Стихи Пастернака Бориса

Ты в ветре, веткой пробующем, Не время ль птицам петь, Намокшая воробышком Сиреневая ветвь!

На даче спят. B саду, до пят Подветренном, кипят лохмотья. Как флот в трехъярусном полете, Деревьев паруса кипят.

А затем прощалось лето С полустанком. Снявши шапку, Сто слепящих фотографий Ночью снял на память гром.

Синело небо. Было тихо. Трещали на лугу кузнечики. Нагнувшись, низкою гречихой К деревне двигались разведчики.

Душистою веткою машучи, Впивая впотьмах это благо, Бежала на чашечку с чашечки Грозой одуренная влага.

Кругом семенящейся ватой, Подхваченной ветром с аллей, Гуляет, как призрак разврата, Пушистый ватин тополей.

Жизнь вернулась так же беспричинно, Как когда-то странно прервалась. Я на той же улице старинной, Как

В траве, меж диких бальзаминов, Ромашек и лесных купав, Лежим мы, руки запрокинув И к небу головы задрав.

Ужасный!- Капнет и вслушается, Всё он ли один на свете Мнет ветку в окне, как кружевце, Или есть свидетель.

Пью горечь тубероз, небес осенних горечь И в них твоих измен горящую струю. Пью горечь вечеров, ночей

Мне снилась осень в полусвете стекол, Друзья и ты в их шутовской гурьбе, И, как с небес добывший крови

С действительностью иллюзию, С растительностью гранит Так сблизили Польша и Грузия, Что это обеих роднит.

1 Когда до тончайшей мелочи Весь день пред тобой на весу, Лишь знойное щелканье белочье Не молкнет в

Здесь будет все: пережитое, И то, чем я еще живу, Мои стремленья и устои, И виденное наяву.

Ты так играла эту роль! Я забывал, что сам — суфлер! Что будешь петь и во второй, Кто б первой ни совлек.

Мальчик маленький в кроватке, Бури озверелый рев. Каркающих стай девятки Разлетаются с дерев.

Рассказали страшное, Дали точный адрес. Отпирают, спрашивают, Движутся, как в театре. Тишина, ты — лучшее

Стоят деревья у воды, И полдень с берега крутого Закинул облака в пруды, Как переметы рыболова.

Любить — идти,- не смолкнул гром, Топтать тоску, не знать ботинок, Пугать ежей, платить добром За зло

Слышен лепет соли каплющей. Гул колес едва показан. Тихо взявши гавань за плечи, Мы отходим за пакгаузы.

Ты выводы копишь полвека, Но их не заносишь в тетрадь, И если ты сам не калека, Ты должен был что-то понять.

Солнце греет до седьмого пота, И бушует, одурев, овраг. Как у дюжей скотницы работа, Дело у весны кипит в руках.

Пекло, и берег был высок. С подплывшей лодки цепь упала Змеей гремучею — в песок, Гремучей ржавчиной

На тротуарах истолку С стеклом и солнцем пополам, Зимой открою потолку И дам читать сырым углам.

Я тоже любил, и дыханье Бессонницы раннею ранью Из парка спускалось в овраг, и впотьмах Выпархивало за

Четыре отрывка о Блоке Кому быть живым и хвалимым, Кто должен быть мертв и хулим,— Известно у нас подхалимам

Я люблю, как дышу. И я знаю: Две души стали в теле моем. И любовь та душа иная, Им несносно и тесно вдвоем;

А хочешь, подарю тебе звезду, Которая зажглась в зените лета, И не уходит даже на рассвете, Неся покой

Мерцаньем звезд далеких безразлично Был поворот дороги озарен. Дорога шла вокруг горы Масличной, Внизу

Красавица моя, вся стать, Вся суть твоя мне по сердцу, Вся рвется музыкою стать, И вся на рифмы просится.

Мы настигали неприятеля. Он отходил. И в те же числа, Что мы бегущих колошматили, Шли ливни и земля раскисла.

В трюмо испаряется чашка какао, Качается тюль, и — прямой Дорожкою в сад, в бурелом и хаос К качелям

Косую тень зари роднит С косою тенью спин Продольный Великокняжеский Рудник И лес теней у входа в штольню.

Ворота с полукруглой аркой. Холмы, луга, леса, овсы. В ограде — мрак и холод парка, И дом невиданной красы.

Это — круто налившийся свист, Это — щелканье сдавленных льдинок. Это — ночь, леденящая лист, Это — двух

Как обещало, не обманывая, Проникло солнце утром рано Косою полосой шафрановою От занавеси до дивана.

Нет, не я вам печаль причинил. Я не стоил забвения родины. Это солнце горело на каплях чернил, Как в

Поэзия, я буду клясться Тобой и кончу, прохрипев: Ты не осанка сладкогласца, Ты — лето с местом в третьем

Грустно в нашем саду. Он день ото дня краше. В нем и в этом году Жить бы полною чашей. Но обитель свою

Так начинают. Года в два От мамки рвутся в тьму мелодий, Щебечут, свищут, — а слова Являются о третьем годе.

То насыпью, то глубью лога, То по прямой за поворот Змеится лентою дорога Безостановочно вперед.

Ночам соловьем обладать, Что ведром полнодонным колодцам. Не знаю я, звездная гладь Из песни ли, в песню

Ночевала тучка золотая На груди утеса великана. Из сада, с качелей, с бухты-барахты Вбегает ветка в трюмо!

На протяженье многих зим Я помню дни солнцеворота, И каждый был неповторим И повторялся вновь без счета.

Мы время по часам заметили И кверху поползли по склону. Bот и обрыв. Мы без свидетелей У края вражьей обороны.

Цельною льдиной из дымности вынут Ставший с неделю звездный поток. Клуб конькобежцев вверху опрокинут

Любимая,— молвы слащавой, Как угля, вездесуща гарь. А ты — подспудной тайной славы Засасывающий словарь.

Лариса, вот когда посожалею, Что я не смерть и ноль в сравненье с ней. Я б разузнал, чем держится без

Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе Расшиблась весенним дождем обо всех, Но люди в брелоках высоко

В занавесках кружевных Воронье. Ужас стужи уж и в них Заронен. Это кружится октябрь, Это жуть Подобралась