Стихи Эмили Дикинсон

Когда умрет ваш лучший друг, То вспомните острей Всего, как он живой идет В один из давних дней.

Я дважды скончаюсь, и перед концом Глаза, чтоб еще посмотреть им, Открою на миг: а вдруг меня смерть

Правды нет — и далек Справедливый судья — На меня рассердился Король — Чтоб вернуть его милость — я Умерла

Кто не нашел небес внизу, Тот не найдет и выше, Снимает ангел надо мной Жилье под самой крышей.

Лишь маленькая тварь Спешит родиться — Чтоб показать себя И удалиться. Большое не спешит С природой слиться

Здесь письма к миру от меня, Что не напишет мне, — Скупые вести Бытия В их вящей простоте. В чьи руки

Память имеет окна и стены И под самой крышей — Чердак, как у всякого дома, Для беглеца и мыши.

О если это — «увяданье», Оно действительно прекрасно! О если это — «умиранье», Похороните меня в красном!

Легко быть мотыльком, Еще лучше — пчелой. Но ты — существуя мельком — Ни в ком. Хорошо быть цветком —

Есть пустые дома в стороне от дорог, Вид которых приятен лишь вору — Заколочены досками, Окна смотрят

Мне не допрыгнуть до небес — До яблока на древе, Которое подвесил бес, Не дотянуться — деве.

Он ел и пил волшебный слог, И дух покинул страх. Он позабыл, что он бедняк, А плоть его лишь прах.

Нет лучше Фрегата — чем Книга — Домчит до любых берегов. Нет лучше Коня — чем страница Гарцующих стихов.

Я удаляюсь — я уже не ваша; То имя, что упало на лицо мне С водой когда-то в нашей сельской церкви, Мне

Сперва мы просим радости, Потом — покой лишь дать, А позже — облегчения, Чтоб только не страдать.

О сокровищах и злате Побеседуй мудро с нищим. А голодному любезно Расскажи о вкусной пище. Намекни хотя

Она доросла до того, чтобы, бросив Игрушки, что стали ей не нужны, Принять почетную должность Женщины и жены.

Он бился яростно — себя Под пули подставлял, Как будто больше ничего от Жизни он не ждал. Он шел навстречу

Укрыты в алебастровых палатах, Бесчувственны к утрам И бегу дней — Спят кротко члены Воскресения — Стропила

Вдруг в тишину ворвался шквал — К земле траву прижал — Зеленым холодом пахнул — И дальше побежал.

Свет для жабы — отрава Смерть — это общее право Жабы и человека — Никто не живет два века. Равен пред

Я видел мертвые глаза, Бежавшие по кругу, И были Нечто отыскать Мучительны потуги; Затем — на них упал

Сражаться смело — славный труд, Но будет тот храбрее, Кто разобьет в своей груди Печали кавалерию.

Скажи всю Правду, но лишь вскользь — Окольный путь верней. Опасен для души восторг Столкнуться прямо с Ней.

Печаль — это мышь, Что скребется в груди — ныряя В свою чуткую тишь — И в поисках быстро шныряя.

Земля, чей берег омывают Заката Желтые Моря; Она растет и отливает, Загадкой запада горя! Из ночи в ночь

Чтоб свято чтить обычные дни- Надо лишь помнить: От вас—от меня— Могут взять они—малость— Дар бытия.

Душа выбирает общество — И запирает дверь, К ее Священной Особе Не проникнуть теперь. Она неподвижна

Меняющийся вид холмов — Тирийский свет среди домов — В полнеба розовый рассвет И сумерек зеленый цвет

Он учил «широте», и в том была узость — Ширь не вмещается в умные речи; И «правде», пока не сделался

Предчувствие — это длинная тень на лугу, Когда солнце сгибает свой путь в дугу, Говоря перепуганной этим

Почему меня на небе — Ангелы — не слышат? Слишком громко я пою? Можно — тише! Вот бы ангелы меня Испытали

Гордись моим сломанным сердцем, сломавший его, Гордись моей болью, неведомой мне до того, Гордись моей

В извилинах мозги текли легко и ровно, Но отклонились вдруг В течении полнокровном, И легче воды вспять

Душа, ты волнуешься снова? Но в этой безумной игре Из сотен едва ли десять Вернутся, не погорев.

Росток, листок и лепесток И солнца утренний поток — Роса в траве — пчела иль две — Едва заметный ветерок

Мысль умирает, говорят, Лишь произнесена. А я скажу, Что в этот миг Рождается она.

Пейзажем я вижу из моего окна Только море — с ветвями. Если птица и фермер думают о нем — «Сосна», Пусть

Звук похорон в моем мозгу, И люди в черном там Все ходят — ходят — за моим Рассудку попятам.

Я — Никто. А ты — ты кто? Может быть—тоже—Никто? Тогда нас двое. Молчок! Чего доброго—выдворят нас за порог.

Я все теряла дважды У смертного порога, Стояла дважды нищей Перед дверями Бога! И ангел — дважды падший

Радуйтесь! Кончилась буря! Четверо — спасены, Сорок других не вернулись Из-под кипящей волны.

Как Звезды, падали они — Далеки и близки — Как Хлопья Снега в январе — Как с Розы Лепестки — Исчезли

Не только осенью поют Поэты, но и в дни, Когда метели вихри вьют И трескаются пни. Уже утрами иней, И

Здесь слишком кратки дни И скудны ночи, Чтобы могли они Сосредоточить Восторги, что здесь жить хотели

Сознание, что сознает И Тьму и Свет равно, Когда-нибудь узнает Смерть, Но лишь оно одно Должно преодолеть

Не веришь мне, мой странный друг! Поверь! Ведь даже Бог Крупицей от такой любви Доволен быть бы мог.

Цветок следит за солнцем взглядом, И к вечеру, заметив рядом С собой глаза цветка, Оно ворчит, склонившись

Слишком поздно для человека, Но рано для Бога Спасать твою душу; Лишь молитва — подмога. Как хорошо на

Тихо желтая Звезда На небо взошла, Шляпу белую сняла Светлая Луна, Вспыхнула у Ночи вмиг Окон череда