Стихи Федерико Гарсиа Лорки
Ты знать не можешь, как тебя люблю я, — ты спишь во мне, спокойно и устало. Среди змеиных отзвуков металла
Август. Персики и цукаты, и в медовой росе покос. Входит солнце в янтарь заката, словно косточка в абрикос.
Встань, подруга моя дорогая! Петухи новый день возвещают. Встань, любимая, снова! Слышишь? Ветер мычит коровой.
I Выходят веселые дети из шумной школы, вплетают в апрельский ветер свой смех веселый. Какою свежестью
Земля и небо, извечный угол (а биссектрисой пусть ветер будет). Дорога и небо, гигантский угол (а биссектрисой
Мне так страшно рядом с мертвою листвою, страшно рядом с полем, влажным и бесплодным; если я не буду
Пора проститься с сердцем однозвучным, с напевом безупречнее алмаза — без вас, боровших северные ветры
Где оно, сердце того школьника, чьи глаза первое слово по букварю прочитали? Черная, черная ночь, не
Хотела бы песня светом стать, — ее насквозь в темноте пронизали нити из фосфора и луны. Что хочется свету
О, шепоток любви глухой и темной! Безрунный плач овечий, соль на раны, река без моря, башня без охраны
Над берегом черные луны, и море в агатовом свете. Вдогонку мне плачут мои нерожденные дети.
Сидят на лужайке кузнечики чинно. — Что скажешь ты, Марк Аврелий, об этих философах с тихой равнины?
Служанке У реки пляшут вместе топольки. А один, хоть на нем лишь три листочка, пляшет, пляшет впереди.
От Кадиса до Гибралтара дорога бежала. Там все мои вздохи море в пути считало. Ах, девушка, мало ли кораблей
Сгибаются тонкие ветки под ногами девочки жизни. Сгибаются тонкие ветки. В руках ее белых зеркало света
Отрывки Впечатанная в сумрак трехгранная олива, и треугольный профиль взметнувшая волна… И розовое небо
Я присел отдохнуть в кругу времени. Какое тихое место! В белом кольце покой белый, и летят звезды, и
Все выплакать с единственной мольбою — люби меня и, слез не отирая, оплачь во тьме, заполненной до края
Есть в дожде откровенье — потаенная нежность. И старинная сладость примиренной дремоты, пробуждается
Деревья, на землю из сини небес пали вы стрелами грозными. Кем же были пославшие вас исполины?
День пролетает мимо. Ночь непоколебима. День умирает рано. Ночь — за его крылами. День посреди бурана.
Отрывок В долине задремали тени, ключи запели. Увидев зимних сумерек пространность, заснуло сердце.
Погруженное в мысли свои неизменно, одиночество реет над камнем смертью, заботой, где, свободный и пленный
У неба пепельный цвет, а у деревьев — белый, черные,черные угли — жнивье сгорело. Покрыта засохшей кровью
Любовь моя, цвет зеленый. Зеленого ветра всплески. Далекий парусник в море, далекий конь в перелеске.
Цикада! Счастье хмельной от света умереть на постели земной. Ты проведала от полей тайну жизни, завязку
Вся мощь огня, бесчувственного к стонам, весь белый свет, одетый серой тенью, тоска по небу, миру и мгновенью
Гвадалквивир струится в тени садов апельсинных. Твои две реки, Гранада, бегут от снегов в долины.
Стояли втроем. (День с топорами пришел.) Остались вдвоем. (Отблеск крыльев тень распорол.] Одно всего.
Луна вонзается в море длинным лучистым рогом. Зеленый и серый единорог, млеюший и потрясенный.
На край небосклона, туманный и скорбный, шла ночь, набухая звездами и тенью. А я, бородатый волшебник
Сегодня чувствую в сердце неясную дрожь созвездий, но глохнут в душе тумана моя тропинка и песня.
Ночь на пороге. Над наковальнями мрака гулкое лунное пламя. Ночь на пороге. Сумрачный вяз обернулся песней
На стылых мхах, мерцающих уныло, мой профиль не изменит очертаний; в нем, зеркале безгрешном, пульс чеканный
Безмолвье мирта и мела. И мальвы в травах ковровых. Она левкой вышивает на желтой ткани покрова.
Турийский голубь с нежными зрачками к тебе летит посланицем белоперым, как дым костра, сгорая на котором
Апельсин и лимоны. Ай, разбилась любовь со звоном. Лимон, апельсины. Ай, у девчонки, у девчонки красивой.
Март улетит, не оставив следа. Но январь в небесах навсегда. Январь — это звезд вековая метель.
Кристаллизованным небом вызрело тело граната. (Зерна — янтарные звезды, пленки — подобья заката.
Колокол чистозвонный в ритме креста и распятья одевает раннее утро париком из туманов белых и струями
У ночи четыре луны, а дерево — только одно, и тень у него одна, и птица в листве ночной. Следы поцелуев
Потемки моей души отступают перед зарею азбук, перед туманом книг и сказанных слов. Потемки моей души!
На узенькой тропинке маленький старый ящер (родственник крокодила!) сидел и думал. В своем сюртуке зеленом
I Дерево на пригорке зеленым пятном застыло. Пастух идет, пастух проходит. Ветви склонив, оливы дремлют
Мы вплыли в ночь — и снова ни уступки, ответный смех отчаянье встречало. Твое презренье было величаво
Над прохладным ручьем сердце мое отдыхало. (Ты заткни воду тенью, паук забвенья!) Сердцу вода родника
Мама, пусть я серебряным мальчиком стану. Замерзнешь. Сыночек, таким холодней. Мама, пусть водяным я
Праздничный день мчится на колесах веселья, вперед и назад вертится на карусели. Синяя пасха.
Лес высок! Четыре голубки летят на восток. Четыре голубки летели, вернулись. Четыре их тени упали, метнулись.
Лучники Дорогами глухими идут они в Севилью. К тебе, Гвадалквивир. Плащи за их плечами — как сломанные крылья.