Стихи Окуджавы Булата

Простите пехоте, что так неразумна бывает она: всегда мы уходим, когда над Землею бушует весна.

Ах, война, что ж ты сделала, подлая: стали тихими наши дворы, наши мальчики головы подняли — повзрослели

Ехал всадник на коне. Артиллерия орала. Танк стрелял. Душа сгорала. Виселица на гумне… Иллюстрация к войне.

Ты течешь, как река. Странное название! И прозрачен асфальт, как в реке вода. Ах, Арбат, мой Арбат, ты

Ты сидишь на нарах посреди Москвы. Голова кружится от слепой тоски. На окне — намордник, воля — за стеной

Быстро молодость проходит, дни счастливые крадет. Что назначено судьбою — обязательно случится: то ли

А мы с тобой, брат, из пехоты, А летом лучше, чем зимой. С войной покончили мы счеты… Бери шинель — пошли домой.

Ах, война, что ж ты сделала, подлая: стали тихими наши дворы, наши мальчики головы подняли, повзрослели

Тьмою здесь все занавешено и тишина как на дне… Ваше величество женщина, да неужели — ко мне?

В земные страсти вовлеченный, я знаю, что из тьмы на свет однажды выйдет ангел черный и крикнет, что

Читаю мемуары разных лиц. Сопоставляю прошлого картины, что удается мне не без труда. Из вороха распавшихся

Пейте чай, мой друг старинный, забывая бег минут. Желтой свечкой стеаринной я украшу ваш уют.

По какой реке твой корабль плывет до последних дней из последних сил? Когда главный час мою жизнь прервет

О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой, когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?

А. Кушнеру Хочу воскресить своих предков, хоть что-нибудь в сердце сберечь. Они словно птицы на ветках

Будет полдень, суматохою пропахший, Звон трамваев и людской водоворот, Но прислушайся — услышишь, как

Восславив тяготы любви и свои слабости, Слетались девочки в тот двор, как пчелы в августе; И совершалось

Надежда, белою рукою сыграй мне что-нибудь такое, чтоб краска схлынула с лица, как будто кони от крыльца.

— Мой конь притомился, стоптались мои башмаки. Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры.

О.Чухонцеву Я вновь повстречался с Надеждой — приятная встреча. Она проживает все там же — то я был далече.

Земля изрыта вкривь и вкось. Ее, сквозь выстрелы и пенье, я спрашиваю: «Как терпенье? Хватает?

У поэта соперника нету Ни на улице и ни в судьбе. И когда он кричит всему свету, Это он не о вас — о себе.

Грозной битвы пылают пожары, И пора уж коней под седло… Изготовились к схватке гусары — Их счастливое

Мы приедем туда, приедем, проедем — зови не зови — вот по этим каменистым, по этим осыпающимся дорогам любви.

Осенний холодок. Пирог с грибами. Калитки шорох и простывший чай. И снова побелевшими губами короткое

А. Цибулевскому На фоне Пушкина снимается семейство. На фоне Пушкина снимается семейство. Фотограф щелкает

Я смотрю на фотокарточку: две косички, строгий взгляд, и мальчишеская курточка, и друзья кругом стоят.

Кричат за лесом электрички, от лампы — тени по стене, и бабочки, как еретички, горят на медленном огне.

Я никогда не витал, не витал в облаках, в которых я не витал, и никогда не видал, не видал Городов, которых

— Господин лейтенант, что это вы хмуры? Аль не по сердцу вам ваше ремесло? — Господин генерал, вспомнились

Живописцы, окуните ваши кисти в суету дворов арбатских и в зарю, чтобы были ваши кисти, словно листья

Осень ранняя. Падают листья. Осторожно ступайте в траву. Каждый лист — это мордочка лисья… Вот земля

Круглы у радости глаза и велики — у страха, и пять морщинок на челе от празднеств и обид… Но вышел тихий

Спасибо тебе, стрела, спасибо, сестра, что так ты кругла и остра, что оленю в горячий бок входишь, как Бог!

В раннем детстве верил я, что от всех болезней капель Датского короля не найти полезней. И с тех пор

Холод войны немилосерд и точен. Ей равнодушия не занимать. …Пятеро голодных сыновей и дочек и одна отчаянная мать.

Нужны ли гусару сомненья, Их горький и въедливый дым, Когда он в доспехах с рожденья И слава всегда перед ним?

Вот ноты звонкие органа то порознь вступают, то вдвоем, и шелковые петельки аркана на горле стягиваются моем.

В нашей жизни, прекрасной, и странной, и короткой, как росчерк пера, над дымящейся свежею раной призадуматься

Земля гудит под соловьями, под майским нежится дождем, а вот солдатик оловянный на вечный подвиг осужден.

Мне нужно на кого-нибудь молиться. Подумайте, простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться

Во дворе, где каждый вечер все играла радиола, где пары танцевали, пыля, ребята уважали очень Леньку

Продолжается музыка возле меня. Я играть не умею. Я слушаю только. Вот тарелки, серебряным звоном звеня

Вот музыка та, под которую мне хочется плакать и петь. Возьмите себе оратории, и дробь барабанов, и медь.

Оле Как бы мне сейчас хотелось в Вилкове вдруг очутиться! Там — каналы, там — гондолы, гондольеры.

И. Балаевой Моцарт на старенькой скрипке играет, Моцарт играет, а скрипка поет. Моцарт отечества не выбирает

На арбатском дворе — и веселье и смех. Вот уже мостовые становятся мокрыми. Плачьте, дети! Умирает мартовский снег.

Волнения не выдавая, оглядываюсь, не расспрашивая. Так вот она — передовая! В ней ничего нет страшного.

Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в синий троллейбус сажусь на ходу, в

Деньги тратятся и рвутся, забываются слова, приминается трава, только лица остаются и знакомые глаза…