Стихи Евгения Баратынского
Весна, весна! Как воздух чист! Как ясен небосклон! Своей лазурию живой Слепит мне очи он. Весна, весна!
Приманкой ласковых речей Вам не лишить меня рассудка! Конечно, многих вы милей, Но вас любить — плохая шутка!
Шуми, шуми с крутой вершины, Не умолкай, поток седой! Соединят протяжный вой С протяжным отзывом долины.
Болящий дух врачует песнопенье. Гармонии таинственная власть Тяжелое искупит заблужденье И укротит бунтующую страсть.
Бывало, отрок, звонким кликом Лесное эхо я будил, И верный отклик в лесе диком Меня смятенно веселил.
Очарованье красоты В тебе не страшно нам: Не будишь нас, как солнце, ты К мятежным суетам; От дольней
Она придет! к ее устам Прижмусь устами я моими; Приют укромный будет нам Под сими вязами густыми!
Сей поцелуй, дарованный тобой, Преследует мое воображенье: И в шуме дня, и в тишине ночной Я чувствую
Есть что-то в ней, что красоты прекрасней, Что говорит не с чувствами — с душой; Есть что-то в ней над
Предрассудок! он обломок Давней правды. Храм упал; А руин его потомок Языка не разгадал. Гонит в нем
Люблю деревню я и лето: И говор вод, и тень дубров, И благовоние цветов; Какой душе не мило это?
Когда твой голос, о поэт, Смерть в высших звуках остановит, Когда тебя во цвете лет Нетерпеливый рок
Слыхал я, добрые друзья, Что наши прадеды в печали, Бывало, беса призывали; Им подражаю в этом я.
Желтел печально злак полей, Брега взрывал источник мутный, И голосистый соловей Умолкнул в роще бесприютной.
Она улыбкою своей Поэта в жертвы пригласила, Но не любовь ответом ей Взор ясный думой осенила.
Глухая полночь. Строем длинным, Осеребренные луной, Стоят кареты на Тверской Пред домом пышным и старинным.
Филида с каждою зимою, Зимою новою своей, Пугает большей наготою Своих старушечьих плечей. И, Афродита
Старательно мы наблюдаем свет, Старательно людей мы наблюдаем И чудеса постигнуть уповаем. Какой же плод
Дикою, грозною ласкою полны, Бьют в наш корабль средиземные волны. Вот над кормою стал капитан.
Благословен святое возвестивший! Но в глубине разврата не погиб Какой-нибудь неправедный изгиб Сердец
В своих стихах он скукой дышит, Жужжаньем их наводит сон. Не говорю: зачем он пишет, Но для чего читает он?
Сначала мысль, воплощена В поэму сжатую поэта, Как дева юная, темна Для невнимательного света;
Пора покинуть, милый друг, Знамена ветреной Киприды И неизбежные обиды Предупредить, пока досуг.
Любви приметы Я не забыл, Я ей служил В былые леты! В ней говорит И жар ланит, И вздох случайный… О!
О счастии с младенчества тоскуя, Всё счастьем беден я, Или вовек его не обрету я В пустыне бытия?
Свои стишки Тощев-пиит Покроем Пушкина кроит, Но славы громкой не получит, И я котенка вижу в нем, Который
Венчали розы, розы Леля, Мой первый век, мой век младой: Я был счастливый пустомеля И девам нравился порой.
Влага Стикса закалила Дикой силы полноту И кипящего Ахилла Бою древнему явила Уязвимым лишь в пяту.
Тщетно меж бурною жизнью и хладною смертью, философ, Хочешь ты пристань найти, имя даешь ей: покой.
Душ холодных упованье, Неприязненный ручей, Чье докучное журчанье Усыпляет Элизей! Так! достоин ты укора
Век шествует путем своим железным, В сердцах корысть, и общая мечта Час от часу насущным и полезным Отчетливей
Судьбой наложенные цепи Упали с рук моих, и вновь Я вижу вас, родные степи, Моя начальная любовь.
Притворной нежности не требуй от меня: Я сердца моего не скрою хлад печальный. Ты права, в нем уж нет
О, верь: ты, нежная, дороже славы мне; Скажу ль? мне иногда докучно вдохновенье: Мешает мне его волненье
Дай руку мне, товарищ добрый мой, Путем одним пойдем до двери гроба, И тщетно нам за грозною бедой Беду
Есть грот: наяда там в полдневные часы Дремоте предает усталые красы. И часто вижу я, как нимфа молодая
Тебе я младость шаловливу, О сын Венеры! посвятил; Меня ты плохо наградил, Дал мало сердцу на разживу!
Облокотясь перед медью, образ его отражавшей, Дланью слегка приподняв кудри златые чела, Юный красавец
Друзья мои! я видел свет, На всё взглянул я верным оком. Душа полна была сует, И долго плыл я общим током…
Когда, дитя и страсти и сомненья, Поэт взглянул глубоко на тебя,- Решилась ты делить его волненья, В
Не ослеплен я музою моею: Красавицей ее не назовут, И юноши, узрев ее, за нею Влюбленною толпой не побегут.
Спасибо злобе хлопотливой, Хвала вам, недруги мои! Я, не усталый, но ленивый, Уж пил летийские струи.
Простите, милые досуги Разгульной юности моей, Любви и радости подруги, Простите! Вяну в утро дней!
О своенравная София! От всей души я вас люблю, Хотя и реже, чем другие, И неискусней вас хвалю.
Живи смелей, товарищ мой, Разнообразь досуг шутливый! Люби, мечтай, пируй и пой, Пренебреги молвы болтливой
Ты ропщешь, важный журналист, На наше модное маранье: «Всё та же песня: ветра свист, Листов древесных
Любовь и дружбу различают, Но как же различить хотят? Их приобресть равно желают, Лишь нам скрывать одну велят.
Я из племени духов, Но не житель Эмпирея, И, едва до облаков Возлетев, паду, слабея. Как мне быть?
Люблю я вас, богини пенья, Но ваш чарующий наход, Сей сладкий трепет вдохновенья,- Предтечей жизненных невзгод.
Хотя ты малый молодой, Но пожилую мудрость кажешь: Ты слова лишнего не скажешь В беседе самой распашной;