусь на чистой эмали, Разлуку, наверно, неплохо снесу, Но встречу

Я в этой церкви слушала Канон Андрея Критского в день строгий и печальный, И с той поры великопостный

Я и плакала и каялась, Хоть бы с неба грянул гром! Сердце темное измаялось В нежилом дому твоем.

Ты письмо мое, милый, не комкай. До конца его, друг, прочти. Надоело мне быть незнакомкой, Быть чужой

После ветра и мороза было Любо мне погреться у огня. Там за сердцем я не углядела И его украли у меня.

Выбрала сама я долю Другу сердца моего: Отпустила я на волю В Благовещенье его. Да вернулся голубь сизый

Памяти Ал. Блока А Смоленская нынче именинница, Синий ладан над травою стелется, И струится пенье панихидное

I Пахнет гарью. Четыре недели Торф сухой по болотам горит. Даже птицы сегодня не пели, И осина уже не дрожит.

Годовщину последнюю празднуй Ты пойми, что сегодня точь-в-точь Нашей первой зимы – той, алмазной Повторяется

И как всегда бывает в дни разрыва, К нам постучался призрак первых дней, И ворвалась серебряная ива Седым

Александрийские чертоги Покрыла сладостная тень. Пушкин Уже целовала Антония мертвые губы, Уже на коленях

Не бывать тебе в живых, Со снегу не встать. Двадцать восемь штыковых, Огнестрельных пять. Горькую обновушку

Памяти Н. В. Н. Одни глядятся в ласковые взоры, Другие пьют до солнечных лучей, А я всю ночь веду переговоры

О, погреб памяти. Хлебников Но сущий вздор, что я живу грустя И что меня воспоминанье точит.

Перо задело о верх экипажа. Я поглядела в глаза его. Томилось сердце, не зная даже Причины горя своего.