Стихи Черубины де Габриак
Фальшиво на дворе моем поет усталая шарманка, гадает нищая цыганка… Зачем, о чем? О том, что счастье
В быстро сдернутых перчатках Сохранился оттиск рук, Черный креп в негибких складках Очертил на плитах круг.
Как-то странно во мне преломилась пустота неоплаканных дней. Пусть Господня последняя милость над могилой
Над полем грустным и победным Простерт червленый щит зари. По скатам гор, в тумане медном, Дымят и гаснут алтари.
Все летают черные птицы И днем, и поутру, А по ночам мне снится, Что я скоро умру. Даже прислали недавно
Она ступает без усилья, Она неслышна, как гроза, У ней серебряные крылья И темно-серые глаза.
Ты в зеркало смотри, Смотри, не отрываясь, Там не твои черты, Там в зеркале живая, Другая ты.
Мое сердце — словно чаша Горького вина, Оттого, что встреча наша Не полна. Я на всех путях сбирала Для
Где Херувим, свое мне давший имя, Мой знак прошедших дней? Каких фиалковых полей Касаешься крылами ты своими?
Лишь раз один, как папоротник, я цвету огнем весенней, пьяной ночью… Приди за мной к лесному средоточью
Его египетские губы Замкнули древние мечты, И повелительны и грубы Лица жестокого черты. И цвета синих
Я ветви яблонь поняла, Их жест дающий и смиренный, Почти к земле прикосновенный Изгиб крыла.
Чудотворным молилась иконам, призывала на помощь любовь, а на сердце малиновым звоном запевала цыганская
Крест на белом перекрестке Сказочных дорог. Рассыпает иней блестки У Христовых ног. Смотрит ласково Распятый
I. Он раскрывает Он пришел сюда от Востока, Запыленным плащом одет, Опираясь на жезл пророка, А мне было
О, сколько раз, в часы бессонниц, Вставало ярче и живей Сиянье радужных оконниц Моих немыслимых церквей.
Как горько понимать, что стали мы чужими, не перейдя мучительной черты. Зачем перед концом ты спрашиваешь
«Когда выпадет снег»,- ты сказал и коснулся тревожно моих губ, заглушив поцелуем слова, Значит, счастье — не сон.
Когда Медведица в зените Над белым городом стоит, Я тку серебряные нити, И прялка вещая стучит.
Где б нашей встречи ни было начало, Ее конец не здесь! Ты от души моей берешь так мало, Горишь еще не весь!
Ах, лик вернейшего из рыцарей Амура Не создали мне ни певцы Прованса, Ни Франции бароны, И голос трубадура
В слепые ночи новолунья, Глухой тревогою полна, Завороженная колдунья, Стою у темного окна.
Жалит лоб твой из острого терния Как венец заплетенный венок, И у глаз твоих темные тени. Пред тобою
Да, целовала и знала губ твоих сладких след, губы губам отдавала, греха тут нет. От поцелуев губы только
Милый рыцарь! Дамы Черной Вы несли цветы учтиво, власти призрака покорный, Вы склонились молчаливо. Храбрый рыцарь!
Весь лед души обстал вокруг, Как отраженная ограда, И там совпал Полярный круг С кругами Ада.
Твои глаза — святой Грааль, В себя принявший скорби мира, И облекла твою печаль Марии белая порфира.
Братья-камни! Сестры-травы! Как найти для вас слова? Человеческой отравы я вкусила — и мертва.
В овальном зеркале твой вижу бледный лик. С висков опущены каштановые кудри, Они как будто в золотистой пудре.
То было раньше, было прежде… О, не зови души моей. Она в разорванной одежде Стоит у запертых дверей.
Она задумалась. За парусом фелуки Следят ее глаза сквозь завесы ресниц. И подняты наверх сверкающие руки
Давно ты дал в порыве суеверном Мне зеркало в оправе из свинца, И призрак твоего лица Я удержала в зеркале неверном.
Сияли облака оттенка роз и чая, Спустилась мягко шаль с усталого плеча На влажный шелк травы, склонившись
Дымом в сердце расстелился ладан, И вручили обруча мне два. Ах, пока жива, Будет ли запрет их мной разгадан?
Есть на дне геральдических снов Перерывы сверкающей ткани; В глубине анфилад и дворцов, На последней
Спи! Вода в Неве Так же вседержавна, Широка и плавна, Как заря в Москве. Так же Ангел Белый Поднимает крест.
В глубоких бороздах ладони Читаю жизни письмена: В них путь к Мистической Короне И плоти мертвой глубина.
Иерихонская роза цветет только раз, Но не все ее видят цветенье: Ее чудо открыто для набожных глаз, Для
Я венки тебе часто плету Из пахучей и ласковой мяты, Из травинок, что ветром примяты, И из каперсов в
Ищу защиты в преддверьи храма Пред Богоматерью Всех Сокровищ, Пусть орифламма Твоя укроет от всех чудовищ…
Есть два креста — то два креста печали, Из семигранных горных хрусталей. Один из них и ярче, и алей
Давно, как маска восковая, Мне на лицо легла печаль… Среди живых я не живая, И, мертвой, мира мне не жаль.
Горький и дикий запах земли: Темной гвоздикой поля поросли! В травы одежду скинув с плеча, В поле вечернем
Кто-то мне сказал: твой милый Будет в огненном плаще… Камень, сжатый в чьей праще, Загремел с безумной силой?
Оделся Ахен весь зелеными ветвями. Для милой Франции окончена печаль; Сегодня отдала ей голубая даль
Я — в истомляющей ссылке, в этих проклятых стенах. Синие, нежные жилки бьются на бледных руках.
О, если бы аккорды урагана, Как старого органа, Звучали бы не так безумно-дико; О, если бы закрылась
Цветы живут в людских сердцах; Читаю тайно в их страницах О ненамеченных границах, О нерасцветших лепестках.
Ты не вытянешь полным ведра, Будешь ждать, но вода не нальется, А когда-то белей серебра Ты поила водой
Серый сумрак бесприютней, Сердце — горче. Я одна. Я одна с испанской лютней У окна. Каплют капли, бьют