Стихи Игоря Северянина
Две силы в мире борются от века: Одна — Дух Тьмы, другая — Светлый Дух. Подвластна силам сущность человека
Что это? — спичек коробок? — Лучинок из берез? И ты их не заметить мог? — Ведь это ж грандиоз!
Вера Федоровна! Сегодня Я заехал к Вам из полка: Уж изнервничался я очень, И такая была тоска… Долго
Уже деревья скелетеют… Балькис Сивская Уже деревья скелетеют И румянеют, и желтеют; Уж лето бросило поля
Мне кажется, что сердце биандрии, Идейной биандрии — виноград. Она стремится в зной Александрии, Лед
А вечерами матиола Нас опьяняла, как вино, И строфам с легкостью Эола Кружиться было суждено.
П.А. Ларионову. Мне что-то холодно… А в комнате тепло: Плита натоплена, как сердце нежной лаской.
Я чем-то подавлен, я чем-то стеснен. Нет слов подходящих для звончатых песен. И май в этот год уж не
Закатным солнцем озаренная И солнце озарив закатное, Влекуще-недоговоренная, Идет высокая и статная.
Прозрачный небосклон далекого Востока Сменяет ночи тьма, мертвя собой жару. Я шляпу легкую и плащ с собой
Гиацинтами пахло в столовой, Ветчиной, куличом и мадерой, Пахло вешнею Пасхой Христовой, Православною
Я умру в наступившем году, Улыбаясь кончине своей… Человек! ты меня не жалей: Я ведь был неспособен к
От вьюги снег в полях муаров, Сиренево-голубоват. И рядом грохотных ударов Морской пустой простор объят.
Блузку надела яркую, — Зеленую, ядовитую, — И, смеясь, взяла меня за руку, Лететь желанье испытывая.
Так и хочется перекреститься на Солнце, Потому что в нем больше, чем в ком-нибудь, Бог — Полевого, лесного
Душа все больше, все безгневней, Все малодушнее она… Я грежу летом и деревней, И это значит — вновь весна!
Мой стих — пощечина Условиям земли. Чья мысль отточена, Внемли! Эй вы, иуды-братья, Сжигайте песнь мою
Смотрю ли я на водяные стали, Безмолвный сфинкс на запустелом мысе, Туда, туда — в оранжевые выси!
Ты, вероятно, помнишь, да и забыть могла ли, Хотя бы и старалась навеки позабыть Те вечера и ночи, когда
…отдыхала глазами на густевшем закате… Н. Лесков Отдыхала глазами на густевшем закате, Опустив на колени
Сегодня утром зяблики Свистели и аукали, А лодку и кораблики Качели волн баюкали. Над тихою деревнею
Вервэна, упоенная морской Муаровой волной, грустней Лювэна, Овеяла меня своей тоской Вервэна.
Она меня так баловала, Следя из-за гроба за мной. Предчувствие в сердце обвала Сближало меня с неземной.
Каких-нибудь пять лет, — и что за перемена! Какой разительный с умчавшимся контраст! Взамен изысканных
О пушкинской мне говорит Татьяне Уснувшей уходящее лицо! Я остерегся бы (мы с ней в романе!
Пойдем, Маруся, в парк; оденься в белый цвет (Он так тебе идет! ты в белом так красива!) Безмолвно посидим
Не успокоиться и не поправиться Мне в этой местности, всегда чужой: Мне все недужится, мне все не нравится
И вот опять вдали Эст-Тойла С лазурью волн, с ажурью пен. Конь до весны поставлен в стойло, — Я снова
С крыш падая, тают бриллиантики, И солнце осталило стекла, Сирень еще держит листву… Мороз закрутил ее
Меня отронит Марсельезия, Как президентного царя! Моя блестящая поэзия Сверкнет, как вешняя заря!
Я тебя постараюсь простить, Как прощает свечу мотылек… Пусть отныне тебе я далек, Но приди же меня навестить.
Я — плутоватая, лукавая сорока И я приятельница этих строк, Живущих в бедности по мудрой воле рока, Про
Ты чутко читала Сергея Волконского На синей тахте у стены голубой. Я только что кончил работу с эстонского
Перевести Эредиа сонеты — Заданье конкурса. Недели три Соревновались в Мюнхене поэты. Бальмонт и я приглашены в жюри.
Итак вы снова в Дылицы? Ну, что же, в добрый час. Счастливица! счастливица! Я радуюсь за Вас!
По вечерам графинин фаэтон Могли бы вы заметить у курзала. Она входила в зал, давая тон, Как капельмейстер
Испуганно внемля далекой ракете, Когда задремали в истоме сады, Купая лицо в резедовом букете, Она понимала
В детстве слышал я ночами Звуки странного мотива. Инструмент, мне неизвестный, Издавал их так красиво.
Чувство крылатое властно лишь миг, Мысль вдохновенная — век. Что головою поник? Чувство порывное властно лишь миг.
Я мечтаю о том, чего нет И чего я, быть может, не знаю… Я мечтаю, как истый поэт, — Да, как истый поэт, я мечтаю.
Синь неба облачного матова. Как клочья ваты, облака. В сопровожденьи пса лохматого Иду к реке, — шумит река.
Лионель — певец луны. Мирра Лохвицкая Я лунопевец Лионель — Пою тебя, моя царица. Твоим лучом да озарится
Вступление[1] Не из задора, не для славы Пишу онегинской строфой Непритязательные главы, Где дух поэзии живой.
Кончается одиннадцатый том Моих стихов, поющих о бывалом, О невозвратном, сказочном, о том, Что пронеслось
Тяжко видеть гибель мира, Ощущать ее. Страждет сердце, друг мой Мирра, Бедное мое. Все так жалко, так
Как на казнь, я иду в лазарет! Ах, пойми! — я тебя не увижу… Ах, пойми! — я тебя не приближу К сердцу
Пуччини и Сарду Стонет, в страданиях мечется Тоска, Мысли расплылись, как глетчеры воска, Взоры — безумны
Борису Верину Искусство в загоне, — сознаемся в этом! Искусство затмила война. Что делать в разбойное
Соны качеля, белесо ночело. Лес печалел в белосне. Тюли эоля качала Марчелла: — Грустно весенне усни!
Партийность — источник всех зол и всех бед: Отбросьте партийность и ждите побед, Побед окрыленного духа.