Стихи Федерико Гарсиа Лорки

Ты знать не можешь, как тебя люблю я, — ты спишь во мне, спокойно и устало. Среди змеиных отзвуков металла

Август. Персики и цукаты, и в медовой росе покос. Входит солнце в янтарь заката, словно косточка в абрикос.

Встань, подруга моя дорогая! Петухи новый день возвещают. Встань, любимая, снова! Слышишь? Ветер мычит коровой.

Лунная заводь реки под крутизною размытой. Сонный затон тишины под отголоском-ракитой. И водоем твоих

Мирты. (Глухой водоем.) Вяз. (Отраженье в реке.) Ива. (Глубокий затон.) Сердце. (Роса на зрачке.)

I Лунная вершина, ветер по долинам. (К ней тянусь я взглядом медленным и длинным.) Лунная дорожка, ветер

Мшистых лун неживая равнина и ушедшей под землю крови. Равнина крови старинной. Свет вчерашний и свет грядущий.

В роще апельсинной утро настает. Пчелки золотые ищут мед. Где ты, где ты, мед? Я на цветке, вот тут, Исавель.

Ветер, летящий с юга, ветер, знойный и смуглый, моего ты касаешься тела и приносить мне, крылья раскинув

Потупив взор, но воспаряя мыслью, я брел и брел… И по тропе времен металась жизнь моя, желавшая желаний.

Проходили люди дорогой осенней. Уходили люди в зелень, в зелень. Петухов несли, гитары — для веселья

Как больно, что не найду свой стих в неведомых далях страсти, и, на беду, мой мозг чернилами залит!

Серебряные колокольцы у волов на шее. — Дитя из снега и солнца, куда путь держишь? — Иду нарвать маргариток

Есть души, где скрыты увядшие зори, и синие звезды, и времени листья; есть души, где прячутся древние

По берегу к броду пойдем мы безмолвно взглянуть на подростка, что бросился в волны. Воздушной тропою

В Буэнос-Айресе есть волынка, та волынка над рекой Ла-Платой. Норд на ней играет, влажным серым ртом

Колокол Припев На желтой башне колокол звенит. На желтом ветре звон плывет в зенит. Над желтой башней

Ива дождя, плакучая, легла. О лунный свет Над белыми ветвями!

Гирлянду роз! Быстрей! Я умираю. Сплетай и пой! Сплетай и плачь над нею! Январь мой ночь от ночи холоднее

Луна плывет по реке. В безветрии звезды теплятся. Срезая речную рябь, она на волне колеблется.

Любовь до боли, смерть моя живая, жду весточки — и дни подобны годам. Забыв себя, стою под небосводом

I Выходят веселые дети из шумной школы, вплетают в апрельский ветер свой смех веселый. Какою свежестью

Земля и небо, извечный угол (а биссектрисой пусть ветер будет). Дорога и небо, гигантский угол (а биссектрисой

Мне так страшно рядом с мертвою листвою, страшно рядом с полем, влажным и бесплодным; если я не буду

Пора проститься с сердцем однозвучным, с напевом безупречнее алмаза — без вас, боровших северные ветры

Где оно, сердце того школьника, чьи глаза первое слово по букварю прочитали? Черная, черная ночь, не

Хотела бы песня светом стать, — ее насквозь в темноте пронизали нити из фосфора и луны. Что хочется свету

О, шепоток любви глухой и темной! Безрунный плач овечий, соль на раны, река без моря, башня без охраны

Над берегом черные луны, и море в агатовом свете. Вдогонку мне плачут мои нерожденные дети.

Сидят на лужайке кузнечики чинно. — Что скажешь ты, Марк Аврелий, об этих философах с тихой равнины?

Служанке У реки пляшут вместе топольки. А один, хоть на нем лишь три листочка, пляшет, пляшет впереди.

От Кадиса до Гибралтара дорога бежала. Там все мои вздохи море в пути считало. Ах, девушка, мало ли кораблей

Сгибаются тонкие ветки под ногами девочки жизни. Сгибаются тонкие ветки. В руках ее белых зеркало света

Отрывки Впечатанная в сумрак трехгранная олива, и треугольный профиль взметнувшая волна… И розовое небо

Я присел отдохнуть в кругу времени. Какое тихое место! В белом кольце покой белый, и летят звезды, и

Все выплакать с единственной мольбою — люби меня и, слез не отирая, оплачь во тьме, заполненной до края

Есть в дожде откровенье — потаенная нежность. И старинная сладость примиренной дремоты, пробуждается

Деревья, на землю из сини небес пали вы стрелами грозными. Кем же были пославшие вас исполины?

День пролетает мимо. Ночь непоколебима. День умирает рано. Ночь — за его крылами. День посреди бурана.

Отрывок В долине задремали тени, ключи запели. Увидев зимних сумерек пространность, заснуло сердце.

Погруженное в мысли свои неизменно, одиночество реет над камнем смертью, заботой, где, свободный и пленный

У неба пепельный цвет, а у деревьев — белый, черные,черные угли — жнивье сгорело. Покрыта засохшей кровью

Любовь моя, цвет зеленый. Зеленого ветра всплески. Далекий парусник в море, далекий конь в перелеске.

Цикада! Счастье хмельной от света умереть на постели земной. Ты проведала от полей тайну жизни, завязку

Вся мощь огня, бесчувственного к стонам, весь белый свет, одетый серой тенью, тоска по небу, миру и мгновенью

Гвадалквивир струится в тени садов апельсинных. Твои две реки, Гранада, бегут от снегов в долины.

Стояли втроем. (День с топорами пришел.) Остались вдвоем. (Отблеск крыльев тень распорол.] Одно всего.

Луна вонзается в море длинным лучистым рогом. Зеленый и серый единорог, млеюший и потрясенный.

На край небосклона, туманный и скорбный, шла ночь, набухая звездами и тенью. А я, бородатый волшебник

Сегодня чувствую в сердце неясную дрожь созвездий, но глохнут в душе тумана моя тропинка и песня.