Стихи Игоря Северянина

Поют на маскированном балу Сердца красавиц, склонные к измене. А преданный сердцам певучий гений Подслушивает

О каждом новом свежем пне, О ветви, сломанной бесцельно, Тоскую я душой смертельно, И так трагично-больно мне.

Элегантная коляска, в электрическом биеньи, Эластично шелестела по шоссейному песку; В ней две девственные

Никем не превзойденный мастер. Великий ритор и мудрец. Светило ледовитой страсти. Ловец всех мыслей

Отдохновенье мозгу и душе Для девушек и правнуков поныне… Оркестровать улыбку Бомарше Мог только он

Соловьи монастырского сада, Как и все на земле соловьи, Говорят, что одна есть отрада И что эта отрада

Очам твоей души — молитвы и печали, Моя болезнь, мой страх, плач совести моей, И все, что здесь в конце

И в зле добро, и в добром злоба, Но нет ни добрых, нет ни злых, И правы все, и правы оба,— И правоту

В диссонах Пуччини броско Любила (финал на откосе!) Певица Флория Тоска Художника Каварадосси.

Бессонной ночью с шампанским чаши Мы поднимали и пели тосты За жизни счастье, за счастье наше.

Январь, старик в державном сане, Садится в ветровые сани, — И устремляется олень, Воздушней вальсовых

О России петь — что стремиться в храм По лесным горам, полевым коврам… О России петь — что весну встречать

Зашалила, загуляла по деревне молодуха. Было в поле, да на воле, было в день Святого духа. Муж-то старый

Вервэна, вена Венеры, Напиток плымный любви! Пою восторженно-смело Благие свойства твои: Ты так же, как

Антинэя! При имени этом бледнея, В предвкушенье твоих умерщвляющих чар, Я хотел бы пробраться к тебе

Десятый день ее корвет Плывет среди полярной сини, И нет все пристани, но нет На корабле ее — уныний.

Поэт, во фраке соловей, Друг и защитник куртизанок, Иветту грустную овей Улыбкой хризантэмных танок

1 Белая Лилия, юная Лилия Красила тихий и сумрачный пруд. Сердце дрожало восторгом идиллии У молодой

Когда проезжает конница Мимо дома с красною крышей, В кухне дрожит иконница, Сколоченная блаженным Гришей

Есть где-то край… Есть где-то край волшебный, Где небеса и море — бирюза, Где все поет кому-то гимн хвалебный

То клубникой, то бананом Пахнет крэмовый жасмин, Пышно-приторным дурманом Воссоздав оркестр румын.

Весело, весело сердцу! звонко, душа, освирелься! — Прогрохотал искрометно и эластично экспресс.

И снова в хвойную обитель Я возвращаюсь из Москвы, Где вы меня не оскорбите И не измучаете вы.

В северном небе играют огни, Вечную жизнь возвещают они. Мирра Лохвицкая На пустынной дороге, у старой

Я топью прохожу необозримой… Но я крылат! и что мне грани гор, Что взор завидел мой неизмеримый, Неизмеримый взор.

М.А. Сливинской Это не веянье воздуха, На дыханье Божества В дни неземные, надземные Божественного Рождества!

Все те же краски, те же типы В деревьях, птицах и цветах: Как век назад — сегодня липы, Как век вперед

Так и жила бы ты в безвестности Для ласки жаждущей души, Когда б не встретил этой местности, Полузаброшенной в глуши.

Летишь в экспрессе — жди крушенья! Ткань доткана — что ж, в клочья рви! Нет творчества без разрушенья

Голосок, как колокольчик, Зазвонил любви слова, И от гула у поэта Закружилась голова. Все могло бы быть

О.Ф. Гудят погребальные звоны… Как жутко ты мне дорога!.. Мечтаю ль, — лунятся лимоны; Заплачу ль, —

Я видел свершенное диво. Узнав, будешь им пленена. В той роще, где было правдиво, Взошли наших чувств семена.

Чем в старости слепительнее ночи, Тем беспросветней старческие дни. Я в женщине не отыскал родни: Я всех

Лошадка, что булана и борза, Домчала нас в избушку в тихий вечер Рождественский. В ней елочные свечи

«Он лучший изо всех моих Хозэ», — Прощебетала пылкая Ирина, Изящно выпив ломтик мандарина. Пел самовар.

Звезды — это грезы ангелов подлунных, А цветы земные — это слезы их. А мечты поэта — нимфы на бурунах

И было странно ее письмо: Все эти пальмовые угли И шарф с причудливой тесьмой, И завывающие джунгли.

Я не живу душой на свете, Хотя реально в нем живу; Но где мой край, где шири эти, — Я вам навряд ли назову.

Интеллигентный человек Гордится музарю подмогой: Ведь музарь озаряет век. И всякий чуткий человек, Живых

В Тебе есть то, чего ни в ком, ни в ком. Ты мне близка, как лишь себе сама. Твой голос, мной невпитый

Под обрывом у Орро, где округлая бухта, Где когда-то на якорь моторная яхта Ожидала гостей, Под обрывом

Я в комфортабельной карете, на эллипсических рессорах, Люблю заехать в златополдень на чашку чая в жено-клуб

Подходят ночи в сомбреро синих, Созвездья взоров поют звезде, Поют в пещерах, поют в пустынях, Поют на

1 Когда я в стихах фривольно Пишу о минувшем дне, Я делаю многим больно, Но делали больно и мне… Ведь

Миньона, Мирра, Ингрид и Балькис — Слиянных воедино их четыре, Извечным украшеньем в этом мире Проведших

А. На-ой Лилии, лилии чистые, Звезды саронских полей… М. Лохвицкая В светозарной душе белых лилий посев

Алексею Масаинову В Японии, у гейши Ойя-Сан, Цветут в саду такие анемоны, Что друг ее, испанский капитан

Хрустит под сапогом валежник: Еще недавно здесь был куст. В моей душе — ведь я элежник! — Отдался грустью

Как часто матери причиной Несчастья в жизни дочерей Своей сухой любовью чинной И деспотичностью своей!

Абсент, питавший грубость апаша, В нем ласковые пробуждал оттенки. Телесные изничтожала стенки Полетом