Стихи Федора Тютчева

Вековать ли нам в разлуке? Не пора ль очнуться нам И подать друг другу руки, Нашим кровным и друзьям?

Неохотно и несмело Солнце смотрит на поля. Чу, за тучей прогремело, Принахмурилась земля. Ветра теплого

Многозначительное слово Тобою оправдалось вновь: В крушении всего земного Была ты — кротость и любовь.

Святая ночь на небосклон взошла, И день отрадный, день любезный, Как золотой покров, она свила, Покров

Там, где горы, убегая, В светлой тянутся дали, Пресловутого Дуная Льются вечные струи… Там-то, бают

Тихо в озере струится Отблеск кровель золотых, Много в озеро глядится Достославностей былых.

Осенней позднею порою Люблю я царскосельский сад, Когда он тихой полумглою Как бы дремотою объят, И белокрылые

Нет дня, чтобы душа не ныла, Не изнывала б о былом — Искала слов, не находила — И сохла, сохла с каждым

Comme en aimant le coeur devient pusillanime, Que de tristesse au fond et d’angoisse et d’effroi!

Британский леопард За что на нас сердит? И машет все хвостом, И гневно так рычит? Откуда поднялась внезапная

Враг отрицательности узкой, Всегда он в уровень шел с веком: Он в человечестве был русской, В науке был

Обеих вас я видел вместе — И всю тебя узнал я в ней… Та ж взоров тихость, нежность гласа, Та ж прелесть

Кто с хлебом слез своих не ел, Кто в жизни целыми ночами На ложе, плача, не сидел — Тот не знаком с Небесными Властями.

Как бестолковы числа эти, Какой сумбур в календаре; Теперь зима уж на дворе, А мне вот довелось во всем

Когда осьмнадцать лет твои И для тебя уж будут сновиденьем, — С любовью, с тихим умиленьем И их и нас

Мы солнцу Юга уступаем Вас. Оно одно — должны сознаться мы — Теплее нашего Вас любит — А все-таки хотя

Не в первый раз волнуется Восток, Не в первый раз Христа там распинают, И от креста луны поблекший рог

Он, умирая, сомневался, Зловещей думою томим… Но Бог, недаром, в нем сказался — Бог верен избранным Своим.

Не гул молвы прошел в народе, Весть родилась не в нашем роде — То древний глас, то свыше глас: «Четвертый

Свершается заслуженная кара За тяжкий грех, тысячелетний грех… Не отвратить, не избежать удара — И правда

Тут целый мир, живой, разнообразный, Волшебных звуков и волшебных снов, — О, этот мир, так молодо-прекрасный

Так — гармонических орудий Власть беспредельна над душой, И любят все живые люди Язык их темный, но родной.

Когда дряхлеющие силы Нам начинают изменять И мы должны, как старожилы, Пришельцам новым место дать,-

1 Мужайтесь, о други, боритесь прилежно, Хоть бой и неравен, борьба безнадежна! Над вами светила молчат

В часы, когда бывает Так тяжко на груди, И сердце изнывает, И тьма лишь впереди; Без сил и без движенья

Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: «Я поздно встал — и на дороге Застигнут ночью Рима был!

На древе человечества высоком Ты лучшим был его листом, Воспитанный его чистейшим соком, Развит чистейшим

Как ни тяжел последний час — Та непонятная для нас Истома смертного страданья, — Но для души еще страшней

Сквозь лазурный сумрак ночи Альпы снежные глядят — Помертвелые их очи Льдистым ужасом разят — Властью

В сей день, блаженный день, одна из вас прияла И добродетели и имя девы той, Котора споборала Религии святой;

Дума за думой, волна за волной – Два проявленья стихии одной: В сердце ли тесном, в безбрежном ли море

De ces frimas, de ces deserts La-bas, vers cette mer qui brille, Allez-vous en, mes pauvres vers, Allez-moi

Бедный Лазарь, Ир убогой, И с усильем и тревогой К вам пишу, с одра привстав, И привет мой хромоногой

«Все бешеней буря, все злее и злей, Ты крепче прижмися к груди моей». — «О милый, милый, небес не гневи

Что пел Божественный, друзья, В порыве пламенном свободы… И в полном чувстве Бытия, Когда на пиршество

Любовники, безумцы и поэты Из одного воображенья слиты!.. Тот зрит бесов, каких и в аде нет (Безумец то есть);

В те дни кроваво-роковые, Когда, прервав борьбу свою, В ножны вложила меч Россия — Свой меч, иззубренный

Два разнородные стремленья В себе соединяешь ты — Юродство без душеспасенья И шутовство без остроты.

Если смерть есть ночь, если жизнь есть день — Ах, умаял он, пестрый день, меня!.. И сгущается надо мною

«Не дай нам духу празднословья»! Итак, от нынешнего дня Ты в силу нашего условья Молитв не требуй от меня.

Небесный царь, благослови Твои благие начинанья — Муж несомненного призванья, Муж примиряющей любви…

Еще шумел веселый день, Толпами улица блистала, И облаков вечерних тень По светлым кровлям пролетала.

Тихо, мягко, над Украйной Обаятельною тайной Ночь июльская лежит — Небо так ушло глубоко, Звезды светят

Mobile comme l’onde[1] Ты, волна моя морская, Своенравная волна, Как, покоясь иль играя, Чудной жизни ты полна!

На ваши, братья, празднества?, Навстречу вашим ликованьям, Навстречу вам идет Москва С благоговейным

Две силы есть — две роковые силы, Всю жизнь свою у них мы под рукой, От колыбельных дней и до могилы

Я лютеран люблю богослуженье, Обряд их строгий, важный и простой — Сих голых стен, сей храмины пустой

Я знал её ещё тогда, В те баснословные года, Как перед утренним лучом Первоначальных дней звезда Уж тонет

Под дыханьем непогоды, Вздувшись, потемнели воды И подернулись свинцом — И сквозь глянец их суровый Вечер

Прекрасный день его на Западе исчез, Полнеба обхватив бессмертною зарею, А он, из глубины полуночных