Стихи Игоря Северянина
Гувернантка — барышня Вносит в кабинет В чашечках фарфоровых Creme d’epine vinette. Чашечки неполные
Назад два года наша встреча Не принесла любви твоей: Ты отвечала мне, переча Чужому из чужих людей… Я
Небо грустно и сиренево, Как моих мечтаний фон. Вновь дыханием осеннего Ветра парус оживлен.
В духане играл оркестр грузинов, Он пел застольцам: «Алаверды!» Из бутоньерки гвоздику вынув, Я захотел
Захрустели пухлые кайзэрки, Задымился ароматный чай, И княжна улыбкою грезэрки Подарила графа невзначай.
В тебе столько нежности тихой, Но, время бездумно влача, Ты скрыла ее под шумихой Такого ж бездумного дня.
Я пробегаю мокрой рожью. Ищу во ржи огнистый мяч… И слышу-вижу: к Запорожью Течет Олонецкий Кивач.
Не оскорбить их, скорбных, оскорбленьем, Скребущим дух: как скарб, у них нутро. Скопленье тел — не духа
Где ходит море синим шагом То к берегу, то к островам, Нет плаца бешеным ватагам, Нет фразы взбалмошным словам;
Вот пятый год, как ты мне дорога, А страсть юна, — как прежде, неизбывна, И нас влекут по-прежнему луга.
Вся в искрах-брызгах от взмаха весел, Ты хохотала, и я был весел. Я утомился и якорь бросил, А шаль сырую
Приезжай ко мне обязательно, приезжай. Эта встреча мне так желательна. Приезжай Привези с собой ноты
Даже странно себе представить, На кирпичный смотря забор, Что, оставив плевок заставе, Можно в черный
Я — царь страны несуществующей, Страны, где имени мне нет… Душой, созвездия колдующей, Витаю я среди планет.
Княжне Ар. Шахназаровой Кавказ! Я никогда не видел Твоих ущелий, рек и скал И на арабце, чуя гибель
Есть доказательство (бесспорней Его, пожалуй, не найти!) Что вы, культурники, покорней Рабов, чем вас
Не может быть! вы лжете мне, мечты! Ты не сумел забыть меня в разлуке… Я вспомнила, когда в приливе муки
Культурный зверь на двух ногах — Я утверждаю — жаждет крови: Ему в войне открыты нови Разбогатиться на
Воскрес любви зарей Воскреса! Я, умиленный без мольбы, С зарею жду Господня взвеса Моей трагической судьбы.
Сбываются грезы лазоревые, Сбываются майские сны, И, снова восторг раззадоривая, Дарят упоенье весны.
Мне никогда не видеть, не слыхать И не назвать ее мне никогда. Но верным быть, ее любовно ждать.
В живой уют зеленых кружев Вошел я в мае всей душой. Я жаждал счастье обнаружить, Я верил… Было хорошо.
Мне сказали однажды: «Изнывая от жажды Просвещенья, в России каждый, знай, гражданин Тонко любит искусство
Как хорошо, что вспыхнут снова эти Цветы в полях под небом голубым! Как хорошо, что ты живешь на свете
Любовь приходит по вечерам, А на рассвете она уходит. Восходит солнце, и по горам, И по долинам лучисто
Смехач, из цирка клоун рыжий, Смешивший публику до слез, Был безобразней всех в Париже, И каждый жест
Однажды в нашей северной газете Я Вас увидел с удочкой в руках, — И вспыхнуло сочувствие в поэте К Жене
В ее будуаре так много нарциссов, Китайских фонариков радуга светов И ярких маркизов, и юных поэтов
Мы встретились холодною зимою В селении, заброшенном в снегах, И поняли: пришел конец покою — Любовь
Лишь тот велик, кто верит в мощь свою, В величии простив ошибки слабых. До жабы есть ли дело соловью?
1 «Любовница» пошло звучит, вульгарно, Как все позахватанное толпой, Прочти ли сам Пушкин свой стих янтарный
В ней тихо бродила душа Тургенев В ней тихо бродила душа. Она была так хороша. Душа хороша как она: Пригожа
В туфле ли маленькой — «Les fleurs du mal», В большом ли сердце — те же результаты: Не злом, а добродетелью
Весенний день горяч и золот,- Весь город солнцем ослеплен! Я снова — я: я снова молод! Я снова весел
Он в жизнь вбегал рязанским простаком, Голубоглазым, кудреватым, русым, С задорным носом и веселым вкусом
Меня положат в гроб фарфоровый На ткань снежинок Яблоновых, И похоронят (…как Суворова…) Меня, новейшего из новых.
В двенадцати верстах от Луги, В лесу сосновом, на песке, В любимом обществе подруги Живу в чарующей тоске…
О, милая, как я печалюсь! о, милая, как я тоскую! Мне хочется тебя увидеть — печальную и голубую… Мне
В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли, Где под пудрой молитвенник, а на ней Поль де-Кяк, Где брюссельское
Не избегай того, что быть должно: Бесцельный труд, напрасные усилья, — Ведь ты моя, ведь так предрешено!
Вся радость — в прошлом, в таком далеком и безвозвратном А в настоящем — благополучье и безнадёжность.
Весенней яблони, в нетающем снегу, Без содрогания я видеть не могу: Горбатой девушкой – прекрасной, но
Ночью выплыла из Байкала, И поближе держась к кайме Нижних скал (не меня ль искала?), Ангарою пошла таймень.
Я люблю тебя нежнее Белой лилии, Я пою тебя волшебней Сказок фей. Я беру тебя в аллее Весь — воскрылие
Мои стихи — туманный сон. Он оставляет впечатление… Пусть даже мне неясен он, — Он пробуждает вдохновение…
Что думал «Александр Четвертый», Приехав в гатчинский дворец, Обозревая пол, протертый Людьми без мозга и сердец?
За рекой высыхает река Австралийского материка, Что края из пучины воздвиг, А затем серединой возник…
Непоняты моей страной «Стихи в ненастный день», три года Назад написанные мной Для просвещения народа.
Когда твердят, что солнце — красно, Что море — сине, что весна Всегда зеленая, — мне ясно, Что пошлая
Ты набухла ребенком! ты — весенняя почка! У меня будет вскоре златокудрая дочка. Отчего же боишься ты