Стихи Дмитрия Сухарева
У подножия Черной Горы Старый город закрыт до поры, В новом городе тоже несладко: То фургончик жильем
Сладострастная отрава — золотая Брич-Мулла*, Где чинара притулилась под скалою. Про тебя жужжит над ухом
Ударю в чурку звонкую — Отскочат три лучины. Сложу дрова избенкою — Прискачут три дивчины: Одна — жена
Кончена дружба — дороженьки врозь. Как не отметить событие это? Все же немало пожито, попето, Славно
Известно ль вам, что значит — жечь Стихи, когда выходит желчь И горкнет полость ротовая? В такой беде
В старый город, в старый город Въезд машинам запрещен. Забреду я в старый город С аппаратом за плечом.
Вчера впервые взял отгул От электродов и акул — Да и пуста аквариалка. Работы нет, душа пуста, Вчера
Я голос Петруши услышал во сне: «Алло»,— говорил он лукаво и густо. Проснулся — светает, и в комнате
Стихотворец — миротворец, Мира стройного творец. В этом мире тихой лире Внемлют старец и юнец.
Пробки выбьем, дружно выпьем За союз младых сердец! Натали опять брюхата, И не с краю моя хата — Ай да
Запах дома, запах дыма, Горько-сладкий дым степной Тонкой струйкой мимо, мимо — Надо мною, надо мной.
Полдень был нетороплив, За отливом был прилив, И земля приопустилась. Небо цвета спелых слив Над горою
А студентки из Белграда спели мне «Катюшу», Они спели мне «Катюшу» и спасли мне душу. А погромче пела
Мартовский прозрачный саксаул Радужно струится вдоль дороги. Это кто ж там с провода вспорхнул?
Я лермонтовский возраст одолел, И пушкинского возраста предел Оставил позади, и вот владею Тем возрастом
Гульзира, твое имя — цветок, И, Востока традицию чтущий, Я твой черный тугой завиток Зарифмую с зирою цветущей.
Собиралась ласточка Улетать на юг И глядела ласково На своих подруг — На подруг, с которыми Заниматься
Целовались в землянике, Пахла хвоя, плыли блики По лицу и по плечам; Целовались по ночам На колючем сеновале
Должен где-то быть и рай, Если где-то ад. Поскорее загорай, Приезжай назад. Совместим свои тела — Чтоб
Если разбил пиалу, не горюй, поспеши на Алайский, Жив, говорят, старичок — мастер искусный, уста.
Давайте умирать по одному — От хворостей своих, от червоточин, От храбрости,- не знаю уж там точно, Какая
Полдень. Привезли в отель туристов — Медсестер, текстильщиц, трактористов; Друг за дружку держатся слегка
«Куда шагаем, братцы?» — Печальный принц спросил. «Идем за землю драться,- Служака пробасил.
Пристань — это не пристанище, Это просто пересадка. Ты куда, мой путь, протянешься, До какого полустанка?
Вспомните, ребята, поколение людей В кепках довоенного покроя. Нас они любили, За руку водили, С ними
В Мельничном, вблизи завода Мукомольного, вблизи Вечности — себя до года Возрастом вообрази.
В японском странном языке Есть слово, хрупкое до боли: Аиои. В нем сухо спит рука в руке, В нем смерть
Перед тем как уехать, Я дал свой блокнот несмышленышу Анне, И на каждой странице, Вернее, почти на каждой
Бремя денег меня не томило, Бремя славы меня обошло, Вот и было мне просто и мило, Вот и не было мне тяжело.
Истомился я, пес, по своей конуре, Истерзался я, лис, по вонючей норе, Не обучен я жить вхолостую.
В Древней Греции рожденных, Вижу девушек в саду. Их лукавые походки, Их крутые подбородки Мне опять сулят беду.
Не тает ночь, и не проходит, А на Оке, а над Окой Кричит случайный пароходик — Надрывный, жалостный такой.
«С детьми ходили за лавандой». Наткнусь в блокноте на строку — И яви отблеск лиловатый Из тусклой глуби извлеку.
Остерегись говорить о любви, Остановись у последнего края, Низкое солнце висит, догорая, Длинные тени
Своих забот свободный раб, Я просыпаюсь оттого, Что некто вежливо сопит И — лапы на постель.
Куплю тебе платье такое, Какие до нас не дошли, Оно неземного покроя, Цветастое, недорогое, С оборкой
Я смотрел на горы, видел кручи, Видел блеск холодный, слюдяной. На дорогу с гор сползали тучи, Люди шли