Стихи Игоря Северянина

Тебе в альбом электростишу Свою шутливую рондель, Возьми же эту самодель, Чтоб спрятать в башенку под крышу.

Я перечитываю снова Твои стихи, — и в ореол Давно угасшего Былого Взлетел «Тоскующий Орел»!

Цветы лилово-голубые, Всего в четыре лепестка, В чьих крестиках мои былые Любовь, отвага и тоска!

Спичка вспыхнула огненным смехом И потухла, дымясь, как печаль, В этом миге есть общее с веком: Вечно

Ах, поглядите-ка! Ах, посмотрите-ка! Какая глупая в России критика: Зло насмеялася над «Хабанерою», Блеснув

1 Они еще живут, кто вырос на мечтаньях, На старых классиках, прославивших уют Усадеб родовых, — в своих

О своей любви Вы мне не говорите: Я люблю мужа, у меня дети; Не трудитесь расставлять сети, А если пылаете

Ее глаза, глаза газели, Синеют в усиках ресниц. Она опустит очи ниц, И щеки вдруг зарозовели.

Я чувствую наверняка — Ах, оттого и боль сугуба! — Что прозы подлая рука Весь этот парк повалит грубо

Что сделать я мог, то я сделал, и с миром ты ныне, О, жизнь, отпускаешь меня… А. Жемчужников Он отошел

Король Фокстротт пришел на землю править, ??Король Фокстротт! И я — поэт — его обязан славить, ?

Ты только что была у проходимца Зета, Во взорах похоти еще не погася… Ты вся из Houbigant! ты вся из

«Привиденье Финского залива», Океанский пароход-экспресс, Пятый день в Бостон плывет кичливо, Всем другим

О, Лилия ликеров, — о, Cre’me de Violette![1] Я выпил грез фиалок фиалковый фиал… Я приказал немедля

Свежей душистого горошка, И значит — свежести свежей, Немножко больше, чем немножко, Ты захотела стать

Наша встреча — похороны дней Предыдущих, кажущихся прахом. Призадумайся, мой друг, над ней, Над судьбы

Св. кн. О.Ф. Им-ской То было в Гатчине, лет десять Тому назад, но до сих пор Отрадно мне тем летом грезить

Мой дом стоит при въезде на курорт У кладбища, у парка и у поля. Он с виду прост, но мною дом мой горд;

Ты, может быть, меня и любишь, Я в это верю иногда, Но никогда не приголубишь И не отдашься никогда.

(Ответ Валерию Брюсову на его послание) Я так устал от льстивой свиты И от мучительных похвал… Мне скучен

На восток, туда, к горам Урала, Разбросалась странная страна, Что не раз, казалось, умирала, Как любовь

I Там, вблизи от пышных гридниц, Где князья в кругу бесстыдниц — Полюбовниц правят пир, Где истомны горностаи

О среброголубые кружева Уснувшей снежной улицы — аллеи! Какие подыскать для вас слова, Чтоб в них изобразить

Словенка Лиза, повара жена, Веселая красивая шатенка, Сказала мне, в ручье отражена (И в этом прелесть

Памяти Мирры Лохвицкой Не слышу больше я песен страстных, Горячих песен, любовных песен, Не вижу взоров

Быть может, ты сегодня умерла В родном тебе, мне чуждом Будапеште, В горах подвергнувшись когтям орла.

Москва вчера не понимала, Но завтра, верь, поймет Москва: Родиться русским — слишком мало, Чтоб русские

Дверь на балконе была из стекол Квадратиками трех цветов. И сквозь нее мне казался сокол, На фоне моря

1 Когда еще мне было девять, Как Кантэнак — стакана, строф Искала крыльчатая лебедь, Душа, вдыхая Петергоф.

Твои уста — качели лунные, Качели грезы… Взамен столбов две ручки юные, Как две березы, Сольем в дуэт

Арфеет ветер, далеет Нарва, Синеет море, златеет тишь. Душа — как парус, душа — как арфа. О чем бряцаешь?

Ani Martin Как тебя она любит! как тобою любима! Вы — как два дьяволенка! вы — как два серафима!

Я окропил росой его таланта Свои мечты и вижу: входят в парк — Как призраки — Онегин, Иоланта, Татьяна

Простишь ли ты мои упреки, Мои обидные слова? Любовью дышат эти строки, И снова ты во всем права!

Когда бы быть царем великого народа, Мне выпало в удел, вошел бы я в века: На слом немедленно могучий

По отвесному берегу моря маленькой Эстии, Вдоль рябины, нагроздившей горьковатый коралл, Где поющие девушки

Вас. Вит. Шульгину Я хожу по дворцу в Цетинье — Невзыскательному дворцу, И приводит меня уныние К привлекательному лицу.

Я писал ей вчера, — робко, слезно просил, Если можно, зайти вечерком — Потому что забыт, потому что нет

С постели Встала. На голом теле Дымится ало И стынет сон. Улыбки дрожко Стрекозят крылья. В глазах —

…То будет впредь, то было встарь… Он полюбил Мечту, рожденную мечтою, И первую любовь, заворожен святою

Я осень убиваю в городе, Распластываю святотатственно, Привыкший различать в аккорде Ее лесов зов некий

Меня взорвало это «кубо», В котором все бездарно сплошь, — И я решительно и грубо Ему свой стих точу, как нож.

Достоевскому Благочестивого монастыря Гостеприимство радостно вкушая, Я говорю: жизнь прожита большая

Как жалки ваши шиканья и свист Над мертвецом, бессмертием согретым: Ведь этот «богохульный коммунист»

В моем добровольном изгнании Мне трудно представить, что где-то Есть мир, где живут и мечтают, Хохочут

Моя Фелиссочка! Моя красавица! Тебе, Любимая, мой «Менестрель». Всему изыскному должна ты нравиться

О Мирре грезит Вандэлин, О Вандэлине грезит Мирра. Она властительница мира, И он — вселенной властелин.

Ты, человек, клянущий небеса, Клянущий землю, плаху вечной казни, Пойми меня; о, что за чудеса — Снега

Грежу: пред мною Балтийские воды, Цвета лазури, все в искрах — брильянтах, Сердце в мелодиях, страстных

1 Профессор Юрий Никанорыч, — Мечтатель, девственник, минорыч, Своей Иронии жених, — Был вызван братом