Стихи Игоря Северянина
Ты пела грустно, я плакал весело?! Сирень смеялась так аметистово… Мне показалось: луна заметила Блаженство
Меня качал двухгорбно Верблюд, корабль пустынь, Мне было скорбно-скорбно, Цвела в душе полынь.
Великого приветствует великий, Алея вдохновением. Блестит Любовью стих. И солнечные блики Елей весны
Андрею Виноградову Еще весной благоухает сад, Еще душа весенится и верит, Что поправимы страстные потери
Мой друг, Владимир Маяковский, В былые годы озорник, Дразнить толпу любил чертовски, Показывая ей язык.
Оттого ль, что осенняя возникла рана В прожилках падающего листа, Девушка чувствовала себя так странно
Борец за благоденствие страны Жизнь отдает, не зная колебанья, Но зная хорошо, что суждены Ему, герою
Серый заяц плясал на поляне. Лунный свет трепетал на воляне. В сини глаз загорелся восторг.
Где-то на черешнях, Там, в краях нездешних, Распевают птицы Но не так, как тут. Грезят в сферах вышних
Всех женщин все равно не перелюбишь. Всего вина не выпьешь все равно… Неосторожностью любовь погубишь
Ты слышишь, Аллочка, как захрустели шины? Мы поднимаемся на снежные вершины. Каттарро ниже все.
Тридцать весен встречала она, Отдавалась бесстыдно не раз, Но была ли хоть раз влюблена, Влюблена от
Прост и ласков, как помыслы крошек, У колонок веранды и тумб Распускался душистый горошек На взлелеянной
(сонет) Трагические сказки! Их лишь три. Во всех мечта и колдовство фантазий, Во всех любовь, во всех
Если с нею — как храм, природа. Без любимой — она тюрьма. Я за марку улов свой отдал: Без обеда — не
Распустилась зеленая и золотая, Напоенная солнечным соком листва. Грез весенних вспорхнула лукавая стая
Сыграй мне из «Пиковой дамы», Едва ль не больнейшей из опер, Столь трогательной в этой самой Рассудочно-черствой
Как блекло ткал лиловый колокольчик Линялую от луни звукоткань! Над ним лунел вуалевый эольчик И, камешки
О, пойми— о, пойми, — о, пойми: В целом свете всегда я одна Мирра Лохвицкая 1 Давался блистательный бал
Казалось бы, во время ваше, Когда все меньше с каждым днем Поэтов с Божеским огнем, — В такое время
Гули-гулинька, гуля-гулинька, С белым крылышком голубок… Это ты, мой друг, ты, Катюлинька. Ты, Катюлинька
Когда берет художник в долг У человека развитого, Тот выполняет лишь свой долг, Художнику давая в долг
Четырехместная коляска (Полурыдван-полуковчег…) Катилась по дороге тряско, Везя пять взрослых человек.
«Культура! Культура!» — кичатся двуногие звери, Осмеливающиеся называться людьми, И на мировом языке
«У плотины старой мельницы». Леонид Афанасьев. Ваши милые мелодии, Где воспели вы наш сад, Как волшебные
Порыв натуры героичной, Полет в бездонье голубом, Меж строчек голос мелодичный — Вот пафос этой лиры в чем!
Любила… Но что это значит? Да, что это значит — любила? Откуда узнал я? Не знаю… Но знаю, что это так
Маленькая девочка скучает, Маленькая девочка не знает, Как смотреть на грусть ее мне больно, Что своей
Вы помните ли полуанекдот, Своей ничтожностью звучащий мило, Как девочка у матери спросила, Смотря на
Его гарем был кладбище, чей зев Всех поглощал, отдавших небу душу. В ночь часто под дичующую грушу С
Выйди в сад… Как погода ясна! Как застенчиво август увял! Распустила коралл бузина, И янтарный боярышник
Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи, Мясо наелось рыбы и налилось вином. И расплатившись с мясом
Пейзаж ее лица, исполненный так живо Вибрацией весны влюбленных душ и тел, Я для грядущего запечатлеть
Запад Погас… Роса Поддалась… Тихо В полях… Ива – Голяк… Ветрится Куст… Зебрится Хруст… Ломок Ледок… Громок
О, посмотри! как много маргариток — И там, и тут… Они цветут; их много; их избыток; Они цветут.
Любви возврата нет, и мне как будто жаль Бывалых радостей и дней любви бывалых; Мне не сияет взор очей
В моей душе восходит солнце, Гоня невзгодную зиму. В экстазе идолопоклонца Молюсь таланту своему.
Чем эти самые живут, Что вот на паре ног проходят? Пьют и едят, едят и пьют — И в этом жизни смысл находят…
Мороженое из сирени! Мороженое из сирени! Полпорции десять копеек, четыре копейки буше. Сударышни, судари, надо ль?
Двадцать седьмое августа; семь лет Со дня кончины Лохвицкой; седьмая Приходит осень, вкрадчиво внимая
Ежевечерно из «Quo vadis» Играл чахоточный цитрист. Ему внимал грустящий Madis, Рыбак и местный колонист.
Вижу, капитан «Скитальца-моряка», Вечный странник, Вижу, как твоя направлена рука На «Titanic»… Знаю
Мелькнула сине пелеринка На крэме платья — за углом… О Синей Птице Метерлинка Вдруг в мыслях выражен излом.
У Юнии Биантро Совсем левкоевая шейка. Смакует triple sec Couantreu Весь день изысканная миррэлька.
От солнца я веду свой древний род Мирра Лохвицкая Есть что-то в ней, что красоты прекрасней Е.
Когда вы едете к деревне Из сквозь пропыленной Москвы, Уподобаетесь царевне Веков минувших тотчас Вы.
Полней бокал наполни И пей его до дна, Под бичелучье молний, Истомна и бледна! Душа твоя, эоля, Ажурит розофлер.
В деревне, где легко и свято Природе душу передам, Мне прямо страшно от разврата Столичных девствующих дам.
Я подхожу к окну: в опустошенье Деревья, море, небо и поля. Опустошенным кажется движенье И проплывающего корабля.
I Поет метель над тихо спящим бором; Мерцает луч холодных, тусклых звезд; Я еду в глушь, и любопытным